же, имена и диалоги с первого взгляда вроде бы ничем не отличались от прежних. Даже съемочная площадка не претерпела никаких изменений. Тот же диван, та же картина на стене. Но каким-то непостижимым образом все казалось иным. Подобное несоответствие вызывало странное покалывание в животе.
И сейчас, стоя посреди своего офиса, Фрэнсис не мог понять, почему тот же самый наплыв странных эмоций настиг его в эту минуту. Дело было не в Чаде, тот мог хоть козла трахать, Фрэнсису было наплевать. Но почему он испытывает это странное ощущение? Неужели из-за преображенной помощницы?
В своей жизни Фрэнсис ни разу не чувствовал влечения к женщинам. Конечно, в старших классах школы он встречался с несколькими девочками. Он целовал их, запихивая в рот язык, и шарил рукой под лифчиками. Он обжимался с ними на диване, когда они присматривали за надоедливыми соседскими детишками. В университете он даже переспал с одной девчонкой. Нельзя сказать, что он не пытался вести себя как нормальный мужчина. Но представительницы противоположного пола его никогда не возбуждали. Что бы там ни было в женщинах такого, что предположительно стремились заполучить все мужчины, он ни разу не почувствовал того сказочного влечения, из-за которого случаются все браки и разводы и отмечаются приводящие к перенаселению планеты демографические взрывы. Но в этом своем новом облике его ассистентке непостижимым образом удалось соединить мужественность и женственность и превратиться в совершенно другого человека, при виде которого у Фрэнсиса в животе возникло странное томное покалывание.
В кабинет вошла Юки с чашкой кофе.
— Вы же пьете с молоком, не ошибаюсь?
— Спасибо. Вы очень любезны.
— Ну что вы!
Она заметила стопку контрактов на его столе.
— Хотите, чтобы я просмотрела их для вас?
Фрэнсис взглянул на нее.
— Было бы замечательно. Должен признаться, последнее время я совсем вымотался.
— Рада буду помочь.
Она сгребла контракты, подхватила их и пошла к выходу. Фрэнсис не сводил глаз с ее бедер, плоских и мальчишеских, пока она шла к двери. Он понял, что срочно должен вспомнить ее имя.
Сиду позарез нужны были патроны. У него имелась парочка обойм для «М-16», которых, по его прикидкам, должно было хватить. Впрочем, он не собирался никого расстреливать. Винтовку он оставил только потому, что у нее был устрашающий вид: она пугала людей, подчеркивала серьезность намерений ее обладателя. Она служила скорее для пущего эффекта. Возникни реальная надобность пристрелить кого- нибудь, Сид предпочел бы воспользоваться пистолетом. Гораздо практичнее.
Он услышал шаги сына, вошедшего в дом.
— Уилсон? Хочешь наведаться со мной в магазин спортивных принадлежностей?
Уилсон пришел на кухню и достал из холодильника бутылку пива.
— Мы что, на рыбалку собираемся?
— Мне нужны патроны.
Парень не смог стереть с лица тревожное выражение:
— Зачем тебе патроны?
— Чего это ты так скривился, словно тебе срочно в сортир понадобилось?
— Слушай, тебе незачем покупать патроны.
— Если я собираюсь убить эшххаоле, то мне понадобится больше боеприпасов. Глянь только на это. У меня всего-навсего шесть патронов. — Сид вытащил обойму из лежащего перед ним пистолета.
— Брось, зачем тебе больше? У тебя и так их навалом.
Сид посмотрел на Уилсона:
— И почему ты такой дурак?
— Вот заладил — дурак да дурак. — Уилсон пристроился за столом рядом с отцом. — Просто я не горю желанием видеть тебя за решеткой.
Сид вставил обойму обратно в пистолет.
— Лучше умру, чем позволю им украсть у нас работу.
— А Джозеф говорит, что, наоборот, работы станет больше.
