– Нет, мать. Она живет в Ист-Энде и ужасно боится бандитов. Мы с сестрой приезжаем к ней каждый Хэллоуин.
– Извини. Не знала, что ты такой внимательный сын.
Рик Скарлетт пожал плечами, словно хотел сказать:
– Что же делать? Нужно выбрать какую-то одну линию, иначе мы потонем во всем этом.
– Надо взглянуть на фотографии. Может быть, они что-то подскажут.
– Тогда давай сделаем это прямо сейчас.
– Они еще не готовы.
– Так давай заглянем к суперинтенданту. Он же говорил, что его дверь всегда открыта.
Двадцать минут спустя они уже стучали в дверь кабинета Деклерка. Никто не ответил, и Скарлетт повернул ручку. Дверь была незаперта. Они вошли и включили свет.
Плоды работы суперинтенданта поражали. Две стены от пола до потолка были покрыты фотографиями и копиями документов. Спэн присвистнула и принялась разглядывать отчеты, протоколы и телексы на стенах. Потом повернулась к своему напарнику:
– Завтра поедем в город. Выпьем пива в каком-нибудь притоне.
– Ага, замечательно. Пить в рабочее время. И где же ты намереваешься совершить это профессиональное самоубийство?
– Начнем с 'Рук лунного света'.
– Главный штаб наркоманов? Уважаю твой вкус.
– Там я однажды встретила этого парня. Есть шанс встретить его еще раз.
Рик Скарлетт проследил движение ее пальца, указавшего на фото Джона Линкольна Харди, предполагаемого сутенера Хелен Грабовски.
20.17
Негр ворвался в квартиру с лицом, искаженным от гнева. Он хлопнул дверью так, что дерево затрещало.
– Джонни? – окликнула она, поднимаясь с кушетки.
Он схватил ее за волосы. Он был сильным человеком, и от одного его толчка она пролетела через всю комнату. Она налетела на стол, сбила с него лампу; по всему полу рассыпались осколки. Прежде чем она смогла встать, он подскочил к ней и схватил рукой за подбородок. Внезапно она почувствовала страх. Очень сильный страх.
– Где оно? – прошипел он, брызгая слюной ей в лицо.
– Я... я не знаю, о чем ты.
– Не виляй, сука! – он почти кричал. – Ты отлично знаешь!
– Прошу тебя, Джонни, пусти. Мне больно.
– Заткнись или я перережу тебе горло!
Ее глаза расширились от ужаса, рот раскрылся в беззвучном крике. Но она не могла выдавить ни звука, поскольку он все сильнее сдавливал ей лицо.
– Теперь послушай меня, – его глаза от ярости сузились в щелки. – Это не просто какой-то кусок дерева. Это моя
– Джонни... прошу тебя, – выдохнула она еле слышно. – Мне было так плохо. Ты пропал, совсем пропал, и тебя не было. Я уж думала, что-то случилось. Я чуть с ума не сошла...
– Где оно? – выплюнул он сквозь сжатые зубы и внезапно хлестко ударил ее по щеке. – Где? – еще один удар. – Где? Где?
– О Боже! Я продала его! Прошу тебя, перестань!
Он отпустил ее, и она упала на пол и осталась лежать, тихо всхлипывая. Услышав металлический щелчок, она вскинула голову и увидела, что на нее нацелено лезвие ножа. На его стальной поверхности плясали блики света от люстры.
– Что ж, бэби, – глаза его были полузакрыты, как будто у него сильно болела голова. – Пора нам поболтать немного. Жаль, что так все получилось.
22.19
Дождь начался внезапно.
С утра у горизонта собирались темные облака, но высокое давление не давало им скатиться с гор. Но теперь битва была проиграна. Сперва пошла мелкая морось, потом с неба хлынул целый поток воды. Не успев уйти с остановки, монахиня промокла насквозь.
Но это не беспокоило ее. Дождь – такой же Божий дар, как и все остальное.
Она медленно прошла по тропинке вдоль монастырского сада, мимо бассейна, покрытого теперь рябью дождевых капель, мимо уединенных скамеек, где не раз сидела днем. Она была погружена в свои мысли. Полная луна наверху спряталась в тучах.
Монахиня провела день со старой женщиной, доживающей свой век в ветхом домике в Ист-Энде. Ее руки были скрючены артритом, глаза почти ослепли, и она едва могла двигаться, но упорно отказывалась
