С ней были и Беатрис, и Литси, и Даниэль. Даниэль обменялась со мной лишь коротким приветствием, а потом тщательно игнорировала меня, внимательно разглядывая кружащих по паддоку лошадей. И все- таки она еще здесь, она еще пытается смириться с моей работой... Это уже кое-что.
— Доброе утро, — сказала принцесса, когда я поклонился ей.
— Даусон сообщил, что Уайкем звонил рано утром... Что, опять?
На лице принцессы отражалось беспокойство. Когда она увидела мое лицо, беспокойство сменилось страхом.
Она отошла немного в сторону, и я последовал за ней.
— Опять?! — спросила она, не в силах поверить этому. — Кто?!
— Только один, — ответил я. — Коль.
Она опустила ресницы, скрывая свое потрясение.
— Так же, как... как в прошлый раз?
— Да.
— Бедная моя лошадка!
— Мне очень жаль...
— Мужу я говорить не буду, — сказала она. — И им тоже. И вы, пожалуйста, никому не говорите, Кит.
— Все равно это будет в газетах, либо завтра, либо в понедельник, сказал я. — И, боюсь, еще хуже, чем в прошлый раз.
— Ох!
Эта перспектива потрясла ее, пожалуй, не меньше, чем сама смерть Коля.
— Нет, я не стану содействовать тому, кто давит на моего мужа! решительно сказала она. — Он не может подписать этот проклятый контракт!
Знаете, если он это сделает, он просто погибнет! Он не переживет бесчестья.
Он захочет умереть... так же, как все эти годы, несмотря на свое мучительное состояние, он всегда хотел жить. — Она посмотрела мне в глаза. Он... он очень дорог мне. Кит.
Мне вспомнилось, как моя бабушка говорила о моем задиристом деде:
«Люблю я этого старого мерзавца, Кит!» А ведь, пожалуй, моего деда любить было так же трудно, как и инвалида де Бреску...
То, что принцесса призналась мне в этом, казалось делом почти невозможным — но все же не настолько невозможным, как до всей этой истории с Нантерром. Я понял, что за последние восемь дней наши отношения сильно изменились.
Спасти его честь, спасти ему жизнь, спасти их семью... Господи, ну и задачка! Ей супермен нужен, а не Кит Филдинг!
— Не говорите ему про Коля, — еще раз попросила она.
— Не скажу.
Она покосилась на Беатрис.
— Я никому не скажу, — пообещал я. — Но на ипподроме все равно станет известно. Дасти и прочие конюхи Уайкема знают и молчать не станут.
Так что, боюсь, это разойдется.
Она чуть заметно кивнула с несчастным видом и перенесла внимание с Беатрис на Геликона, которого как раз проводили мимо. Несколько секунд она провожала его взглядом.
— Что вы о нем думаете? — спросила она, машинально включив свой защитный механизм. — Чего мне ждать?
— Он все еще немного горяч, — сказал я, — но, если мне удастся его обуздать, у нас будут хорошие шансы.
— Но не новый Кинли? — спросила она.
— Пока нет.
— Вы уж постарайтесь...
Я, как обычно, ответил, что постараюсь, и мы присоединились к прочим, как будто только и говорили, что о Геликоне.
— А Аллардек на тебя опять смотрит, — сказала Даниэль. Я ответил, что давно это заметил — он с меня весь день глаз не сводит.
— И как это тебе на нервы не действует? — спросила Даниэль.
— Да что вы, какие у него нервы! — усмехнулся Литси.
— Вы о мистере Аллардеке? — вмешалась Беатрис. — Никак не могу понять, за что вы его так не любите! Очень приятный джентльмен!
«Очень приятный джентльмен» неутомимо пялился в мою сторону, всем своим видом демонстрируя, что я «вторгся на его территорию». Мне снова сделалось не по себе. Мозги у него явно не в порядке. «Дурной глаз, — подумал я, — и защититься от него нечем».
Пришло время садиться в седло, и мы с чересчур горячим Геликоном выехали на дорожку. Геликон был конь порывистый и к тому же нервный — короче, не подарок. По пути к старту я пытался заставить его хоть чуть-чуть расслабиться, но проще было бы заставить расслабиться моток колючей проволоки.
Принцесса купила его годовичком и возлагала на него большие надежды, но, хотя препятствия он брал неплохо, нам с Уайкемом пока так и не удалось выправить его заскоки.
Это была барьерная скачка. В ней участвовало около двадцати лошадей, и мы с Геликоном встали впереди, потому что, если на него кто-то наткнется, он может так напугаться, что откажется скакать. Однако мне все равно приходилось держать ухо востро: он мог неожиданно сбросить меня и сбежать. Конечно, он, как обычно, потряс головой и похрапел, протестуя против такого насилия, но в конце концов я его урезонил, и скакали мы вполне прилично. К третьему ряду барьеров я уже уверился, что худшее позади и скачка пройдет сносно.
Но у Геликона был неудачный день. На четвертом препятствии шедшая прямо перед нами лошадь попала ногой в барьер и рухнула на бок, проехавшись по земле. Геликон споткнулся об нее и тоже полетел на землю, сбросив меня.
Дальнейшего я не видел, но, видимо, эта свалка была из тех, что случается только в густом тумане на оживленной автостраде. Потом я узнал, что в тот момент препятствие брали одновременно еще пять лошадей. Одна из них приземлилась прямехонько на меня. Очень не полезно для здоровья.
Глава 16
Я лежал на травке и прикидывал, сильно ли мне досталось.
Я в сознании. Чувствую себя как раздавленный жук, но ноги целы. Я всегда больше всего боялся сломать ногу.
Один из жокеев, тоже угодивших в эту кучу-малу, присел на корточки возле меня и спросил, все ли со мной в порядке. Но я пока не мог ему ответить: дыхания не хватало.
— Никак не отдышится, — сказал мой коллега кому-то, кто стоял позади меня. «Ну надо же, прямо как Литси в Брэдбери!» — подумал я. Кто-то расстегнул мой шлем и снял его, а я даже не мог его поблагодарить.
Наконец я снова смог дышать. Так всегда бывает. К тому времени, как подъехала санитарная машина с врачом, я пришел к утешительному заключению, что у меня вообще ничего не сломано и пора вставать на ноги. Встав, я обнаружил, что голова у меня кружится и тело в нескольких местах болит, но с этим надо было смириться. В целом можно было считать, что я дешево отделался.
Одному из жокеев повезло куда меньше. Он лежал пластом, бледный и тихий. Санитары первым делом бросились к нему. По дороге к зданию ипподрома он немного пришел в себя и принялся громко стонать. Это тревожило санитаров, но было отчасти утешительно: раз стонет, значит, живой.
Когда мы подъехали к медпункту и санитары распахнули заднюю дверцу машины, я выбрался первым и увидел жену того жокея, беременную, хорошенькую, вне себя от тревоги.
— С Джо все в порядке? — спросила она у меня и тут же увидела, как его вытаскивают на носилках, и поняла, что с ним далеко не все в порядке. Я увидел, как исказилось и побелело ее лицо... Это была действительно смертная мука.
«Вот то же самое произошло и с Даниэль», — подумал я. Вот что она увидела, вот что она
