Каморин знал и другое, чего они опять же не знали: уж он-то выхватит пистолет.
— Что у вас вообще тут, в натуре, делается? — лениво спросил «двоюродный» (поскольку был в подчинении у «родного») брат, оттопырив нижнюю губу. — Сплошные мокрые дела. Столько шуму в центральной печати… И твой московский банкир прочтет это в газете и спросит: а что у вас там, в натуре, Чикаго? Заговорённый ты, что ли? Твои же мокрушники при случае тебя же сдадут. Со всеми потрохами.
А он прав, подумал Каморин. Все время об этом как бы стараюсь забыть. Ничто ведь не вечно. Команду нужно обновлять время от времени.
— Я правильно говорю? — продолжал «двоюродный». — Мы тебе что велели? Навести здесь порядок. — При этом он вопросительно посмотрел на «родного», угадывая, то ли говорит. — А ты что делаешь? Шлёпаешь всех подряд и почем зря, держишь народ в страхе… Или нас тоже решил попугать? — закончил он, ободрённый молчанием брата.
— Павел Романович — следователь, — напомнил, напряжённо улыбаясь, директор завода, сам еще недавно пересаженный братьями с нар в директорское кресло. — За счет чего ему ковать свою репутацию перед выборами? За счет успешного раскрытия хорошо организованных преступлений.
— Он — мент, — сказал «двоюродный», снова взглянув на «родного» в ожидании комплимента.
— Наш мент, — важно кивнул «родной». — И с ним надо быть на стрёме, тут ты прав. Но сейчас, Родя, ты отвлекаешь нас от избранной темы, ради которой мы сюда приехали…
— Я так и не врубился. Вы согласны впарить свои бабки этому банку или нет? — спросил Каморин.
Они переглянулись. На этот раз вдвоем. Директор понимающе подмигнул Павлу Романовичу. Мол, правильную интонацию держишь.
— Вроде того, — согласился «родной». — Но не это конечная наша цель…
— Ваша цель — стратегическая, — сказал Каморин. — И потому не оригинальная. Завоевать то, что не удалось Наполеону и Гитлеру. Москва — ваша цель, я правильно понимаю?
— Москва — город больших денег и больших возможностей их заработать, а потом смыться, — поддакнул директор, взглянув на Каморина в поисках сочувствия. Павел Романович отвел взгляд.
— А зачем смываться? — пожал плечами Родя. — Можно и остаться. Там только нас не хватает… — и засмеялся, обнажив золотые фиксы.
Конечно, директору нужен союзник в противостоянии ненасытным братьям, под крышей которых он находился уже не год и не два. Крыша всех давила и душила. И прежде всего — производство. А братцы только изредка приезжали сюда на двух джипах с охраной, устраивали оргии в собственном казино, отдавали всем, включая ментов, указания, как жить дальше, собирали дань и укатывали назад в свой Челябинск.
Теперь им здесь стало тесно, скучно и дискомфортно. Негде развернуться. Они хотят попробовать себя в столице — попутного ветра им в корму, как говорится, хотя мало кто верил в то, что это сбудется. Избавиться от братьев мысленно желали без исключения все, кто их знал, однако весьма и весьма многие полагали при этом, что такое лишь Павлу Романовичу по силам: только он способен, как какой-то мифический герой, освободить родной край от этого двуглавого дракона.
Но пока Каморин выжидал. Он не нуждался в союзниках — пусть другие ищут его расположения. Он же привык полагаться только на себя и вовремя устранять бывших союзников по мере обнаружения их ненадобности…
— У этого банка уже есть своя крыша, — сказал Каморин. — Может, вы хотите поискать другой?
— Зачем нам искать другой? — синхронно сощурились братцы.
