канитель под названием Большой Стрём.
Большой Стрём отличался сезонностью. Он преследовал нас не чаще, чем дважды в год, иначе мы оба точно превратились бы в параноиков.
Почти всегда я относилась к этому с философским спокойствием, как если бы вдруг увидела летающую тарелку или привидение, – если только мне не сносило чердак. А если чердак сносило нам вдвоём с Ником, то можно было тушить свет и ползти на кладбище.
…Одним серым утром конец истории подвалил из-за ближайшего угла и злорадно прошипел: 'А я подкрался незаметно! Сами-знаете-кто'.
– У нас проблемы, – сказал Ник, и мне тут же захотелось заорать.
– Опять, – я всего лишь констатировала факт. Проблемы начались вчера, или даже позавчера, когда власти взяли за яйца нашего старого знакомца Эла.
– Снова, – строго уточнил Ник.
Можно было дать девяносто девять из ста, что Эл развалился через пару секунд после того, как понял, что вляпался по самое не хочу. Можно было даже подсуетиться и организовать по такому случаю тотализатор, но вместо этого мы живо собрали манатки и перебазировались к Нику. Рокировка имела смысл только потому, что там был сомнительный вариант слинять через балкон, хотя не думаю, чтоб в случае чего нам оставили лазейку размером хотя бы с крысиную нору. Но коллективно надеяться на то, что пронесёт, было лучше, нежели забиться каждому в свой угол и заняться увлекательным гонивом.
– В общем-то, не пойман – не кайф, – хмуро пошутил Ник. – То есть, не вор.
– Я поняла, – сказала я. – Только боюсь, что это всего лишь дело времени.
– И подвешенности наших языков, – уточнил Ник.
– Прекрати, – сурово сказала я.
– Не начинай, – предупредил он.
– Тогда уж 'не продолжай', – съязвила я.
– Ладно, проедем. Нервы, – пожаловался он, принимаясь грохотать ложкой в чашке из-под чая с такой силой, точно хотел расколотить её вдребезги.
Зазвонил телефон. Мы переглянулись.
– Не брать? – спросила я.
– Не брать, – ответил Ник и начал лихорадочно отгрызать заусенец.
Телефон надрывался, как ненормальный.
– Ладно, брать, – решил Ник и полез под диван, где исчезал толстый чёрный шнур. Оказалось, на конце шнура болтался плоский телефон, покрытый сантиметровым слоем пыли, а звонил ни кто иной, как Эл.
– Всё ништяк, – он орал так, что трубка дрожала. – Меня отпустили под залог. Представляешь? Всё улажено. Я всё уладил, чувак!
Супер. Просто замечательно. Да, я была дико счастлива по поводу того, что у Эла всё улажено, но это отнюдь не значило, что всё улажено и у нас. Напротив, я склонялась к тому, что это означает как раз обратное.
– Рад за тебя, Эл, – осторожно сказал Ник. – Надеюсь, ты не вздумаешь припереться сюда.
– Я приеду? – конечно, тут же брякнул Эл.
– А я вышибу тебе мозги? – ласково спросил Ник и швырнул трубку на рычаг.
Телефон хрястнул внутренностями, над полом заклубилась пыль.
– Он прискачет сюда, как пить дать. Вот увидишь, – я хорошо знала Эла. Даже слишком хорошо, чтобы наивно полагать, что он вообще слышал последние слова.
– Только не один, – Ник озвучил то, о чём подумали мы оба.
– Тоже не факт, – мне очень хотелось надеяться на лучшее.
– Как не факт и обратное, – сказал Ник каким-то бесцветным голосом.
Эл мог с одинаковой вероятностью вполне себе сознательно прийти не один – в качестве оплаты своего залога, – или тупо привести за собой хвост, причём второй вариант был более вероятен, так как даже в полиции знали, что Эл просто-напросто мудак. Его не имело смысла сутками мариновать в пресс- хатах или бить смертным боем: требовалось всего лишь выпустить и по-тихому проследить, куда он двинет свои усталые стопы, заплетающиеся на героиновом кумаре.
