предупредил лейтенанта Артикулова, который был вместе с убитыми в наряде в тот день, когда, по словам братьев Исмаиловых, была задержана молодая и привлекательная русская девушка, не москвичка, у которой, судя по всему, заканчивался отпуск и они с мужем должны были вернуться домой… Сюда же можно отнести наличие следа женской обуви наряду с мужской на крыше здания, откуда был застрелен Петрунин. Вероятно, муж и жена решили таким образом отомстить насильникам… Разумеется, эта версия, как и любая другая, нуждается в тщательной проверке.
Милицейские следователи недоуменно переглянулись. Сейчас вступятся за честь мундира, не иначе, подумал Чурилин.
— Вам что-то не нравится в том, что я высказал? — спросил Чурилин, обращаясь к знаменитой Дине Ивановне Алпатовой, грозе криминального мира, сухой даме лет сорока с высокой прической, по слухам, старой деве, чей жених некогда сделался уголовником. С тех пор она будто бы никак не может насладиться местью преступному миру.
— Очень уж вы категоричны, Виктор Петрович! — сказала она. — Пусть даже это всего лишь ваше предположение, но вот так огульно обвинять погибших милиционеров, у которых остались семьи…
— Странно это слышать от вас, Дина Ивановна, — вмешался Женя Скворцов. — Какой-то непрофессиональный подход.
— Это всего лишь моя версия, — извиняющим тоном сказал Виктор Петрович, — которая, как мне кажется, наиболее полно отвечает на вопросы, возникающие по мере расследования этой истории.
— Да, но вы, как руководитель нашей следственной группы, предлагаете ее как основную, которую мы должны проверять и разрабатывать, забыв про все другие… — Она оглянулась на своих коллег по ведомству, ища поддержки, но те промолчали. Других версий у них не было.
— А какая это другая, Дина Ивановна? — насупился Чурилин. — Разве вы ее высказывали? Что-то не припомню.
— Те же братья Исмаиловы, которым погибшие ребята могли сорвать их наркобизнес и которых вы, Виктор Петрович, так легко отпустили, разве не могли они попытаться направить нас по ложному следу? — спросила она. — Неплохо, кстати, придумано. Но почему мы должны им беспрекословно верить?
— Никто пока не утверждал, что им можно верить на все сто… — вздохнул Чурилин. — Но вспомним, о чём и, главное, как говорили между собой Баранов и Артикулов… Им тяжело было вспоминать о случившемся. Если бы речь шла о наркоторговцах — чего им было так уж переживать? А в этом случае становится понятно, почему они, по их выражению, поставили на себе крест. Баранов во время допросов был подавлен и наотрез отказался отвечать о том, что произошло, даже после того, как я чуть ли не пригрозил ему служебным расследованием.
— Не могу поверить, — упрямо сказала Дина Ивановна, — чтобы на это были способны сотрудники органов, к тому же солидные, семейные мужики, отцы детей, да не один какой-нибудь урод, а целых пятеро, на глазах друг друга… Не урки же они какие-нибудь, в конце концов!
— И все же, Дина Ивановна, и все же, — задумчиво сказал Чурилин. — Вы ведь не хуже меня знаете — бывают преступные групповые акции, отказ от участия в которых может иметь плохие последствия для тех, кто отказался. Вам их перечислить?
— Простите, и все же — вы это говорите о бандитах или о сотрудниках правоохранительных органов, в чьей порядочности у нас пока нет повода сомневаться? — прищурилась Алпатова.
Чурилин только развёл руками. Потом переглянулся с Женей Скворцовым.
— Если мы в нашей работе будем оперировать эмоциями и ведомственными пристрастиями… — сказал он и замолчал.
Чёрт меня дёрнул согласиться возглавить эту межведомственную группу, выругал он себя, где все только и озабочены тем, что скажет их начальство.
— Говорите, Виктор Петрович, вы, кажется, хотели что-то сказать, — не без язвительности напомнила Алпатова.
