вопросов не было. Как говорится, мертвые сраму не имут! Но ведь вы не погибли? А с живыми надо разбираться. Потому что никто никогда правды не говорит. А правда, между прочим, неприглядна! Прямо скажем — безобразна! Вот она. — Он похлопал тыльной стороной ладони по какому-то листку. — Вот! Черным по белому: наблюдались случаи мародерства!
— Кем наблюдались? — хмуро спросил Плетнев.
— Кем надо, тем и наблюдались!
— Это шакалами-то этими? Что они наблюдать могли? Они же как гиены — только к трупам приходят.
— Прекратите! Тут вам не зоопарк!.. Вы других защищаете. А сами? Вам костюм дали — где он? Между прочим, государство не может раскидываться направо-налево. Думаете, война все спишет?
Плетнев смотрел в его глаза… странный у него был взгляд. Ледяной. Но где-то в глубине плавал страх. Может, он сумасшедший?
— Товарищ майор, вы это серьезно говорите?
— Да уж не шуточки шучу, — вздохнул майор на полтора тона ниже.
Нет, все-таки нормальный, наверное…
— Ну, тогда я пойду, — сказал Плетнев, поднимаясь.
Дознаватель взвился:
— Куда? Я вас не отпускал!
Он был старшим по званию.
Медленно, не сводя с него глаз, Плетнев подчинился приказу и сел.
— Отвечайте! — орал он. — Вы наблюдали случаи мародерства?
— Я — случаев мародерства — не наблюдал, — раздельно произнес Плетнев.
— Но капитана Аникина вы сразу после штурма видели?
— Видел.
— А ведь точно известно, что Аникин шарил по карманам! Хотите следствие в заблуждение ввести?!
Плетнев молчал.
— Сказать нечего? — Дознаватель злобно усмехнулся. — А вы знаете, что у Большакова в куртке нашли большую сумму денег? Откуда они, спрашивается?
— Ромашов получил в посольстве суточные. И передал Большакову. А куда нам их надо было нести перед боем — на базар? Аппаратуркой закупаться?
— Не паясничайте, Плетнев! Вы точно знаете, что Ромашов получал, или вам так кажется?
— Я при этом не присутствовал. Я это знаю от Ромашова.
— Все с чужих слов!.. После штурма сказал?
— Нет, до штурма. Он при мне передавал их Большакову.
— Ну, допустим… А что вам известно о найденных во дворце драгоценностях? Где они? Тоже отнекиваться станете?
— Не было никаких драгоценностей.
— Неужели! — воскликнул дознаватель, поймав его на явной лжи. — Разве майор Ромашов не при вас об этом хвастал?
Плетнев сорвался:
— Мы друг друга найти не могли, не то что!.. Вот что я оттуда вынес! Единственная драгоценность! Хорошо, что не в башке!
И со стуком положил на стол перед ним свою любимую пулю.
Дознаватель тут же смахнул ее ладонью на пол.
— Нечего мне тут свои сувениры показывать!
Честно, он не понимал, что происходит. Он нагнулся, поднял ее, сжал в кулаке.
В голове у него стало что-то медленно взрываться.
Вспышка — слепо ворочающаяся БМП наезжает на раненого Зубова.
Вспышка — рука Епишева болтается на сухожилиях.
Вспышка — нога в ботинке разбивает стеклянную дверь, осколки стекла; граната, медленно летящая в темноту; взрыв.
— Ты, может, героем себя почувствовал?! Съездил пострелять, так и ноги на стол?! А если б неудачей все закончилось, знаешь, куда бы ты свое геройство мог засунуть?
Вспышка — кафельная белизна морга, лицо Астафьева.
Вспышка — изумленный взгляд умирающего Кузнецова.
Вспышка — Вера в белом забрызганном кровью халате кричит: «Фашисты! Фашисты!..»
Вспышка — в него в упор палит гвардеец Амина…
И еще — лицо бьющегося о дно баржи тонущего мальчика…
Дознаватель встал, обошел стол, остановился перед ним. Плетнев медленно поднял взгляд.
— Вообще бы такого человека не нашли! Не было бы тебя! В списках не значился! Понял? И «звездными» списками вашими наградными — можете подтереться!
Вскакивая, он ударил снизу кулаком в челюсть.
Дознаватель с грохотом обрушился на стул.
Треснулся головой о бетонный подоконник. Повалился на пол.
Плетнев еще раз саданул его — ногой.
Под головой уже растекалась лужа крови.
Дверь распахнулась, в кабинет ворвался Карпов, за ним Ромашов, Аникин…
— Прекратить!
Он стоял неподвижно…
Аникин приехал к нему через полгода, когда разрешили свидания. И сказал, что в ту секунду его не узнал. По его словам, он даже удивился — откуда, мол, здесь взялся совершенно чужой человек?
ЭПИЛОГ
Заснеженные леса молчат под хмурым небом.
Если смотреть с вертолета, видны белые пятна замерзших озер.
Белые змеи заснеженных рек.
Снова леса.
Без конца — до самого горизонта. И даже дальше.
А вот просека.
Дорога. По ней ползет букашка грузовика.
Отвилок тянется к каким-то приземистым строениям… а там уже и сторожевые вышки… колючая проволока в несколько рядов… бетонные бараки в ряд… воронье…
И снова лес.
НИЖНИЙ ТАГИЛ, 23 ФЕВРАЛЯ 1989 г
Странно это все-таки происходит.
Главное в жизни — это, видимо, ритм. И если он вдруг сбивается — пусть даже с плохого на хорошее, — чувствуешь себя будто рыба, выброшенная волной на песок. Все не так. Прежде бил хвостом — было одно. Теперь так же бьешь хвостом — совсем другое. Когда еще накатит следующая волна и утащит в новую воду…
