мужеподобностью в чистом виде, в том понимании, которое вкладывают в данное слово психологи. Хотя, конечно, и не без этого. Но, в первую очередь, главным был ПРОТЕСТ против социальных устоев цивилизации тех времён.
ПОЧЕМУ?!
Истина, которую она зачала от суровой реальности на Эксе.
Которую она выносила и мучительно родила.
И которую выпестовала в жестоких боях.
Истина звучала так:
ВСЁ НУЖНО ПРИМЕРЯТЬ НА СЕБЯ.
В том числе и мир, в котором живёшь.
Тогда сразу становится понятным, трещит он по швам, в одночасье став тесным и вчерашним, или же, будучи скроен «на вырост», по-прежнему просторен и удобен.
Она примерила на себя ВСЁ ИСПЫТАННОЕ и вопросы, терзавшие, как стая озверевших от голода собак, – превратились в волков, загнали её в тупик.
Она отпила из чаши мужеподобности. И странное дело: в те минуты, когда в голове не было мыслей об Алексее, когда воспоминания не переворачивали её, как песочные часы, заставляя снова и снова проживать внутри шевеление каждой до боли знакомой песчинки, ей даже нравилось ЭТО состояние.
Ей нравилось скакать на лошади с оружием в руках. Ей нравилось быть сильной. Нет, убивать не нравилось, но порог допустимости этого действия уже давно был пройден. И уже можно было вести речь об убийстве, как о мерзком, отвратительном, но необходимом на войне действии. Но…
Если не кривить душой… неожиданно ей пришлись по вкусу ласки женских рук и женских тел! Ей понравилось ласкать их самой. Нет, она не отдавалась никому из своих соратниц полностью и безоглядно. Словно в последний момент, перед тем, как потерять голову, она видела в мареве, в поволоке округлённые глаза ЕЁ АЛЕНЬКОГО. И ей становилось не по себе. И волна, окатившая её, стекала по телу и уползала от ног по полоске берега прочь. И всё же, иногда ей вспоминались… Стройное тело Ипполиты, словно выточенное из материализовавшегося желания… Грация и упругость Хлуммии… Обволакивающие поцелуи Талиоры… Сила и страсть Эфтиссы… И Рэкфис! Всё та же невозможная… Порой ненавистная и… губительно желанная Рэкфис… с огнём в тёмных глазах, с поцелуями-укусами… с невероятно твёрдыми сосками, царапающими тело и разливающими внутри огонь…
«Я буду ждать тебя ночью… Я буду… тебя…» – на самом передовом крае памяти прошелестел её голос. Глаза Рэкфис висели, смотрели изнутри. Выпрыгивали наружу. Плыли впереди, маня за собой. Поджидали и тут же отпрыгивали. Заманивали. Куда? Для чего?! Отдаться желанию? Или отомстить?
У них всё же была НОЧЬ! Невероятная. Невозможная. И необъяснимая, если учесть, что в душе Клеонта-Амрина тихо ненавидела это непредсказуемое существо, Рэкфис. А тогда… Она не смогла устоять. Поддалась колдовской блажи, хлещущей из глаз амазонки. Но, как же страстно та её ласкала!.. А может, в ненависти была большая неотделимая порция настоящей любви?!
Почему?! Сплошные вопросы…
Мысли перескакивали, наперебой лезли в сознание, требовали уделить внимание. И большинство начинались этим измучившим словом. ПОЧЕМУ?
Все эти долгие дни она примеряла на себя не только боевые воспоминания, но и устои локосианского общества. И буквально сегодня, с ошеломляющей отчётливостью осознала, что НЕ ХОЧЕТ! Не хочет многого.
Не хочет отказываться от любви к Дымову, только потому, что он ИНОЙ.
Не хочет расставаться с Алексеем только потому, что для их любви нет пространства ни в самом мире Локос, ни в его многослойных законах.
И тем более не хочет она, если когда-нибудь у неё появится ребёнок от любимого человека, – ДЕЛАТЬ ВЫБОР! И рвать по живому, решая – от кого отречься: от любимого мужчины, с которым сроднилась, без которого не мыслит жизни, или же от своего детища? И во имя чего?! Только потому, что так велят законы Локоса?!
