– Здравая мысль, – невинно сказала она. На тумбочке стояла бутылка. – А не ударить ли нам внезапно кувалдой с тыла?
Чёрт подери, ведь мне не хотелось выпить. Мне почти никогда не хотелось выпить, хотя бы потому, что я всегда вовремя вспоминала, что бывает после, и это самое после – в таком виде – меня не радовало.
– Здравая, – неожиданно для себя согласилась я и встала, чтоб притащить банку с водой, или с компотом, или ещё какой-нибудь жидкостью в качестве растворителя.
– Ты куда? – быстро спросила Джонсон, будто испугалась, что я решу слинять.
– Вода, Джонсон, – наставительно пояснила я тоном гурмана. – Включи мозги. Прошлого раза мне хватило выше чердака.
– Погоди, – сказала она и тут же извлекла из-под своей койки бутылку, в каких обычно продавали минералку.
Чёрт подери, даже Джонсон заранее запаслась водой, а, значит, и закуской, и, может, снова чем- нибудь ещё… Даже она видела, что я не пошлю её к едрене-матери и ко всем дьяволам преисподней. И – да, мне было уже всё равно, если это стало видно невооружённым взглядом. Мало того, я бы не сказала ни слова против, если бы вместе со спиртом невзначай материализовалась пара ампул промедола.
Или чистой аптечной морфы.
Мне просто не фига было делать. Думать я резко не хотела, а не думать не могла. Морфий подвесил бы меня здесь и сейчас, в центре этого дня с прозрачным воздухом и запахом прелых листьев.
А потом бы я пошла к Адели, и она сказала бы… эээ… сказала бы, например: 'Это плохо, Ева', или что-нибудь вроде того. И я бы ответила 'ну, прости', или 'извини' – и это 'извини' теперь получилось бы, как по накатанной… А она сказала бы: 'Это твоё решение, Ева', и принялась бы протирать свои очки, нарочито спокойно – только она могла устроить такое шоу всего лишь из протирания очков. А может, я просто не встречала раньше кого-то похожего… И мне тут же стало бы стыдно, хоть немножко, а её глаза были бы, как всегда, немного припухшими… А потом мы смотрели бы в окно – просто так; и пили бы чай – тоже просто так. И это ничего не значило бы – кроме того, что мы хотим смотреть в окно и пить чай. Вдвоём, здесь и сейчас…
Но здесь и сейчас я была в компании Никсы Джонсон и спирта. Она разлила его в чашки, стоящие на полу, и задвинула бутылку под койку.
Надо же, сейчас это было уже не так страшно. Может, в этот раз она налила побольше воды, а, может, мне просто стало настолько до лампочки…
Джонсон извлекла из-под подушки пакет с дарами местных огородов, с подозрением посмотрела его на просвет и вытащила огромный помидор. Разделав его своей выкидухой, она насадила четвертинку на лезвие и с аппетитом задвигала челюстями.
– Не чавкай, – строго сказала я.
– Не завидуй, – благодушно сказала она и протянула мне следующую четвертинку.
На ярко-красной мякоти медленно таяли большие серые крупинки соли. Помидорный сок тёк по пальцам, подбородку и по джонсоновской выкидухе. Алкоголь уже начал разливаться по телу, и всё вокруг становилось красивым – и совсем не страшным.
– Быстро выпитый стакан не считается налитым, – пошутила Джонсон и икнула.
– Как скажешь, босс, – я сунула ей свою чашку. Джонсон завозилась в районе пола; снова раздалось бульканье и звон стекла.
Я сделала из подушки трубу и подсунула её под голову.
– Ах, да, – невинно сказала Джонсон. – Я решила, что ты тоже не откажешься.
Мне показалось, что я сплю. У неё и впрямь имелся промедол.
Джонсон сидела напротив и дирижировала знакомой упаковкой.
– Только без этих твоих штучек, – она извлекла две ампулы. – И поаккуратнее.
– Слушай, не учи дедушку кашлять, – авторитетно заявила я, размышляя, что именно она имеет ввиду, и какой такой есть повод для столь небывалой щедрости. – Кстати, каких штучек?
