Виктор Петрович.
— Опасаетесь моей необъективности? — сощурилась она. — Напрасно… Про меня уголовники говорят, будто я посадила целую роту ментов — тех, кто опозорил наши ряды.
— Только давайте без ложного пафоса, — поднял руки, как бы защищаясь, Чурилин. — Я ничуть не сомневаюсь в вашей добросовестности. И в вашем опыте. И речь не о них, а о наших с вами амбициях.
— Хотя говорить нужно о деле, — кивнула она.
— Я рад, что мы наконец поняли друг друга, — сказал Виктор Петрович. — Так вот о деле… Когда будете разговаривать с Артикуловым, не премините спросить его об этой девушке. При этом проследите за вазомоторикой. Сами знаете, протокол ее не отразит. И потом мне расскажете, как он себя повел, когда о ней услышал.
— Но только до этого постарайтесь, в свою очередь, никому и нигде о ней не рассказывать.
— Ну да, — развёл он руками. — Вот и вы указали на мой прокол. Надо было предупредить об этом братьев Исмаиловых…
После её ухода Виктор Петрович какое-то время ходил по кабинету, собираясь с мыслями.
Потом сел за телефон и, ругая себя, набрал номер Галины Парфеновой. А с кем он ещё может поделиться своими неурядицами — чтобы как бы всерьёз, но без всяких последствий?
Глава 3
— …Кажется, ясно сказал, когда понадобитесь, сам позову! — Каморин не скрывал раздражения, разговаривая с Балабоном. — Сейчас у меня самый разгар предвыборной кампании. И не вздумай мне звонить. Ни из Москвы, ни когда вернешься… Возможно, меня прослушивают соперники… Да они весь избирательный округ поставят на уши, если что узнают! Что тут не ясно?
— Да все ясно… — мрачно сказал Балабон. — Только маловато будет.
— Пять штук за паршивого московского мента — тебе мало?
— Сами говорили, за Москву будете платить по десять штук, — бубнил недовольный Балабон.
— Помнишь, как Михрюта кончил? — усмехнулся Каморин. — А вот так же начинал. С торговли…
Балабон недовольно молчал, уставясь в пол.
— Когда у тебя рейс? — спросил Каморин, посмотрев на часы. — Не опоздаешь? Ладно, на вот ещё на командировочные расходы… — Павел Романович сунул ему несколько сотенных купюр. — Не пересчитывай. Здесь ровно штука. Погуляй. Но только когда сделаешь дело. Напоминаю ещё раз… Мне всё равно, какого звания мента ты шлепнешь, хоть самого начальника, но лишь бы он был из сорок четвертого отделения. Канищев тебе подскажет, где их искать. Даст винтовку… Но только не Баранова или Артикулова. Запомнишь эти фамилии? Ничего записывать не надо. Теперь по поводу бабок… Этого мента мне не заказывали, понятно? Счет в банке на него не открыт. Это моя фирменная двухходовая комбинация из трех пальцев. Знаешь, о чём речь?
Балабон кивнул.
— Тебе ли не знать! — хмыкнул Каморин и хлопнул его по плечу. — Ты ведь только что участвовал почти в такой же, верно?
Балабон снова кивнул, хотя необходимость в недавней ликвидации некоторых бьшших коллег кандидата в депутаты Шаландина понимал смутно. Ну замочили пару старикашек — один его коллега, бывший адвокат, переквалифицировался в коммерсанта, другой пенсионер (Балабон застрелил его вечером в подъезде, когда тот вышел прогуляться со своим пуделем), некогда был у Шаландина начальником… Валят, конечно, на Шаландина, не успевает отплевываться, но ведь убийства не прекратились, а это камень в огород шефа… Хотя в последний раз он ввел жесткий мораторий. Велел всем отдыхать. Только гастроли, и ничего другого. Пусть граждане тешатся тем, что в округе никого больше не убивают…
— Смысл здесь примерно тот же, но голову советую не забивать, — продолжал Каморин. — Слишком долго объяснять… И вообще, никаких объяснений больше не будет. Усек? Просто отстраню от операции и возьму другого… Ну все, закругляемся. А ты улыбайся, улыбайся, идиот, и пожми мне руку. Ты же всем теперь доволен… Так вот я — за порядок во всем! — возвысил голос Каморин, увидев группу подходивших людей. — И в регулярной выдаче зарплаты в том числе. И если на вашем предприятии будут повторяться подобные задержки, вы сможете обращаться ко мне в приёмные часы или звонить в любое время домой!