И тут её буквально пронзило…
А как же остальные?! Как остальные женщины её мира, из года в год ДЕЛАЛИ, ДЕЛАЮТ И БУДУТ ДЕЛАТЬ этот жестокий выбор?! Как же расстаются с детьми другие матери? Или же, совершив противоположный выбор, КАК они расстаются с любимыми мужчинами? Неужели у них, на Локосе, такое, как оказалось, безнравственное и по-своему неимоверно жестокое общество? Неужели главная причина в УСТОЯХ?!
И что делать, если это действительно так? Ответ всплывал из глубин сознания, распухшим белеющим телом утопленника. И она уже, даже не читая его в себе, знала, что согласна с ним.
«Я НЕ ХОЧУ! Я не хочу больше жить в таком обществе. Я не буду в нём жить».
Что она раньше знала о любви? Наивная девчонка.
Оказалось, что любовь, это ирреальное прекрасное чувство – имеет настолько много ликов, что в одночасье влюблённый оказывается в самом настоящем лабиринте, выход из которого равносилен схождению с ума. И с такой же безумной силой, как выходит из тебя неистовая волна тепла и благодарности к этому миру – с такой же входит внутрь немыслимая боль. Лики любви начинают растягивать тебя в разные стороны, словно ты находишься на дыбе…
На Дыбе Любви.
Амрина чувствовала эти, захлестнувшие её по рукам и ногам, по словам и мыслям, по сердцу, лёгким, горлу… тончайшие невидимые нити! Спутали. Затянули. Её тянуло в разные стороны. К разным полюсам одного и того же коварного чувства. На лице Любви, смотревшем лучащимися теплом глазами, блуждала злая улыбка.
Любовь к отцу. Любовь к своей Родине. Любовь к единственному во Вселенной мужчине – её Избраннику. Она со всей безжалостностью осознавала – эти вектора никогда уже не совпадут. Всё это тянуло в разные стороны. И тело, и мысли пронзала жестокая, раздирающая боль.
Безжалостная Дыба Любви питалась этими незримыми судорогами, этими импульсами душевной боли.
«Доколе?!»
Амрина кричала в пространство. Весь её внутренний космос содрогался от крика. И казалось, уже настал предел мучениям. Но нити продолжали растягивать её в стороны. И предел отодвигался ещё немного.
Каждый день отодвигался, заполняя появившиеся свободные участки у обновлённых границ…
…новой, ещё более жестокой болью.
Глава девятая
Полцарства за ненависть
Это превратилось в навязчивое видение.
Он снова и снова кричал вдогонку всаднику, удаляющемуся на чёрном, как смола, коне. И терял дар речи, когда тот вдруг вспыхивал факелом от множества молний, устремлённых в него одного…
Холодная испарина. Ногти, впившиеся в ладони. Тупая боль в затылке… Вот что сопутствовало его пробуждениям в последнее время. И даже нежданное перемирие со светлыми и объединение всех военных сил землян, а потом – давно с нетерпением ожидаемое вторжение на Локос, в это логово демонов – не избавили его от видений.
Как только наступала минута передышки или, более того, ночной покой – Хасанбек опять оказывался там, в далёком страшном дне, который всё никак не мог для себя ДОЖИТЬ ДО КОНЦА. Он только сейчас осознал, кем же был для него Повелитель! Он был ОТЦОМ, которого Хасан почти не помнил. Он был МАТЕРЬЮ, заботящейся об оролуке день и ночь. Он был СВЯТЫМ ДУХОМ, витающим в необозримой вышине и выхватывающим своим взором нечто, недоступное другим. Он был БОГОМ…
Всем этим Великий Хан и остался, уйдя в чертоги Вечного Синего Неба. И каждый день Хасанбек только убеждался в правильности мысли о своём сиротстве. И даже беседы с андой не могли развеять тяжелую боль утраты.
Вот и сейчас, двигаясь вместе с Аль Эксеем во главе Отряда багатуров, он поддерживал разговор, а сам… перескакивал с мысли на мысль. То вспоминал, что название лучшему подразделению Гвардии придумал сам Великий Хан. А то – начинал думать, что некогда в этом отряде была тысяча лучших всадников
