– Мадам! – вскочил я. – Что это такое вы делаете? Да вы с ума сошли! Я же просил сделать мне полубокс.
Она сначала даже не поняла, чего я от нее хочу, а потом объяснила, что все граждане Москорепа стригутся исключительно только под ноль в порядке борьбы с ненужными насекомыми, а волосы сдаются на пункты вторсырья для дальнейшей утилизации.
Потерять ни с того ни с сего мою замечательную прическу было обидно, но, как говорят, снявши голову, по волосам не плачут.
Я проследовал дальше и вскоре оказался перед дверью с вывеской:
Сбоку от вывески был помещен документ, который назывался «ПРОЧТИ И ЗАПОМНИ». Это были правила поведения для моющихся. Они были составлены в возвышенных выражениях и сопровождены эпиграфом из какого-то якобы произведения Гениалиссимуса: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и тело».
Правила начинались с сообщения об огромной и неустанной заботе, которую Гениалиссимус и руководимая им партия изо дня в день проявляют по отношению к гражданам коммунистической республики. Благодаря этой заботе практически каждый комунянин получил возможность полностью и регулярно удовлетворять свои потребности в поверхностном помыве.
Однако, как постоянно учит Гениалиссимус, бережливость должна войти в привычку, должна стать второй, а то и первой натурой каждого комунянина. Приступая к помыву, следует избегать расточительности и расходовать воду лишь в пределах естественной потребности, которую вычислить совсем нетрудно. Для этого надо умножить свой вес в килограммах на рост в сантиметрах и полученное произведение разделить на коэффициент 2145. В результате получим соответствующее реальным потребностям индивидуума количество шайко-объемов воды горяче-холодной. Я несколько обеспокоился, что, прежде чем приступить к поверхностному намыву, мне придется произвести непосильные для меня математические вычисления, но приведенная тут же таблица меня успокоила, там было все подсчитано заранее. При моем росте 165 сантиметров и весе 78 килограммов моя потребность удовлетворялась ровно шестью шайко-объемами.
Правила также указывали, что потребителям пунктов помыва запрещено:
1. Мыться в верхней одежде.
2. Играть на музыкальных инструментах.
3. Отправлять естественные надобности.
4. Портить коммунистическое имущество.
5. Категорически запрещается разрешать возникающие конфликты с помощью шаек и других орудий помыва.
Читая инструкцию, я краем глаза заметил, что мимо меня сначала прошли двое мужчин, потом одна женщина, потом целая семья – муж, жена и мальчик, потом еще две женщины, все, естественно, голые. Я все же как-то заколебался и спросил подошедшего толстяка, где здесь мужское отделение.
Тот удивился:
– А ты, малый, из какой деревни приехал?
– Из Штокдорфа, – сказал я.
– Из Шатурторфа?
– Не из Шатурторфа, а из Штокдорфа, – поправил я.
– Такого названия я что-то вроде и не встречал, – сказал толстяк. – А где это? Далече?
– Да так, – сказал я. – Лет шестьдесят отсюда.
Он посмотрел на меня совсем как на идиота и сказал, что разделение различных предприятий на мужские и женские еще существует только в кольцах враждебности, а здесь полное равенство и разница между женщиной и мужчиной практически стерта.
Я невольно скосил глаз и убедился, что у толстяка разница и в самом деле основательно стерта.
Изнутри зал поверхностного намыва ничего особенно интересного собою не представлял. Баня как баня. Длинные каменные лавки, краны вдоль стен, пар, гул голосов. Мужчины и женщины мылись вместе, меня это удивляло только потому, что происходило в Москве. Но такое свободное смешение полов мне приходилось видеть и за шестьдесят лет до этого еще в Третьем Кольце.
Зал был большой, с колоннами. На одной из колонн я увидел стрелку и под ней надпись: «Удовлетворение сексуальных потребностей за углом». Все-таки сколько удивительных перемен произошло за время моего отсутствия! Между прочим, ниже упомянутой надписи гвоздем было нацарапано слово «СИМ». Я опять вспомнил Симыча и подумал, что хорошо бы его завести сюда, в эту смешанную баню, чтобы он посмотрел, до чего эти заглотчики только додумались. Представляю, как бы он тут плевался.
Я прошел несколько шагов в направлении, указанном стрелкой, и передо мной возникли из пара те самые шоферы, которых я уже дважды видел. Держа в руках пластмассовые стаканчики с чем-то темным, они, явно с низменными целями, наседали на щуплую девицу, которая, как ни странно, была почти одета. Причинное место у нее было прикрыто клеенчатым лепестком, а на сосках были какие-то звездочки. Несмотря на игривые цели, лица у всех троих были сердитые.
Я хотел пройти мимо, но шофер с перевязанным пальцем остановил меня вопросом:
– Отец, третьим будешь?
В другой раз я на обращение «отец» мог бы обидеться, а то и в рожу заехать. Но сейчас я обрадовался, узнав, что святая традиция пить на троих дожила вместе со мной до коммунизма. Аромат болтавшейся в стаканчиках жидкости достигал моих ноздрей, но, прямо сказать, был не очень-то аппетитен. Но дело не в аромате. От одного только запаха того, что мне приходилось лакать, лошади падали в обморок. И сейчас я выпил бы хоть керосин. Но я до того устал, что от одной рюмки чего угодно мог бы просто свалиться и не встать. Поэтому я себя пересилил и, приложив руку к груди, сказал шоферам наставительно:
– Извините, ребята, завязал. Сам не пью и вам не советую. Алкоголь разрушает печень и влияет
