кальвадос. Произведено во Франции».
Вдоль всей длины одной из стен на металлических колоннах располагалась внутренняя пристройка. На ее металлическом полу размещалось длинное помещение, разгороженное на отдельные комнаты. Каждая комната имела собственную дверь. Они выходили на общую галерею, тянущуюся вдоль всей пристройки. Большинство дверей были открыты, обнажая за собой жилые комнаты с кроватями, коврами и кухонной утварью.
На этой галерее, словно на узкой улочке южного городка, кипела жизнь. За низком столиком трое стариков с обликом библейских патриархов ожесточенно бросали перед собой игральные карты. Две цыганки резали на маленьком столике овощи и о чем-то оживленно судачили, то и дело приближая горбатые носы на расстояние диаметра спички. Опершись на перила, загорелый молодой паренек и рыжеволосая девушка смотрели то ли вниз, то ли в себя. И мимо всех носились трое черноголовых мальчишек и совсем маленькая русоволосая девчонка в белом платьице и с красным бантом в волосах.
Из-за стены картонных коробок вышел высокий худощавый мужчина и обратился к Штирбе:
– Дядьку Василэ, а я до вас!
– Чего ж тоби, хлопче? – остановился барон.
– Так и шо робыть с той ракией со сливами?
– А шо тоби с ней надо робыть?
– Отправлять до Барнаулу, чи нет?
– А хлопчики с Барнаула долг вернули?
– Та, ни! Но еще утречком звонили по мобиле, клянуться-божутся на той недельке все зараз вернуть… Так как, дядько Василэ?
Цыганский барон провел ладонью по черной с сединой бороде.
– А чего ты, Михелэ, телегу поперед лошади запрягаешь? Хлеб за брюхом не ходит! Вернут долг, тогда и отправляй! А то с тобой, как с тем добрым хозяином будэ, что во время праздника все хозяйство нищим роздал, а потом жалкует во весь голос – люди добрые, мамалыгу сварить не из чего!
– Да, я и сам так думал, дядько Василэ… Боялся, вы до Барнаула отправлять велите…
– Кому ж я отец – вам или тем байстрюкам с Барнаула, а?
– Так для нас, вы как ридный батько, дядько Василэ!
– Вот то-то, Михелэ! Иди, посмотри, чтобы Омский товар не гуртом взяли, а каждый ящик пощупали! А то, знаю я этих омичей! Подсунут труху, а потом скажут, бачили очи, шо покупалы!
– Гляну, дядько Василэ! – ответил высокий цыган и исчез в щели между ящиками.
Ефим с бароном и Соней прошли огромный ангар насквозь. В его противоположном торце была низкая железная дверь. За ней непроницаемой стеной росла узколистная сибирская акация. По незаметной, прячущейся в зелени тропинке они вышли к большой беседке. Ее стены и потолок были сплетены из гибких ивовых прутьев.
В беседке стоял накрытый белой скатертью стол. На нем гордо высилась большая фарфоровая супница. В углу помещался маленький буфет со столовыми принадлежностями.
Ефим не ошибся в своих радужных предположениях по поводу предстоящего обеда.
Соня приготовила чорбу – молдавский борщ на крепком курином бульоне с красным перцем и кавурму – тушоного молодого барашка с чесноком, томатами и баклажанами. В качестве закуски на столе присутствовал сладкий ялтинский лук с фиолетовой кожицей и, конечно, местные малосольные огурчики, которые хрустели во рту, как жареная кукуруза.
– Так, какое дело у тебя, Ефим? Говори! – разливая из большой непрозрачной бутыли красное вино, спросил Василь. – Неужели про яблочную водку узнать хочешь? Так, ты про нее и так знаешь… Разве, сам не пил? – хозяин лукаво прищурился. – А что этикетки иностранные на бутылки лепим, так она от этого хуже не становится…
– Твое алкогольное производство, Василь, меня не интересует…
– Колечки, что ли? – осторожно спросил Штирбу. – Да сколько там мы этих колечек делаем?… – поморщился он. – Кот наплакал! И говорить-то не о чем…
– Обручальные кольца меня тоже не интересую, Василь.
