– Сегодня вопрос будет решен.
Вот еще одна присказка! «Сегодня вопрос будет решен». Так в префектуре отвечают бестолковые фраера, которые даже не планируют что-то решать.
– Вы уж решите. Сегодня. А коврик на Ленинградский доставьте, в салон. Охрана будет ждать.
Половина удачи – тоже удача. Плеснув в стакан на палец, Роман Романович около четверти часа ходил с ним, раздумывая, как правильно убрать Марину и Палача. Кирьян парень уравновешенный, адекватный, но Сказкина беспокоил Палач. В тандеме, работавшем долго и безупречно, это было слабое звено, причем слабым оно являлось не с точки зрения внутренней связи тандема, а со стороны, имеющей желание этот тандем разрушить. Про таких людей говорят, что не знаешь, чего от них ожидать. В полной мере это относилось к Палачу. Если Марина предсказуема, по-женски угадываема и постоянна в своих привычках и поступках, то ее напарник не имел никаких схем в жизни вообще. И в последнее время он вел себя так, словно перестал подчиняться собственной голове. Ну да ладно, это проблемы Кирьяна… А пока хорошо, что ковер вернулся.
Он подносил стакан к губам, когда зазвонил телефон.
– Да? – как можно грубее сказал он, понимая, что сейчас начнется доклад о выполнении второй части задания.
– Босс, они вернули ковер.
Сказкин поставил стакан на стол.
– Какой ковер?
– Ваш.
– Кто вернул?
– Они.
– Кто они?
– Эти, четверо.
Сказкин поднял стакан и с закрытыми глазами выпил.
– Кому… они вернули ковер?
– Себе.
Опустив руку, в которой был зажат телефон, Роман Романович приблизился к аквариуму, посолил его кормом, постукал пальцем по стеклу и вынул платок, чтобы стереть с головы внезапно выступившую влагу.
– Марина, – он наклонил голову к плечу, удерживая трубку, потому что вытирал руки платком. – Марина. Мариночка. – Роман Романович вдруг понял, что не знает, что сказать. Нужно было что-то сказать, а ему нечего сказать. Когда же это было в последний раз? А был ли он, этот раз? – А где Палач?
– Вот он.
Вот он… Еще, наверное, и пальцем показала, сука…
– А что вы сейчас будете делать? – спросил он, схватив подбородок, а потом выдавив его из кулака. – Нет, я так, неконкретно, чисто поржать. Меня просто распирает от любопытства, что вы собираетесь делать.
– Мы будем его возвращать.
Сказкин устало опустился в кресло, нащупал бутылку, приложил горлышко к губам.
– И долго, мать вашу, бесценный раритет будет кочевать из багажника в багажник? – когда он говорил, звуки его голоса гудели в бутылке, как пионерском горне.
– Понимаете, во время погони…
– Погони?.. – Сказкин размахнулся бутылкой, но спохватился так лихо, что расплескал виски себе на халат. – Я вас в погоню отправлял?!
– Это не мы устраивали погоню…
Полы халата разлетались на ходу, как крылья грифа, – Роман Романович метровыми шагами мерил свой рабочий кабинет на Рублевке.
– Я ничего не понимаю! Говори ясно!
– Это они за нами гнались.
– Они?! За вами?! – Сказкин остановился так резко, что подтолкнул сам себя и еще дважды топнул по паркету. – Надеюсь, сейчас вашей жизни ничего не угрожает?!
– Нет-нет, не беспокойтесь…
– Я не беспокоюсь, дура, я в шоке. Заказ гоняет наемных убийц по Москве!
– Мы не хотим отпускать их далеко от себя – вот в чем дело.
– Где мой ковер, убийцы?
– Он у них. Понимаете, во время пого… преследования случилось ДТП…
– Надеюсь, вы обменялись полисами ОСАГО? И что говорят аварийные комиссары?
– Роман Романович…
Сказкин взмахнул бутылкой.
– Найти их. Найти сегодня. Вы у меня рис в подвале шелушить будете до конца дней своих, если сегодня ковер не окажется в салоне, а четверо друзей – на грядках!
Подкинув трубку, он пинком отправил ее в угол кабинета. А потом выпил-таки из горлышка.
Глава 12
Слава
Сознание вернулось, когда джип качнуло. Я переполошился, так как насколько хорошо помнил, что было вчера, настолько же не все ясно было для меня относительно настоящего.
Слава богу, хроника событий быстро восстановилась. На Ленинградском проспекте мы отоварились, на Кутузовском едва не влипли. Все, вспомнил… А теперь джип катился по огромной территории, в которой без труда узнавалась территория либо турецкого отеля, либо российского пансионата. Значит, мы действительно приехали в санаторий, где бывший кардиолог Антоныч лечил сердца больных. Несколько лет назад он ушел из прозы медицины, посвятив себя поэтике капитала. Но знакомств не утратил. Частенько мне приходилось слышать, как он консультирует по телефону гипертоников или договаривается с местами в больницах. К слову сказать, это приносило ему немалый доход. Ну, еще бы. Быть у колодца да не напиться.
Звонок Антоныча в санаторий я тоже пропустил, иначе как объяснить, что не успел джип причалить к этому самому крыльцу, как в дверях показались две фигуры. Нечего и говорить, что люди эти были для меня незнакомые, а посему нужно было хотя бы для видимости произвести приятное на них впечатление. Я вытер слюни и расправил под пиджаком рубашку. Она еще хранила запах квартиры, где свои низкие пороки театрала я совмещал с опасной для жизни любовью. Для меня до сих пор остается загадкой, как при такой жене Толик выглядит свежим и жизнерадостным.
– Сережа, – с солнечной улыбкой, едва не осветившей парк за спиной Антоныча, проговорила женщина в белом халате, протянула как мать руки и двинулась к нашему водителю. – Сережа, дорогой, я так рада!
В последнем не было никаких сомнений. Я хорошо знаю Антоныча. И вижу, что женщине под сорок, и она, конечно, не Кэтрин Зета-Джонс, но при определенных обстоятельствах я не прочь был бы послушать с ней хиты Рея Чарльза. Но даже если бы преуспел в этом, то все равно оказался бы вторым. Антоныч массировал здесь сердца два года.
– Вы надолго к нам? – собираясь выглядеть гостеприимной не в частности, а вообще, спросила женщина.
– Дня на три, Верочка, – с лаской большей, чем того требовали обстоятельства, сообщил Антоныч. – Примешь?
– Ой, да что за разговоры?! Конечно!
Я видел, я чувствовал – она не замужем и у нее сегодня праздник. Мне захотелось выпить. И побыстрее.
Надо сказать, все четверо мы отвечали всем требованиям для людей, остро нуждающихся в
