Ночью Петру Батурину снились какие-то скелеты из досок и проволоки, они разгуливали по квартире и клацали челюстями, и скульптор Варенцов, похожий почему-то на Римму Васильевну, огромным молотом забивал в паркетный пол здоровенную сваю и кричал, что вот это-де настоящая работенка.
На следующий день в школе, в одну из перемен, Петр Батурин разыскал Римму Васильевну и спросил:
— А зачем вы все-таки нас к этому скульптору повели?
— Н-ну… — Римма Васильевна слегка смутилась. — Ну, я думала, что вам интересно будет. И вообще… Каждый современный культурный человек должен…
— Ну, ясно, — скучным голосом сказал П. Батурин. — Спасибо.
И, засунув руки в карманы, он не спеша пошагал по коридору. Встретив на лестничной площадке Витю Пискарева, он стал его внимательно разглядывать. Даже поворачивал из стороны в сторону.
— Чего это ты меня изучаешь? — спросил Витя.
— Ты рыбий жир пьешь? — спросил П. Батурин.
Витю Пискарева даже перекосило.
— Пью, — сказал он с отвращением.
— Витами-ни-зи-рованный?
— Ага.
— Эх, ты!
— А я-то тут при чем? Это мама.
То, что Витю перекосило от одного упоминания о рыбьем жире, Батурина несколько примирило с ним, но все же не настолько, чтобы простить Витеньке прочие белки и углеводы и драконовский домашний режим.
— Чудо-юдо мальчик, прямо, — сказал Батурин. — Тошнит даже.
И он пошел в класс. На душе почему-то было муторно.
Глава IV
В один прекрасный день Петр Батурин стоял на площадке у дверей своей квартиры и раздумывал — не подняться ли ему на этаж повыше и не заглянуть ли к профессору Орликову, благо тот приглашал? Наконец, обругав себя трусом и слабаком, он решительно пошел наверх. У самых дверей профессорской квартиры мужественный Петр Батурин вспотел и сердце у него заекало. За дверью раздавались довольно громкие и разнообразные голоса, но их покрывал могучий бас Вениамина Вениаминовича. Он рокотал сердито, и Петр Батурин обрадовался, что можно сегодня не заходить.
Он повернулся, и в это время распахнувшаяся дверь толкнула его в спину так, что он отлетел на другой конец площадки. Из квартиры вылетели взъерошенные Котька из 6-го «а» и второй Наташин брат Волька, четвероклассник. Дверь за ними тут же захлопнулась.
— Жуть! — сказал Котька, почесывая затылок. — Восемь баллов, не меньше.
— Девять, — возразил Волька.
— Что это вы? — спросил Петр.
— А, Батура. Здорово! — сказал Котька. — Ты чего тут торчишь?
— Да я… — замялся Батурин, — так, вообще…
— Он к Наташке, — пропищал Волька и хихикнул.
— Ну да, — недоверчиво сказал Котька. — Чего это вдруг?
— А он в нее влюбился, — на этот раз басом сказал Волька. — Я знаю.
Батурин от неожиданности икнул, бедняга. Котька во все глаза уставился на него, и рот у него расползся до ушей.
— Да ты не стесняйся, — сказал он и с уважением посмотрел на своего младшего братца. — Раз Волька сказал, значит, точно. Он все знает. Иди, она дома.
Батурин собрался с мыслями и принял гордый вид.
— И вовсе я не к ней, а к Вениамину Вениаминовичу.
— К бате?! — слегка удивился Котька. — А зачем он тебе?
— Мое дело, — сурово сказал Батурин.
— Ну, давай, — согласился Котька. — Раз дело, иди. — Он засмеялся. — У него как раз настроение подходящее.
Он быстро нажал кнопку звонка, а сам, притянув к себе Вольку, прижался в угол. Батурин ничего не успел предпринять, так как дверь открылась молниеносно, как будто кто-то специально стоял за ней и ждал звонка.
— Вам кого, молодой человек? — спросила маленькая сухонькая старушка, не то тетя Пуся, не то тетя Гуся.
— Я… мне… можно… — забормотал Петр.
— Ему Наташку, — пропищал из угла Волька. — Он в нее… м-мм… — он замычал, так как добрый Котька зажал ему рот.
— Пожалуйста, — вежливо сказала тетя Пуся или Гуся.
Она посмотрела куда-то внутрь квартиры и прислушалась. Там было тихо.
— Проводите, — она широко раскрыла перед Батуриным дверь, а сама вышла на площадку и сказала Вольке и Котьке громким шепотом: — Вы еще здесь? Учтите, я снимаю с себя всякую ответственность.
Котька и Волька молча, но стремительно посыпались вниз по лестнице.
— Так вы к Наташе, юноша? — спросила тетя Пуся.
— Да я, вообще-то… — замямлил Батурин, но в это самое время в переднюю вышла, «как мимолетное виденье, как гений чистой красоты», старшая дочь профессора Орликова, студентка Нина.
— Что это за славный мальчик? — спросило мимолетное виденье.
— Понятия не имею, — сказала тетя Пуся. — Он требует Наташу.
— Вовсе я не требую! — возмутился Батурин.
— Как вас зовут? — ласково спросила прекрасная студентка Нина.
— Петр, — откашлявшись, сказал Батурин. — Я…
— Очень приятно, — Нина приоткрыла дверь в комнату справа, позвала: — Натали! Я пошла. К тебе пришел славный, милый, приятный и очень воспитанный мальчик по имени Петруччио.
И она исчезла, а Петр, как истукан, остался стоять в передней. «Вот влип, окаянная сила! — думал он со злостью. — Как бы смыться?» На цыпочках он направился к выходу, но был остановлен удивленным возгласом:
— Батурин?!
Ах, Петр Батурин, Петр Батурин, куда девались ваши мужество, гордость и прочие положительные качества? Как дрожащей цыпленок, как мокрая курица, как жалкий червяк, предстали вы пред ясными очами Натальи Орликовой. Уши горят, во рту пересохло, колени трясутся и язык прилип к гортани — слова не вымолвить. Фу, какое жалкое зрелище!
Он молчал.
— Ты ко мне? — спросила Наташа и засмеялась. — Вот сюрприз! Раз пришел, так заходи. — И она втянула его в комнату, сказав при этом кому-то, кто стоял у окна: — Подумайте, са-а-ам Батурин собственной персоной! Легок на помине.
«Будь что будет», — устало подумал Батурин и поднял голову. У окна стояла девушка с веснушками и пушистым хвостиком на затылке, Алена Братусь. Только этого и не хватало Петру Батурину. Пропал он, бедняга. Заклюют.
— А знаешь, — весело сказала Алена Братусь Наташе. — Это даже хорошо, что он пришел. Вот мы с ним и посоветуемся.