– А-а-а… Так, ты по лотерейным билетам пришел? Ну, это ты зря!… С билетами нас самих обманули… Мы ж их брали у человека с официальными документами! Да, все по форме… Уполномоченный «Линго-шоу»! Мы узнали, что они фальшивые, когда уже сами продавать стали! Ну, откуда мы про это могли знать? Мы же – не милиция! А на вид – настоящие билеты! Все на месте! Гладкие такие, красивые! Не отличишь!
– Да, я, Василь, и слышать про эти билеты не хочу!
– А что ж тогда? – недоумевающее произнес хозяин. – Ты, Ефим, знаешь, лично я и мои ромалэ к наркотиками отношения не имеем… Я сам эту дурь ненавижу… Она ж саму жизнь под корень жжет! А нет жизни, и ничего нет… И мы, ромалэ, никому не нужны будем! Кому гадать станем? Кому иностранную водку- кальвадос продавать, а?
– Не все ромалэ так думают… – осторожно заметил майор.
– Да, не все! – слегка пристукнул кулаком по столу Штирбу. – Но я сам этой дурью не занимаюсь, своим не разрешаю и никого с ней сюда не пущу! А то, что весной милиция какого-то сверчка с порошком в Колосовке задержала, так это – не мой! Если бы знал, я первый бы ему башку свернул… А то, на цепь посадил и заставил французские этикетки на бутылки лепить. Точно говорю! Разве я тебя, Ефим, обманывал когда-нибудь?..
– Нет, ты меня Василь никогда не обманывал. Да, я не про это поговорить хочу.
– Так говори! Не тяни уж! – нетерпеливо произнес цыган.
Майор сделал нарочитую паузу и, потянувшись за кружочком огурца, спросил.
– Слушай, Василь, говорят, у тебя ссора с Сабаталиным была?
– А-а-а, это… – протянул цыганский барон Штирбу. – Да, не было никакой ссоры… Так, немножко громко поговорили, вот и все…
– А из-за чего громко поговорили-то?
– Да, ну, ерунда! – уходил от ответа Василь.
– Ну, что-то было? Люди слышали… – не отставал Ефим.
– Чуток погорячились… Да, мы тогда же и уладили все… Потом ничего такого не было… – по-прежнему отказывался говорить по существу хозяин.
Майор положил вилку, показывая, что просто так, без объяснений, тему не оставит.
– Подожди, Василь. – поднял он ладонь. – Как же не было? Говорят, угрожал ты ему! Чего-то на голову ему обещал наслать… А, видишь, как вышло – беда с ним и случилась… Голова отказала!
Майор Мимикьянов внимательно посмотрел на цыганского барона.
Он, конечно, понимал, игрой в гляделки цыгана не испугаешь. Просто показывал – дело серьезное, говори, все, что знаешь.
– Ефим, неужели ты на меня грешишь? – тоже внимательно взглянул на майора барон Штирбу.
Они помолчали.
– Слушай, Ефим Алексеевич! – тронула майор за плечо сидящая от него по другую руку Соня.
Майор повернул голову.
Соня прямо-таки излучала уют и спокойствие. Не кулаки, не ружья, ни деньги, жена была самым надежным оружием у барона Василя Штирбу.
– Цыганки все могут. – сказала она. – И порчу навести, и так сделать, что жизнь из тела незаметно, по капле утечет, и так, что человек сам себя забудет… Но тут – не цыганское дело.
– А, чье дело? – поинтересовался майор.
– Ты, Ефим Алексеевич, ищи тех, кому Борис Петрович мешал…
– А вам разве не мешал? Говорят, старый гараж хотел отобрать?
– Так ведь не отобрал! Договорился с ним Василь по—хорошему, мирно… Да и что нам этот гараж? Не так он нам и нужен… И без него бы обошлись… Что же думаешь, из-за дрянного гаража цыгане такую порчу будут делать? Ты, что думаешь, это так, раз плюнул и все? Нет, за такое ведь и своей кровью платить приходится! А то и жизнью… Верхние силы задаром ничего не делают… Конечно, иногда бывает так, что никуда не денешься… И к ним обращаться приходиться… Бывает! Но здесь для такого дела причины нет. В другом месте ищи, Ефим Алексеевич!
