отлично высыпалась.
— Неважно, — сказал психиатр, вставая. — Телевизор смотрел допоздна. Благодарю за хлеб-соль. А с Кириллом Иванычем и в самом деле пора что-то делать. Вся больница видела, говорите?
— О нем легенды ходят, — сказал Голицын.
9
Это могло показаться странным, но Ватников пошел не домой отсыпаться, а прямо в девятнадцатую палату. Там тоже доедали; у братьев Гавриловых тарелки стояли на груди, а Хомский, приютившийся в углу, держал свою на коленях и быстро-быстро работал ложкой. Рядом стоял компот; Ватников невольно принюхался — нет, от компота не пахло ничем недозволенным. Пахло от самого Хомского, но тут уже было не разобрать, остро или хронически.
Гавриловы посмотрели на психиатра и деликатно отвернулись. Ватников чуял, что занимается чем-то не тем, если даже Гавриловы стремятся проявить такт. Так ведут себя больные дамы среднего возраста, когда к ним приходит нетрезвый доктор.
У него неприятно вспотели ладони.
— Хомский, — сказал он громким и нарочито бесцветным голосом. — Вы мне нужны. Жду вас снаружи.
Он не сказал 'в коридоре', потому что этим расписался бы в покорности воле Хомского. Надо было сохранить лицо, а коридор постепенно превращался в место для агентурных бесед.
Выйдя из палаты, Ватников привалился к стене и возвел глаза к потолку.
Молодые доктора, которых проводил мимо профессор Рауш-Дедушкин, бросали на него быстрые взгляды. Профессор, в свою очередь, взглядом по Ватникову только скользнул и занес его в число предметов инвентаря.
Когда появился Хомский, Ватников отлепился от стены.
— Пообедали? — спросил он отрывисто, неуклюже пряча растерянность за строгостью. — Новые идеи? Озарения? Как продвигается следствие?
Хомский захихикал:
— Следствие стоит на месте, доктор. Без вас я как без рук. А вы, я вижу, что-то узнали?
Психиатр мучительно вздохнул.
— Наверно, Хомский, у меня в вашем обществе едет крыша. Безумие заразно, вам это известно? Придешь, бывает, в коммуналку, а там и не поймешь, с кого началось…
— Взбодритесь, доктор! — Хомский стал серьезен. — Выпрямитесь и делайте вид, будто беседуете со мной по врачебному делу. Люди смотрят…
'Врачебное дело', — тоскливо подумал Ватников. Как это точно подмечено.
— Я вас разочарую, — медленно сказал он. — Я ничего не узнал. Но у меня в голове вертится что-то непонятное про обувь. Я никак не пойму, при чем тут она…
— Обувь? — быстро переспросил Хомский. — Прошу изложить подробно и ничего не пропускать. В нашем случае важна любая ерунда.
— Да это и к делу-то не относится, — слабо сопротивлялся Ватников. — Вы ведь наверняка знаете нашего начмеда… Кирилла Иваныча.
Хомский расплылся в понимающей, гнилой улыбке:
— Ну а как же! Кирилл Иванович!.. Золотой человек. Он мне направление сюда подписал…
— Не сомневаюсь. И не удивляюсь… Так вот: Кирилл Иванович действительно золотой человек… опытный доктор, хороший товарищ. Но у него, к сожалению, имеется большая проблема…
— Я знаю, — Хомский помог Ватникову, видя, что тому нелегко говорить. Хомский щелкнул себя по горлу и сокрушенно вздохнул.
— Да, — кивнул Ватников. — Водится за ним такой грех. Все обеспокоены, все понимают, что надо что-то делать…
— Мы все стараемся, — заметил Хомский. — Недавно они изволили за бутылочкой стоять в очереди, прямо за мной. И я взял последнюю — нарочно, чтобы ему не досталось, чтобы поберечь его…
Психиатр наморщил лоб.
— Это не ее, часом, у вас заведующий отобрал и запер в сейф?
Хомскому было неприятно вспоминать об этом, он сделал нетерпеливый жест:
— Доктор, замнем… Переходите к существу вопроса.
Ватников, который был выше Хомского на голову, сейчас казался ниже, тогда как Хомский странным образом налился силой и уверенностью. В этот момент он только нарядом своим напоминал помоечное отребье, которому повезло оказаться в больнице и немного отъесться.
— Короче говоря, Кирилл Иваныч в тот проклятый день спал здесь, в отделении, в пустой палате. Пришел с инспекцией, но вдруг сомлел, прилег… И он лежал в ботинках. Вроде пустяк, но получается какой- то особенный позор. Вся больница ходила и смотрела. Я не представляю, почему это важно, однако эти ботинки не идут у меня из головы…
Хомский крепко задумался.
— Ботинки, — пробормотал он. В глазах его зажегся желтый огонь. — Вы говорите, вся больница ходила и смотрела?
— Ну, не специально… Вернее, специально, но под тем или иным предлогом…
— И наш подозреваемый, конечно, тоже видел?
— Кто, простите?
— Да Александр Павлович.
Ватникова передернуло. Вот опять! Надо вызывать сантранспорт, а не калякать с ним по душам…
— Александр Павлович, работающий здесь, не мог не видеть.
— Ага, — Хомский глубокомысленно поскреб щетинистый подбородок.
Теперь психиатр поймал себя на том, что подражает Хомскому и сосредоточенно жует губами.
— Не понимаю, зачем вам эти ботинки, — сказал он с легкомысленным раздражением. — Вы же не думаете, что Кирилл Иваныч имеет какое-то отношение… что он поссорился с больным в туалете и… — Ватникова передернуло. — Даже у пьяного дела есть границы. И к тому времени Кирилл Иваныч давно уже ушел домой, — добавил Ватников несколько неуверенно. С Кирилла Иваныча станется, он мог зацепиться где-нибудь ногой, лечь и остаться до утра. Или угоститься в наркологии, скажем, и заночевать на диване в родном кабинете.
— Ботинки? — переспросил Хомский, оставляя помощника в тревожном неведении касательно подозрений в адрес Кирилла Иваныча. — Ботинки — это элементарно… Вот что, дорогой доктор, мне нужно, чтобы вы побеседовали еще с одним человечком. Допросили его пожестче. Взяли в оборот.
10
Ватников против желания расхохотался. Пациенты, проходившие мимо, взглянули на него озадаченно: они никогда не видели, чтобы психиатр хохотал над чужим безумием. Ватников прикрыл рот ладонью.
— Еще кого-то допросить? Это мило, честное слово. У вас, любезный, умственная жвачка намечается.
Хомский непонимающе покрутил головой.
— Виноват? — осведомился он осторожно. — Что намечается?
Ватников закатил глаза.
— В психологии и психиатрии, да и в быту, — начал он терпеливо, — хорошо известно такое