Сид вздохнул:
— Он не понимает. Вы, молодежь, совсем в жизни не разбираетесь.
Уилсону вдруг расхотелось пить пиво. Он поставил бутылку на стол, не сводя глаз с отца, который сокрушенно покачал головой и погладил пистолет.
— Ты скажешь мне что-то, что я не знаю?
— Когда капитан Кук высадился на этой земле, он возомнил себя богом. Он пожелал, чтобы мы пали ниц и целовали его ноги. И знаешь, что мы сделали? Мы его убили. Просто забили его дубинками и насадили на копья, как какую-нибудь мелкую рыбешку, моану. А теперь хяоле продолжают приезжать сюда и ведут себя так, словно они дерьмовые короли. Понимаешь, к чему я веду? Я считаю, что нам следует всех их, как и Кука, отправить к праотцам.
С этими словами Сид поднялся и засунул один из пистолетов за резинку своих спортивных штанов.
— А сейчас я собираюсь достать патроны.
Встреча с Фрэнсисом все только усложнила. Джозеф покинул продюсерскую контору в состоянии, близком к ступору, у него все внутри дрожало от только что состоявшегося разговора. Было такое чувство, словно он оказался главным героем одной из фантастических серий «Сумеречной зоны». Хотя Джозеф заявился без предупреждения, продюсер, казалось, обрадовался его приходу. Как замечательно, что он зашел. Джозеф расслабился от такого радушного приема. Ему и хотелось, чтобы беседа носила неофициальный характер. Разговор начистоту, как мужчина с мужчиной. Никаких угроз. Никаких скрытых запугиваний.
Джозеф рассказал продюсеру об устоях жизни их маленького сообщества, о том, как тяжело сводить концы с концами в одном из самых дорогих городов в мире, насколько сложившаяся местная экономическая система важна для них, особенно если учитывать наводнение рынка японцами, китайцами и голландцами, выкупающими значительные участки недвижимости, пытаясь поглотить весь остров. Он даже предпринял попытку воззвать к духовным устремлениям продюсера — в конце концов, тот приехал не откуда-нибудь, а из Калифорнии — и сказал ему, что вспомогательный персонал на съемочной площадке, целиком состоящий из гавайцев, пользуется особым благоволением островных богов.
Продюсер — он попросил звать его Фрэнсисом — внимательно слушал. Он пристально смотрел в глаза Джозефа, казался полностью поглощенным разговором, кивал в знак согласия и понимания. И парень пребывал в абсолютной уверенности, что все идет как по маслу.
Продюсер ответил Джозефу, что он и сам предпочел бы задействовать местных. Так гораздо проще получить разрешение на съемки и размещение актеров, а также заручиться поддержкой полиции, когда власти будут знать, что именно их собратья-горожане получат выгоду. Продюсер сказал, что может позвонить руководству и состряпать какую-нибудь историю о беспокойстве в умах местного населения или о политическом давлении или, возможно, найдет способ удалить тех, других парней, со сцены. Вот только сделать это будет непросто. Ему придется рискнуть собственной задницей.
Потом Фрэнсис пристально взглянул ему в глаза и спросил, готов ли он, Джозеф, рискнуть своей задницей. Его точные слова: «Если я рискую своей задницей, то, надеюсь, вы сделаете то же самое».
Джозеф сразу даже не понял, что он имел в виду. Он что, намекает на скидки? Хочет получить взятку? Именно с этой минуты беседа приняла странное направление.
Продюсер встал из-за стола и двинулся к нему. Джозеф сразу же увидел, что продюсер возбудился: материя его брюк натянулась как летняя палатка.
Фрэнсис пристроился рядом с Джозефом и сказал:
— Я очень хочу тебя трахнуть.
Джозеф едва сдержал готовый сорваться с языка резкий ответ. Он глубоко вздохнул и постарался сохранить спокойствие. Дело было вовсе не в его отношении к гомосексуализму — Гавайи в этом плане
