– Что ж… если он так заигрался… Я покажу вам дорогу на Локос.
Потом она задумалась об отце и так ушла в себя, что очнулась только от острой боли; кровь из прокушенной губы наполнила рот солёным. Глаза Святополка были рядом. И в них, почему-то, не было злобы. К его чести, он даже не пытался дать ей понять, что она может быть использована в качестве особо ценной заложницы в будущем противостоянии с Локосом. Похоже, в его личном кодексе воинской чести такого пункта не было вообще.
Амрина сама не могла объяснить, зачем она делает это? Только ли из-за того, что действительно вошла в образ земной царицы, предводительницы женщин-воительниц? Или же подсознательно мстила своему Миру, в котором уже вряд ли смогла бы жить безмятежно? А может, действовали какие-то неведомые ей установки? Человеческие ли? Божественные ли?.. Иногда человек вдруг выполняет необъяснимые с точки зрения формальной логики действия, и считает их вполне естественными – в момент исполнения.
Как бы то ни было, но…
По законам Локоса, да и по законам любого развитого общества…
…она совершила государственное преступление!
ПОМОГЛА ВРАГАМ РОДИНЫ.
Помогла им совершить вторжение на Локос.
Скорее всего, земляне и без этой помощи смогли бы освоить сложную систему пространственных перебросок. Благо для этого имелось большое количество технической документации на самих терминалах, дополненных и продублированных системами интерактивного обучения и тестирования персонала. К тому же у Святополка, как оказалось, имелся свой гений – тридцатилетний юноша Мирг. В технологии межзвёздных сообщений он уже многое освоил самостоятельно. Однако, на тот момент, он был просто на правильном пути, и сколько времени занял бы этот путь, не знал никто. Во всяком случае, никак не меньше месяца.
А сколько всего, полезного для обороны, произошло бы за этот месяц на Локосе, знай локосиане о близящемся вторжении?!
Потому – её помощь была тем кровавым снегом, который в одночасье упал на головы её соотечественников. Пал, чтобы тут же превратиться в пепел.
Более того, она по инерции, или же по отупляющему чёрному наитию, ринулась со своими амазонками во втором эшелоне главного десантного потока. Эх, знать бы ей, что её Избранник, её Аленький – отправился в первом эшелоне этого же потока! Ей-же-ей, взяла бы пару тысяч всадниц и, не ожидая остальных, рванула бы через другую цепочку терминалов. Вне очереди! А там – будь что будет. Остановить женщину, жаждущую встречи с любимым мужчиной, способна разве что… СМЕРТЬ.
Уже несколько дней она пребывала в добровольном затворничестве. В столпотворении, творящемся вокруг, не составило никакого труда пробраться в пригород столицы, где у неё давно было оборудовано укромное место. Мощное то ли хранилище, то ли убежище, числящееся за частной корпорацией неопределённого толка с цифровым обозначением вместо звучного названия.
Внутри, за внешне неприметными, но очень крепкими стенами приземистого здания на второстепенной улице, всё было оборудовано по последнему слову технической мысли. А кроме того, имелись два подземных уровня, на самом нижнем из которых она сейчас и пыталась прийти в себя.
Уже несколько дней, как сняла она лёгкие доспехи, смыла боевой грим и облачилась в чёрный комбинезон – одеяние безликого локосианского пехотинца. Носимый терминал «Спираль» надёжно упрятан под тканью. Знак Избранницы укрыт от посторонних взглядов чёрной повязкой. Лишние слова и эмоции удерживаются остатками воли. И только мысли… Что с ними делать?! Разъедают её изнутри, грызут, отнимают последние силы и желания.
После первой же резни, устроенной амазонками в пригороде Мэйтш, городка, лежавшего в зоне между двумя основными направлениями, она опешила.
«Что происходит? Разве кому-то мешает мирное население?! Разве…»
И тут в неё ворвалось всё сразу. Вошло одновременно и безжалостно: «А что ты хотела, спрашивается? Зачем ты позвала их сюда? В конечном счёте ТЫ их сюда привела, а не твой отец… Ведь он делал всё, что угодно, но всегда ЗА пределами родной планеты. А вот ты…»
Из неё, изнутри, вырывались два взаимоисключающих начала и раздирали тело и душу на две половинки, обречённых изначально не жить по отдельности, а погибнуть в страшных мучениях.
ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
И НЕ ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
Патовая ситуация.
Вот тогда-то она и остановилась. Наконец-то осознав, что не сможет дальше возглавлять армию разъярённых воительниц. Не сможет идти по головам своих соотечественников, купаясь в их невинной крови.
Вот тогда-то её и уличили. Сначала в бездействии, в котором можно было домыслить нерешительность и даже трусость. Потом – в предательстве! И больше всех кричала опять-таки Рэкфис. Непостижимая и непредсказуемая Рэкфис. Та, что ещё недавно шептала страстные слова в перерывах между ласками. Та, что… наверняка затаила злобу, будучи отвергнутой…
И тогда Клеонта-Амрина отшвырнула копьё с серебряным наконечником, доставшееся от покойной Пенфесилии. Вскочила и резко выкрикнула:
– Да! Я не хочу вести вас дальше. Но это вовсе не трусость и не предательство! Я хочу уберечь вас от…
– Уберечь нас?! Уберечь от чего? От сражений? Чтобы другие получили все лавры, всю военную добычу? Чтобы другие отомстили этим отродьям, которые обманом завлекли нас туда, откуда нет возврата домой? – взвилась Рэкфис, бешено сверкая глазами. – Вот! Видите, я же вам говорила… Она не может быть одной из нас! Я твердила вам это с первой минуты её появления. Неважно, её самой или же её двойника. В этом есть что-то не от Олимпа, а от царства Аида. Я больше не верю ей! Я не хочу подчиняться ТАКОЙ царице! И пусть меня убьют на этом месте, если ваши уста не умеют говорить ничего, кроме лести. Пусть меня…
Её не тронули, не покарали за эти дерзкие речи. В сердцах амазонок уже не было той веры.
После недолгого совещания двенадцати воительниц Клеонте огласили решение. Сделала это Ипполита, в последний момент отведя взгляд в сторону.
– Ты не можешь быть больше нашей царицей. Хочешь, вызови любую из нас на поединок, но… в случае победы тебе придётся поочерёдно сражаться с каждой из нас. И даже если ты победишь всех, тебе некем будет править…
– Не надо, Ипполита. Я ухожу. Наверное, и вправду – дальше наши пути расходятся. Я хочу сказать вам только одно… не рвитесь в первые ряды атакующих. В этой войне не будет ни лавров, ни богатой добычи… – Её голос дрогнул, но она, сделав усилие, продолжила: – В этой войне будут только две побеждённые стороны. Потому что истинный враг, силу которого я даже мысленно боюсь представить, только на подходе… И запомните самое главное. Я люблю вас! Я люблю вас всех, мои… родные. И тебя, Рэкфис. Особенно тебя…
Последнее, что она запомнила: растерянные глаза Рэкфис, в которых судорожно вспыхивали, боролись между собой искорки любви и ненависти. Потом эти почти незаметные огоньки растворились в пелене выступивших слезинок. Амрина не договорила. Опустив голову, быстро покинула палатку… Свою собственную палатку, которая понадобится уже другой предводительнице. Её сопровождало полное молчание. Никто не двинулся с места.
Это было несвойственно обычаям амазонок, но ей – дали уйти.
Почему? ПОЧЕМУ?!
Вся земная история древности была пронизана пренебрежением к женщине. И даже там, где грубое животное начало маскировалось, рядилось в одежды торжества духа, а не тела – на Древнем Востоке, – даже там в открытую декларировалось, что…
Амрина без труда извлекла из мнемохранилища нужную цитату, входившую в объём конфуцианских основ: «Мне суждено было родиться человеком. И это первая радость. Мне суждено было родиться мужчиной. И в этом вторая радость…»
Этим объяснялось многое, если не всё. Демарш амазонок, этих древних женщин, которых ей довелось возглавлять, исходил не только от сбоев внутри индивидуальных биологических программ. Это не было