Лично я на месте копов вообще изобразила бы водилу-частника, который из чистого человеколюбия и сострадания к ближнему подвозит бедолагу до места: можно было быть уверенным, что даже тогда Эл не заметил бы и доли подвоха.
Это был расклад номер два. А расклад номер раз существовал в виде пары-тройки часов в компании костоломов, причём из этой пары-тройки часов собственно на расколку Эла понадобилась бы пара минут. Всё остальное время требовалось для писанины.
Расклад за номером раз или за номером два – для нас не играло особой роли. Хрен был не слаще редьки. А расклад номер три был из серии 'невероятное – рядом'.
Но, даже будь у него доля вероятности, приближающаяся к ста процентам, рисковать чем-то вроде собственного пожизненного срока мы не могли.
– Ник, есть тема, что у нас и впрямь нарисовались проблемы, – сказала я, внутренне похолодев.
– Хороший клиент – мёртвый клиент, – он подвёл неутешительный итог.
Похоже, Большой Стрём вступал в свою наиболее захватывающую фазу – полного сноса крыши. Лично я чувствовала себя, словно дикий зверь во время лесного пожара, с той лишь разницей, что я оставалась сидеть на табуретке, а не мчалась прочь, снося всё на своём пути.
Внизу, под окнами, раздался шорох. Какая-то козлина стояла прямо под никовым балконом, вовсе не намереваясь гулять дальше по своим делам.
Мы переглянулись. Ник бесшумно встал – я и не думала, что эдакий громоздкий крендель может передвигаться без единого звука, – и мягко скользнул в сторону входной двери, к которой прилип с такой нежностью, точно это была его возлюбленная.
Я замерла посреди комнаты, как телеграфный столб. Ник приложил палец к губам, а потом ласково исследовал дверь наощупь, словно заделался экстрасенсом и собирался на расстоянии определить, есть ли за ней что-либо угрожающее.
У меня зачесался нос – как всегда, в самый ответственный момент жизнь приготовилась подсунуть мне какой-нибудь прикол. Конечно, тут же зверски захотелось курить – так, как хочется курить только тогда, когда нельзя, или когда в пределах досягаемости нет даже табачных крошек.
Я не знала, кто мог быть там, за дверью. Точнее, знала, и готовилась к худшему – и потому покурить было просто необходимо.
Зажигалка чиркнула так громко, словно туда по ошибке вместо кремня вставили брусок для заточки ножей. Вдруг фанерная перегородка содрогнулась, и из кухни раздался вздох измученного механизма. Зажигалка полетела на пол, я дёрнулась и чуть не намочила штаны, а Ник шарахнулся в сторону и со всей дури приложился лбом об дверь.
– Мать твою, – выругался он. – Грёбаный холодильник.
Перегородка ритмично вибрировала, разнося по никовой хате натужное пыхтение доисторического компрессора.
Под окном зафырчал автомобиль, около подъезда взвизгнули шины.
– Стой тут, – рявкнул Ник, рывком распахивая дверь, и ломанулся вверх по лестнице.
Как будто я могла слинять в вентиляцию, или в щель под раковиной, где было тараканье гнездо, и он требовал, чтоб я не вздумала бросать его одного!
С лестницы дуло и воняло котами. В этом чёртовом городе, похоже, не было подъезда, в котором бы не успел нассать хотя бы один кот.
– Это незнакомая тачка, Ева, – Ник скатился вниз и принялся лихорадочно закрывать дверь на все замки. – Зелёная малолитражка. Я первый раз вижу здесь чёртову зелёную тачку.
– И… – я только-только приноровилась выдать фирменное 'И?', как он взорвался:
– И если ты сейчас скажешь это своё 'И?', клянусь, я выброшу тебя в окно. Или завою.
– Тебе уже разок хотелось повыть, – напомнила я. – Когда закрыли Тони. И потом, ты не можешь знать все тачки в городе.
