— Соедини меня с ним на фонии, — приказал Гоер.
— Мне кажется…
— Не имеет значения, что тебе кажется, — прервал космогатор. — Выполняй приказ.
Послышался гул, хаотично изменяющий свое напряжение, сквозь него пробивался короткий прерывистый писк. И Гоер понял.
— Я только хотел сказать, что, мне кажется, такая связь не имеет смысла, так как Автокор демонтирован.
— Почему ты не сказал этого сразу? Кто его демонтировал?
— Автоматы по ремонту панциря.
— По чьему приказу?
— По моему.
— Так ты, ты уже существовал?..
— Да.
— …А зачем ты дал им такой приказ?
— Велика была вероятность уничтожения систем управления реактором космолета.
— Не понимаю. Объясни.
— Автокор уничтожил много автоматов. Количество не было мне сообщено. Однако я мог начать действовать только в том случае, если бы он поставил под угрозу срыва цель полета. Повреждение реактора явилось бы такой опасностью…
Гоер уже понимал, что все, проделанное Унинавом, было действиями автомата с псевдопсихикой, сложность которой достаточно высока. Автокор — автомат, координировавший все, что делалось внутри космолета, был уничтожен. «Автоматы по ремонту панциря…», как окрестил их Унинав, были небольшими сплюснутыми конусами, из которых вырывалось жало атомного пламени. Но Автокор, знавший все, что происходит внутри космолета, не должен был допустить своей гибели.
— Но почему же Автокор не уничтожил тебя?
— Он не знал о моем существовании. Унинав необходим для достижения цели полета, и регенерационные автоматы самостоятельно воспроизводят его без всяких внешних приказаний.
Теперь Гоер понимал, как мало он знает. Он боялся спросить напрямик о том, что было самым важным… о самом космолете.
— А космолет, после всего, что случилось, космолет цел?
— Он не поврежден.
Автомат не лгал. Он не мог лгать, и Гоер подумал, что все могло кончиться гораздо хуже, а он сам сейчас мог бы быть метеоритом, кусочком материи, мчащимся сквозь пустоту в рое осколков, которые некогда были космолетом. А автоматы… с автоматами он справится, он, Гоер, кибернетик и космогатор, первый человек в системе Регула.
— После возвращения поговорю с кибернетиками, проектировавшими эти автоматы…
— Не поговоришь. Их уже не будет в живых.
— Да, ты прав. Ты довольно всесторонен для Унинава, — добавил он минуту погодя.
— Я не типовой Унинав. Более точно было бы сказать, что я частично специализированная система со способностью к самоусовершенствованию.
— А знаешь ли ты, что было причиной этой… массовой дезинтеграции автоматов?
— Нейтронная утечка. Это случилось на тридцать втором году локального времени полета. Кристаллическая память Автокора подверглась облучению, в результате чего возникли устойчивые нарушения. Он начал выдавать автоматам противоречивые приказы, а если они не выполняли хотя бы одного из них, демонтировал их, как бесполезные.
— Это значит, что сейчас, когда он демонтирован, весь космолет ведешь ты?
— Да.
Гоер понимал, что вести космолет среди звезд и координировать работу всех его автоматов не по силам одному, пусть даже и не обыкновенному, Унинаву. Однако вслух он этого не сказал.
— На обратном пути к Солнцу придется репродуцировать автоматы…
— Обратного пути не будет.
— Что… что ты сказал?
— Космолет не вернется на Землю.
— Ты лжешь! — вырвалось у Гоера, но, крикнув это, он уже знал, что автомат сказал правду. Ведь эта глыба металла и кристаллов, с которой он говорил и спорил, была автоматом.
— Я не лгу. Я автомат.
— Только обычные автоматы не лгут… я знаю, это закон… Но ты какой-то странный автомат…
— Мое поколение автоматов не может отступить от этого закона. Единственное, что я могу сделать, это не говорить всей правды…
— Но на этот раз ты сказал?
— Сказал. Ты не вернешься на Землю.
— Почему, объясни, почему?
— Невозможно изменить направление полета. Израсходовано горючее.
— Израсходовано? Когда?
— Когда старый Унинав уже не существовал, а меня еще не было…
— Это сделал Автокор?!
— Да.
— Но почему не витализовали меня? Я повернул бы к Земле… Довел бы весь этот… разладившийся кибернетический лом… — Гоер вдруг умолк, потом совершенно другим тоном спросил: — А кто выпрямил траекторию и нацелил космолет на Регул?
— Я.
— Ты знал, что топлива на возвращение не хватит?
— Знал.
Гоер встал, сделал несколько неуверенных шагов и потянулся за дезинтегратором.
— Космогатор, этого требовала моя программа. Я обязан был нацелить космолет на Регул, — автомат не мог изменить высоту голоса, но говорил все быстрее, — космогатор, я единственный исправный автомат космолета… Подожди… не…
Он замолчал в тот момент, когда Гоер нажал спусковой крючок. Оболочка автомата лопнула и края разреза разгорелись ослепительно белым огнем. Гоер ослабил нажим пальца только тогда, когда пол за спиной автомата стал коричневым и задымился.
— Ты знал, ты знал, что я не вернусь, — повторял он и, покачиваясь, прошел в диспетчерскую космолета.
Ему казалось, что он покинул диспетчерскую только вчера. Он знал здесь каждый экран, каждый клавиш. Автоматы, почувствовав его присутствие, подключили диспетчерскую к информационной сети космолета, и ряды серых экранов посветлели, замигали контрольные лампочки. Началось так хорошо знакомое ему неуловимое беззвучное движение. Прикоснувшись к клавишам, он ощутил их холод и какую-то непривычную шероховатость. Эта была пыль, осевшая в стерильном, влажном и фильтрованном воздухе за десятилетия полета. Из диспетчерской космолетом управлял только он, человек. Все автоматы были включены непосредственно в сеть управления, их металлические отростки никогда не прикасались к клавишам.
Он включил систему малого вычислителя, чтобы определить положение космолета. Серый экран прибора разгорелся. Зеленая стрелка метнулась к белому диску Ре-гула, едва не коснулась его и, обогнув, перешла на другую сторону экрана.
— Вероятность входа в протуберанец девяносто семь и две десятых процента, — сказал автомат.
— …и космолет превратится в пар… — продолжил про себя Гоер.
Но автомат услышал его:
— Повторить?
— Не повторять! Молчать! — крикнул он, а потом уже спокойно добавил: — Автомат-передатчик!