И Каморин вдруг подумал: вот будет занимательно, когда их шлепнут другие братья, более близкие физиологически, — Мишаковы. Он уже видел эти похороны на элитном кладбище с вереницей иномарок, с гробами красного дерева, которые несут здоровенные лбы со стрижеными затылками, могилу с мраморным крестом и с морем венков от всех, кто почувствует огромное облегчение в связи с преждевременной кончиной братцев…
— По моим сведениям, в ваши акции банк вложит общак одной неслабой группировки, — сказал Каморин. — Они там у себя дома. Мы сможем их мочить только по одному. Наездами. С ними пока лучше не связываться. Пока не захвачу в Москве плацдарм, на который вы потом высадитесь.
— А не говорил ли ты минуту назад, будто держишь всё под контролем? — по праву старшинства не дал открыть рот «двоюродному» «родной».
— Контроль мой, только они об этом пока не догадываются, — туманно ответил Павел Романович. — В правлении банка сидит их человек, который на самом деле давно мой.
— А он-то хоть догадывается об этом? — не без юмора спросил «родной».
Глава 4
— …Андрюша, всего-то один особнячок на Гоголевском, который требует ремонта, — жалобно уговаривал племянника Хлестов.
— Не могу, Игорь Андреевич, — качал головой племянник. — Он уже обещан Союзу художников. Есть решение правительства Москвы.
Хлестов развел руками и переглянулся с Пирожниковым. Тот пожал плечами.
— Не понимают художники своего счастья, — сказал он. — Мы бы его отремонтировали, сделали из него конфетку, а потом им же, художникам, и продали бы. Кому от этого плохо?
— Ну да, а цена возросла бы на порядок, — усмехнулся Андрей, блеснув очками в золоченой оправе в сторону Валерия Эдуардовича. — Художники будут вынуждены отказаться, а вы сразу найдете другого покупателя. Я правильно говорю?
— Толковый у тебя племянник! — усмехнулся Пирожников, сложив руки на груди. — Палец в рот не клади. И ничего другого тоже.
— Андрюша, ну что тебе стоит, — зашептал, оглядываясь на дверь, дядя строптивого племянника. — Ведь особнячок нуждается в капитальном ремонте, правильно? Ты хоть его видел?
— Видел, — пожал плечами Логунов. — Отремонтируют с Божьей помощью.
— Когда-нибудь, — кивнул Пирожников. — А я сделаю это за два месяца. И потом, существует постановление о срочном ремонте зданий, имеющих художественную и историческую ценность. Вы это знаете? Вы знаете, что подобные здания можно продавать лишь на конкурсной основе и только тем, кто способен их привести в должный порядок?
— Знаю. Как знаю также и то, что для творческих организаций сделано исключение, — поморщился Логунов. — На этом основании им и дано разрешение на покупку… Не понимаю, Игорь Андреевич, чего вы от меня вообще добиваетесь?
— А ты составь такое письмецо, — снова зашептал Хлестов, оглядываясь. — А мы уж сами его доведём до ума… Ну что тебе стоит?
Андрей молча мотал головой, чувствуя, что еще немного — и накричит на родного дядю. Уж сколько ему объяснял, просил, чтобы не впутывал дядя Гарик в свои делишки… В прошлый раз подобная история произошла с детским садом в районе Плотникова переулка. Дядя слезно просил за фирму, обещавшую быстренько отремонтировать. И почти бесплатно. Детей отправили по домам, кое-как разместили в других детсадах… Ремонт шел ударными темпами, работали днём и ночью, закончили раньше срока, но, когда туда явились воспитатели с заведующей, они пришли в ужас. Это было не учреждение для детей, а настоящий офис после евроремонта со всеми делами: компьютерами, длинноногими секретаршами и вооруженными охранниками… Мало того, оказывается, этот бизнес-центр уже был продан некой совместной фирме. Её представители клялись, что совершенно не были в курсе всей предыстории.
Бывший детсад пришлось брать штурмом со взводом спецназа, со слезоточивым газом, от которого у Андрея еще неделю болели глаза… Судебное разбирательство ни к чему не привело. Дело было успешно развалено. А родной дядя тем не менее все пытался всучить любимому племяннику часть гонорара, полученного за содействие…Игорь Андреевич бросил на Пирожникова трусливый взгляд. Тот холодно