– Ну, этих… авгуров и прочего дерьма, летящего на крыльях ночи, – Джонсон хрюкнула. – И без операций 'Мочи козлов'.
– Так уж и быть, – покровительственно сказала я, про себя поражаясь, что ей, похоже, снова удалось развести меня на коктейль. – А ты волшебник, Джонсон. Как?
– Можно я отвечу, что молча? – саркастически спросила она.
– В госпитале распродажа уценённой наркоты? – подковырнула я.
– Расслабься, Ковальчик, – снисходительно сказала Джонсон. – Отныне с этим дерьмом не должно быть проблем.
– Проблемы есть всегда и везде, – возразила я, думая о своём.
– Только не с крошкой Вудстоун, – она сосредоточенно выгоняла наверх пузырьки воздуха.
– Крошка Вудстоун – ха-ро-шая девочка. Она выдаст тебе купон постоянного покупателя с правом на скидку в десять процентов? – нараспев сказала я, глядя на эти пузырьки, словно на них сошёлся клином свет. – Э-ли. Ты знаешь, Джонсон, её зовут Э-ли. Милое имя. Наверное. А нАверно я ничего не могу сказать. В кои-то веки. Только представь.
Я молола всю эту чушь куда-то в пустоту, просто так, не понимая, зачем я это делаю. И что я вообще делаю.
– Забей. Плевать, кто она там, – рассеянно сказала Джонсон. Она несколько раз сморгнула, пытаясь восстановить фокус и поймать в него ампулу.
– Забить – или забыть? – бездумно переспросила я.
– А это разве не одно и то же? – удивилась Джонсон, на секунду отлипнув от своей ампулы.
– Нет. Не одно и то же, – сказала я.
– Надеюсь, ты хотя бы не напорола с ней косяков? – забеспокоилась она.
– Каких косяков? – я что-то нехило притормаживала. То ли сама по себе, то ли сказывалась-таки половина чашки разведённого спирта.
– Я просто спрашиваю! – конечно, тут же вскинулась Джонсон. – Откуда мне знать? Может, ты не стала платить за неё в ресторане или сказала, что она уродина?
– Да с какого рожна мне было не заплатить за неё в ресторане? – возмутилась я. – Или ты считаешь, что я только и умею, что жмотничать?
– Ну, ты хотя бы не наговорила ей кучу дерьма? – уточнила Джонсон.
Вот те раз! Неожиданно оказывалось, что Джонсон была в курсе моих амурных похождений, а я снова выглядела полным придурком, потому что до сих пор не слышала от неё ни единого вопроса по этой теме. Кстати, а почему я до сих пор не слышала от неё ни одного вопроса? И теперь ко всему прочему оказывалось, что ей небезразлично, что я там сказала или не сказала крошке Вудстоун.
– А что? – в лоб спросила я.
– Как-то не наплевать, знаешь ли, подпорть ты всю малину с новой докторшей, – вдруг сказала она – и осеклась. Резко, словно чиркнули ножом по тарелке – или словно кто-то дёрнул играющий патефон, и иголка пропорола наискось всю пластинку…
Я в один миг стала трезвей, чем священник в воскресенье. Весь хмель выдуло у меня из мозгов со скоростью урагана.
Потому что надо было быть полным кретином, чтоб не понять смысл слов 'новая докторша'.
Вот он и припёрся незаметно, конец истории, ибо не так уж трудно было сообразить, куда, скорее всего, подевается при таком раскладе старая докторша.
Джонсон было не наплевать на малину с кайфом – и на вероятный приказ. Берц, видать, тоже было не наплевать на то, что именно я в состоянии отмочить, зайди у меня в башке шарики за ролики. А может, ей просто было не наплевать на меня.
– Да, не наплевать, – зачем-то повторила Джонсон и сунула мне чашку. – Пей.
– Я даже наплюю на то, что будет потом, – медленно сказала я.
– Потом не будет ничего, – вдруг сказала Джонсон. – Есть только здесь и сейчас.
Разве не об том же самом я думала час назад? Видать, алкоголь не только способствовал временному расширению сосудов и круга друзей, а ещё и позволял приобрести способности к ясновидению. Но это здесь