Если до этого Каморин говорил вполголоса, торопливо и постоянно оглядываясь, то теперь со стороны казалось, будто кандидат в депутаты отвечает на вопросы рядового избирателя.
Балабон поспешно отошел от кандидата в депутаты с просветлённым, как было велено, лицом.
— Павел Романович, дорогой. — Софья Борисовна, вдова убитого врача Болеславского, а также член инициативной группы поддержки Каморина, едва могла говорить из-за одышки. — Мы только что с собрания, где выступал этот неудачник Шаландин! Вы бы послушали, что он говорил в ваш адрес!
— Нетрудно представить, — пожал плечами Павел Романович.
— Уж как он ненавидит тех, кто его обошёл по службе или на выборах, мне ли вам рассказывать…
— А вы не думаете, что это он заказал убийство депутата Сиротина? — загомонили женщины из той же группы поддержки, окружив Павла Романовича. — Как и своих бывших коллег?
— Отнюдь, я ничего не утверждаю! — Каморин был весь внимание и отзывчивость. — Я этим пока не занимался. Убийца мёртв, а до уровня моего оппонента я опускаться не хочу. Сегодня он обвиняет меня чуть ли не в гибели тех несчастных, кто был в той машине… Нелепое и голословное обвинение! А вот сам оппонент… Впрочем, как кандидат в депутаты я нахожусь сейчас в щекотливом положении. Имею ли я моральное право использовать служебное положение и обвинять своего оппонента в совершении преступления? Нет, нет и нет. Вот почему я временно отказался от продолжения расследования… Но это не мешает мне сопоставлять отдельные факты, о которых вы все знаете не хуже меня.
Члены группы поддержки согласно кивали.
— Это так интеллигентно, так благородно, — стенали женщины. — Разве сравнить поведение Павла Романовича с его поведением?
— Вовсе не я, а сама общественность обратила внимание на череду странных убийств, случившихся почему-то именно в последнее время, — продолжал Каморин. — Причем, если вы обратили внимание, убивали именно тех, кто когда-либо стоял на пути Шаландина, делавшего свою карьеру, либо хорошо его знал и мог сказать о нем что-то такое, что подорвало бы его репутацию…
— Это так верно, так проницательно, так корректно с вашей стороны…
Члены инициативной группы еще сильнее закивали, с еще большей надеждой стали смотреть на Павла Романовича, чей голос дрогнул от нахлынувших гражданских чувств.
Глаза Софьи Борисовны наполнились слезами.
— Берегите себя, — прошептала она. — Берегите ради нас! У нас не осталось никого, кому можно было бы доверять!
— Я предлагаю установить круглосуточное дежурство в подъезде дома, где проживает Павел Романович! — громко сказал какой-то пенсионер с выправкой бывшего гэбэшника.
Только этого мне не хватало, подумал Каморин, несколько растерявшись от предлагаемой услуги.
— Павел Романович, дорогой, вы уже не принадлежите самому себе! — говорили вокруг сторонники, ещё теснее сплачиваясь вокруг своего кумира. — Наш избирательный округ всецело за вас!
Народ между тем все подходил и прибывал, сначала не понимая, что случилось, потом всецело присоединяясь к общему мнению. И вскоре уже в центре толпы сооружалось нечто среднее между трибуной и баррикадой.
— Народ берёт вас под свою защиту! — сказала Софья Борисовна. — Неужели вы этого не понимаете?
— Да, но как бы нас не обвинили в проведении несанкционированного митинга, — сказал Павел Романович, беспокойно вертя головой в поисках блюстителей порядка. Похоже, сегодня ему не суждено
