– Н-нет, – сказал он. – Как адвокат миссис Нор, я начну задавать вопросы, которых задавать не должен.
– А я смогу увидеть, как птичка этого самого Джеймса будет отвечать моей.
Он вытащил визитную карточку из кармана своего черного костюма.
– У меня с собой его адрес, – сказал он, протягивая ее мне. – И вы обещали помогать.
– Договор есть договор, – сказал я и взял визитку. – Но вы все равно ублюдок.
Глава 8
Джеймс Нор жил в Лондоне, и, поскольку я был более чем на полдороге туда, я поехал прямо со скачек к дому в Кэмден-Хилл. Всю дорогу я надеялся, что его дома нет, но, когда я нашел улицу и номер и нажал на нужную кнопку, дверь открыл человек лет сорока, который подтвердил, что его зовут Джеймс Нор.
Он был поражен, чего и следовало ожидать, увидев неизвестного племянника, который вот так, без предупреждения, заявился к нему, но после короткого замешательства он пригласил меня войти и проводил в гостиную веселой расцветки, набитую старинными безделушками викторианской эпохи.
– Я думал, Каролина сделала аборт, – прямо сказал он. – Мать сказала, что от ребенка избавились.
Он ничем не походил на свою сестру, насколько я ее помнил. Это был пухлый, мягкотелый мужчина с небольшим ртом и печальным разрезом глаз. В его дряблом теле не было ничего от ее легкомыслия и веселости, изящества и лихорадочной живости. С каждой минутой я чувствовал себя все более неуютно, и мое поручение нравилось мне все меньше.
Он слушал меня, надув свой маленький рот, пока я объяснял ему насчет Аманды, выказывая все большее и большее раздражение.
– Старая хрычовка уже месяцы талдычит, что лишит меня наследства, – яростно проговорил он. – С тех пор, как побывала здесь, – он обвел взглядом комнату, но я не нашел в ней ничего, что могло бы разозлить ее. – Все было в порядке, покуда я время от времени приезжал в Нортгемптоншир. Затем она сама приехала сюда. Без приглашения. Старая хрычовка…
– Она сейчас больна, – сказал я.
– Да уж, конечно. – Он преувеличенно страдальчески всплеснул руками. – Я предлагал ей посещать ее. Она сказала нет. Не хочет меня видеть. Старая тупая карга.
Бронзовые часы на каминной полке тихонько отбили полчаса, и я отметил, что все здесь было очень качественным и тщательно вытертым. Старинные безделушки для Джеймса Нора были не каким-то там хламом, а антиквариатом.
– Я был бы дураком, если бы взялся помогать вам отыскивать этого второго жалкого ублюдка Каролины, – сказал он. – Если никто не сможет ее найти, то все состояние все равно перейдет ко мне, будет тут завещание или нет. Но мне придется ждать годы. Годы и годы. Мамаша злопамятна.
– Почему? – мягко спросил я.
– Она любила Ноэля Коварда, – обиженно сказал он. Судя по его голосу, если она любила Ноэля Коварда, то ей следовало любить и его.
– Резюме, – сказал я, поняв, – не всегда то же самое, что и подробности.
– Я не хотел, чтобы она приезжала сюда. Тогда не было бы всей этой суматохи. – Он пожал плечами. – Может, поедете? Вам тут уже нечего делать.
Он направился было к двери, но прежде ее открыл какой-то мужчина в пластиковом фартуке и с деревянной ложкой в вялой руке. Он был гораздо моложе Джеймса, явный гомик – тут уж ошибиться было невозможно.
– О, привет, милый, – сказал он, увидев меня. – Останешься на ужин?
– Он уходит, – резко сказал Джеймс. – Он не… м-м-м…
Они оба отошли в сторону, чтобы дать мне дорогу, и, выходя, я спросил человека в фартуке:
– Вы встречались с миссис Нор, когда она приезжала сюда?
– Конечно, дорогой, – печально ответил он, однако я заметил, как Джеймс Нор отчаянно мотает головой, чтобы тот заткнулся. Я нерешительно улыбнулся куда-то в пространство между ними и пошел к передней двери.
– Удачи я вам не пожелаю, – сказал Джеймс. – Эта мерзавка Каролина наплодила ублюдков. Я никогда не любил ее.
– Вы помните ее?
– Всегда смеялась надо мной и все время выставляла меня дураком. Я был рад, когда она уехала.
Я кивнул и открыл дверь.
– Подождите, – внезапно сказал он.
Он подошел ко мне, и я понял, что у него в голове зародилась какая-то приятная для него идея.
– Вам-то мать, конечно же, никогда ничего не оставит, – начал он.
– Почему бы и нет? – спросил я.
Он нахмурился.
– Когда Каролина забеременела, это было чудовищной трагедией, разве не так? Сцены были ужасные. Крику было! Я это помню… но никто мне не объяснял. Я знаю только, что все изменилось из-за вас. Каролина уехала, и мать стала злобной старой каргой, и я, прежде чем уехал, провел столько ужасных лет в ее огромном доме… Она ненавидела вас. Знаете, как она вас называла? Гадкий Каролинин эмбрион, вот
