скривиться от боли, и замер на мгновение, провожая человечишку в небытие… И – рухнул с развалившейся на две половины головой. Огромный топор-франческу Теренса, торчащую из разрубленного черепа, не узнать было невозможно.
Семен тихо вздохнул и медленно опустился на пол – к продолжающейся жизни еще надо было привыкнуть.
Теренс молча вошел в комнату и осмотрелся. Подошел к лежащему итальянцу, потрогал его голову, сделал кому-то знак. Перемазанный кровью, хромающий Муритай и дергающийся от непрерывного кашля Григор подхватили Строцци и куда-то понесли.
«Живой», – отрешенно обрадовался Семен.
– На-ка, выпей, – Теренс присел перед Точилиновым. – Посиди немного – и давай, двигай ко мне, я как- то уже боюсь вас одних оставлять. Еще где-то друзья-приятели этого, – он кивнул в сторону, куда унесли Джузеппе, – бродят.
– Так это за мной? – вяло удивился Семен. Призрак старушки в сером платке и с косой все еще помахивал издалека. Это несколько отвлекало.
– За тобой, за тобой, – «успокоил» Теренс, присмотрелся и позвал. – Муритай, помоги.
Всё ещё перемазанный кровью, непонятно чьей, Муритай заполнил собой комнату, легко поднял Точилинова и повел на выход, по пути демонстративно споткнувшись о труп.
– Опять тебя таскать, – осуждающе высказал он Семену.
– Мне тоже не нравится эта тенденция, хотя я вряд ли смогу тебе ответить тем же, – Семен оживал на глазах: Теренс, судя по всему, напоил его глемм-дошем, легендарным напитком глеммов, секрет которого они берегли как одну из самых страшных тайн. Каких только чудесных свойств ему ни приписывали… Во всяком случае, Семену явно легчало.
В комнате Теренса уже лежал порозовевший Строцци, вокруг которого хлопотал Тронд. Глеммы заслуженно считались великолепными лекарями, так что за итальянца можно было не беспокоиться – раз взялись лечить, значит, еще есть кого.
– Полежите здесь пока, – Теренс появился в дверях. – Разберемся, потом поболтаем.
Когда они остались одни с окончательно пришедшим в себя Джузеппе, Семен несколько минут просто сидел молча. Первым не выдержал итальянец.
– Это не мои. Мои где-то еще ходят, – еще раз обрадовал он.
– Да я уж понял, – Семен сел на кровати. – Вот именно про это я и говорил. Объединяться нам надо. Как, пока не очень понятно, но надо. Ясно, Джузи?
Строцци забарахтался в ворохе накрывающих его одежд:
– Не называйте меня Джузи!
Глава 11
Яркое солнце заливало светом все вокруг. День с утра выдался такой, что хотелось прыгать, дурачиться, спасать мир, любить всех женщин вокруг, каких поймаешь (включая глеммиди и торквани), и творить всякие разные чудеса.
В Пестике вообще на удивление мягкий климат, смены сезонов как таковой не существует. Всё ровно. Может, потому, что обжитые территории расположены удачно, а может, просто так получилось – схема весна-лето-осень-зима и на Земле-то разнится: от версии «один день и одна ночь за год» в пиковом заполярье – до межтропического внесезонья круглый год, а уж другой-то мир и вовсе не обязан копировать Землю.