— Хотел, — кивнул Чурилин, разозлившись на себя. — Значит, распределим обязанности на сегодня… Вас, Дина Ивановна, я бы попросил самолично побывать в этом отделении и еще раз просмотреть все записи в журнале дежурного от шестнадцатого января этого года, в первую очередь те, что касаются дежурства наряда под руководством Кравцова… И самой или совместно с вашими сотрудниками допросить наконец Артикулова. Дальше… Хочу знать, отправлен ли запрос на Мишакова Дмитрия по месту жительства?
Все только переглянулись. То ли выскочило из головы, то ли посчитали второстепенным…
— Можно ли так работать? — поморщился Чурилин. — А все потому, что слишком много времени и сил у нас уходит на прения. И на оборону от прессы… Кстати, следует узнать, не женат ли Мишаков. И если да, то как зовут его жену. Кто возьмет это на себя?
— Этот запрос вполне способен сделать ваш секретариат, — негромко сказала Дина Ивановна. — Но не кажется ли вам, Виктор Петрович, что вы слишком рано становитесь рабом собственной версии, что обычно свойственно начинающим следователям, но никак не столь опытным.
— Вынужден повторить… Никто вам не мешает предложить собственную версию, — едва сдерживая раздражение, сказал Чурилин. — У вас она есть? Или вы её пока от нас скрываете? Если нет — извольте отрабатывать то, что есть. Увы… Чем богаты. Если нет вопросов, на сегодня все!
Зря я так, подумал он, стараясь не смотреть на Дину Ивановну. Ну не умеет она работать в команде. Что тут поделаешь. Да еще и необходимо подчиняться… Это с её-то опытом… Ей бы самой возглавить эту комиссию… Тогда, правда, окажется, что я точно так же не смогу подчиняться ей…
— Задержитесь на минуту, если можно, — попросил он Алпатову, когда она, будучи уже в дверях, оглянулась в его сторону.
Она молча пожала плечами и вернулась на свое место — села на старый стул, на который сам Виктор Петрович садиться не осмеливался.
Пара таких стульев уже развалилась под его тяжестью, однако хозяйственники мебель менять не спешили — ссылались, как это сегодня принято, на нехватку средств. Сказать же, чтобы Дина Ивановна пересела, он не решался. Это добавило бы яду в ее размышления вслух о несовершенстве органов прокуратуры. Однако по-прежнему оставлять дело так, как есть, уповая на ее незначительный вес, тоже было нельзя…
— Извините, что задерживаю, но я только хотел вам сказать…
— Что-нибудь насчёт чести мундира или о двух медведях в одной берлоге? — насмешливо перебила она. — Я угадала?
Чурилин вздохнул.
— Что у вас за характер, прости Господи, — досадливо поморщился он. — Я всего лишь о стуле, на котором вы сидите.
— Что-нибудь насчёт умения некоторых усидеть на двух стульях? — опять опередила она Андрея Васильевича, а в следующую минуту он, стремглав вскочив, едва успел подхватить ее, поскольку стул под ней таки развалился…
Сначала, испуганно взвизгнув, она инстинктивно за него ухватилась, потом резко оттолкнула его руки.
— Вот видите, — сказал он, сам немало смущённый, — оказывается, не во всем следует искать происки враждебных сил.
— И чтобы продемонстрировать это со всей наглядностью, вы просили меня задержаться? — спросила она, пылая от негодования и продолжая себя накручивать.
Тем не менее на другой предложенный стул села.
— Ну что мне с вами делать, — развёл он руками. — Просто такие вот стулья достались — не успеваем их менять. Я лично сломал два точно таких же…
— Так… Спасибо, что предупредили. Наверно, нам, ментам, теперь лучше приходить в прокуратуру со своей мебелью. Это все, что вы собирались мне сообщить?
— Язык у вас… — покачал головой Чурилин. — Ладно, забудем. Вы наш гость. И с сегодняшнего дня вольны сами выбирать, где вам сесть. Согласны?
Она неопределенно пожала плечами.
— Возможно, моей ошибкой было то, что не сразу доверил вам беседы с милиционерами, — начал