Но, как бы то ни было, жить здесь было одно удовольствие. Единственное, чем приходилось платить за эту приятность, – это сахаш. Полтора месяца непрерывно дующего сильного ветра вкупе с непрекращающейся моросью. Не дождем, а именно моросью, висящей в воздухе. Это может свести с ума кого угодно. От влаги не спасало ничто. Как ни закрывай двери и окна, но если сам воздух представляет собой воздушную пыль, то колдуй не колдуй, а дышать ты будешь именно водой. Семен как только не изворачивался, да и не он один, все маги мучались этим… Но – никак. Поначалу, когда казалось, что в руках волшебная палочка, каждый из магов громогласно заявлял, что у него, мол, проблем с сахашем не будет. Ошиблись все. Против законов природы не попрешь. Чтобы не сталкиваться с водой во время сахаша, нужно было полностью огородить себя и место, где собираешься жить, от внешнего мира. Это как раз получалось неплохо: капсулы личной безопасности были одним из первых узоров, которые маги начинали плести. А вот перемещать капсулы вместе с собой получалось отвратительно. Магия – это не волшебство из сказок, как саркастически выражались новоявленные маги еще на Земле, начиная разбираться в хитросплетениях хальер. Ограничения тут присутствовали так же, как и в любой другой науке. И, как и любой другой наукой, магией тоже нужно было очень упорно заниматься, чтобы получать хоть какие-нибудь приличные результаты. Нет, первичный набор узоров, необходимый для беспечной жизни, получался сразу, а вот за следующий узор, выводящий на новый уровень, приходилось платить неимоверными усилиями. Каждый из магов подходил к этому по-своему. Кто-то корпел в выстроенных поместьях, занимаясь фундаментальными исследованиями, кто-то просто плюнул на всё и наслаждался жизнью, а кто-то шел экспериментальным путем, на своей шкуре пробуя разные узоры в разных ситуациях. Хотя в итоге все приходили к одному и тому же. Нужна и теоретическая подготовка, и, конечно же, практика.
Семен решил начать с практики, тем более что жизнь Команды сама подталкивала к этому. Но сейчас он постепенно пришел к пониманию, что без серьезных научных (как ни странно звучал этот термин по отношению к магии) наработок двигаться дальше нельзя.
Он уже никак не напоминал того полковника Точилинова, волею судьбы выброшенного в Пестик, который прибился к Команде Теренса несколько лет назад. Сейчас к нему иначе, как «Мастер Ацекато», никто и не обращался. «Мастер» остался от того самого шутливого обращения Муритая, а вот «Ацекато» Семен выбрал сам. Муритай разве что кипятком не писал, умоляя Семена придумать что-нибудь другое, но Точилинов уперся. «Ацекато» – на торкване, языке торков, означало всего лишь «птенчик». Все бы ничего, подумаешь, как себя хочет человек, так и называет, но именно Муритаю это прозвище доставляло немалые страдания. «Ацекато» было одно время его любимым обращением к Семену. Вот Семен в назидание ему и обозвался. А учитывая, что Муритай с каждым годом все больше превращался в некую смесь компаньона, мажордома, телохранителя, да и, наверное, слуги при постоянно набирающем вес и известность Семене, то ему это прозвище царапало слух больше всего. Еще бы. Вот, скажем, подчиняться человеку по прозвищу «дурачок», легко ли? Но Точилинов был непреклонен. Мастер Ацекато – и все тут.
– Можно, Мастер? – Легок на помине, Муритай заполнил собой дверной проем.
После нескольких покушений торк категорически запретил Семену лично встречать гостей, не входящих в состав Команды, взяв эту опасную долю на себя. На самом-то деле для такого бойца, как Муритай, опасности особой здесь не было – ассасины, регулярно наведывающиеся в Пестик, вовсе не жаждали ополчать против себя всех вольдов. Поэтому такой фильтр оказался очень полезным.
– К вам Его Магичество Борис Огнетворец, – Муритай склонился до земли в шутовском поклоне.
Маги набрали в Пестике уже достаточно большой вес, чтобы встречали их как важных персон. Еще не хозяева жизни, но уже далеко даже не бароны. Маги начинали потихоньку переплевывать в популярности даже признанных Старших Команд. Чем это все кончится, пока не понимал никто, но как отдельное и весьма значимое явление институт магов Пестика уже сложился.
Вольды, правда, не желали просто так мириться с новоявленной аристократией, иногда требующей открытого чинопочитания, и морально боролись, как могли, стараясь сохранить свои прежние вольные лица. Муритай, к примеру, пошел путем шутовства.
– Огнетворец Чудодейственный, – весело поправил его Борис, выглядывающий из-за могучего плеча. – Тут меня давеча один красавец лизоблюдствующий обозвал. Придурок.
Он шутливо отпихнул все еще стоящего в проеме Муритая:
– Подвинься, кабан здоровый.
Муритай, ухмыляясь во весь свой звериный оскал, которым славятся торки, отошел.
– Привет, – улыбнулся Семен, – как добрался?
– Отлично. Два дня – и готово.
Сахаш кончился как раз два дня назад, поэтому Семен, отправивший приглашение как раз перед ним, злорадно ухмыльнулся:
