рада... Пойдем, я тебе покажу, что тут у меня и где... начиная с гостиной.
Спартанскую обстановку гостиной оживляли лишь индейские плетеные коврики и керамика – хотя через пару секунд к ним добавились ее шорты вместе с сорочкой Николаса.
– А вот здесь – сюрприз-сюрприз! – моя спальня.
Она уже тащила его за руку; из-под рубашки выглядывали ягодицы, напомнив Нику бурундука, когда тот, набив щеки, увлеченно грызет орешки.
Крошечная спальня выходила на пляж. Морской бриз играл легкой занавеской, а шум прибоя казался дыханием спящего гиганта: глубокое размеренное шипение и вздохи заполняли собой весь окружающий мир.
– Мне кажется, я не смогла бы прожить хотя бы еще один день без тебя, – сказала Саманта, расплетая косы. – Ты подоспел, как кавалерия из поговорки, в самый последний момент...
Он протянул руку и взял в ладонь золото ее волос. Пропуская густые локоны сквозь пальцы, закручивая их в колечки, он ласково притянул к себе Саманту.
Внезапно жизнь Ника вновь стала простой и ничем не омраченной. Внезапно он вновь превратился в юное и беззаботное существо. Возня и грызня, всяческие увертки, ложь большая и маленькая – ничего из этого уже не существовало в крошечной вселенной, что помещалась в деревянном домике на краю океана. Широкая кровать с латунной спинкой стонала и покряхтывала под напором безудержного счастья, которое звалось Самантой Сильвер.
Лаборатория Саманты представляла собой квадратный домик на сваях, построенный прямо над водой. Здесь вечно царило мягкое гудение электронасосов, смешанное с плеском крошечных волн и бормотанием пузырей.
Помещение было заставлено доброй сотней резервуаров, напоминавших небольшие аквариумы для золотых рыбок, а над каждым из них висели сложные устройства из трубок, склянок и электропроводов.
Ник легкой походкой приблизился к ближайшему аквариуму и заглянул внутрь. Там находился один- единственный, но очень крупный моллюск, который в данный момент обедал, поскольку обе створки раковины были широко распахнуты – виднелась розовая плоть и кружевные жабры, колыхавшиеся в потоке прокачиваемой, профильтрованной морской воды. К каждой створке шли тонкие медные жилы, приклеенные каплями полиуретановой мастики.
Саманта встала рядом и прикоснулась к плечу Ника.
– Зачем все это хозяйство? – спросил он.
Вместо ответа девушка переключила тумблер. Установленный над аквариумом белый барабан тут же пришел в движение, и после нескольких пробных подергиваний перо самописца принялось вычерчивать регулярную картинку: нечто вроде волны с двумя неравновеликими гребнями.
– Мы за ним подслушиваем и подглядываем, – сообщила Саманта.
– А, ты работаешь на ЦРУ? – шутливо нахмурился Ник.
– Это кардиограмма. Я снимаю электрические сигналы его сердца – оно крошечное, едва ли с миллиметр в поперечнике, однако при каждом сокращении меняется сопротивление мышечной ткани, тем самым заставляя двигаться перо датчика. – Девушка пару секунд внимательно изучала кривую. – Здесь у нас очень крепенький и жизнерадостный индивидуум по имени Spisula solidissima.
– Его так зовут? – удивился Ник. – Надо же, а я думал, это просто двухстворчатый моллюск.
– Положим, двустворчатых моллюсков существует пятнадцать тысяч разновидностей, – внесла поправку Саманта.
– Ну вот, умудрился выбрать себе в подружки высоколобую умницу, – шутливо посетовал Николас. – И чем же интересно его сердце?
– Сердечко этого моллюска можно считать самым дешевым и надежным инструментом для измерения степени загрязнения из всех доныне изобретенных... а вернее, – поправила она себя без претензии на фальшивую скромность, – обнаруженных, поскольку честь этого открытия принадлежит лично мне.
Взяв Ника за руку, девушка повела его вдоль длинного ряда аквариумов. нию среды обитания, и характер сердечных сокращений практически мгновенно откликается на присутствие посторонних элементов или химикатов, как органических, так и минеральных, причем в таких ничтожных концентрациях, что для их выявления потребовался бы высококвалифицированный специалист со спектроскопом.
Николас почувствовал, что его вежливо-безразличное отношение начинает перерастать в подлинный интерес по мере того, как Саманта занималась приготовлением образцов из типичных загрязняющих агентов, пристроившись на одиноком лабораторном столе этого крошечного, беспорядочно загроможденного научного мирка.
Саманта подняла одну из пробирок:
– Вот здесь, к примеру, содержатся ароматические углеводороды, самые токсичные элементы сырой нефти... а вот тут... – она показала другую пробирку, – ртуть в концентрации сто частей на миллион. Тебе доводилось видеть фотоснимки людей-«овощей» и японских детей, у которых с костей сползает мясо? Помнишь инцидент в Минамата? Это из-за ртути. Веселенькая штука.
Саманта продемонстрировала следующую пробирку:
– Вот ПХБ, полихлорированный бифенил, побочный продукт электроэнергетики, река Гудзон переполнена этой мерзостью. А тут тетрагидрофуран, циклогексан, метилбензол... промышленные химикаты, но пусть их высоконаучные названия тебя не усыпляют. Наступит такой день, когда и они появятся на первых полосах газет – вместе с именами очередных жертв: впавших в кому людей или новорожденных без рук, без ног... – Она показала на другие пробирки: – Мышьяк, старомодная отрава в духе Агаты Кристи. А вот здесь... О, здесь у меня настоящая сволочь, не знающая себе равных, – кадмий. В форме сульфида он очень легко абсорбируется живыми организмами. В концентрации сто частей на миллион он столь же смертелен, как и нейтронная бомба.
Саманта перенесла поднос с химикатами к аквариумам и включила ЭКГ-мониторы. Каждый из самописцев рисовал нормальную кривую с двумя горбами, характерную для здорового моллюска.
– А теперь смотри, – вскинула она палец.
Тщательно следя за соблюдением условий эксперимента, девушка капала слаботоксичные растворы в системы рециркуляции воды: разные химикаты в разные аквариумы. изменения, они так и будут питаться и размножаться, и лишь через продолжительное время проявятся симптомы биоорганического отравления.
Сейчас Саманта превратилась в другого человека, в бесстрастного, рационально мыслящего профессионала. Даже белый халат, который она накинула поверх футболки, внес свою лепту: девушка словно постарела лет на двадцать, хотя это проявлялось не в чертах лица, а в той ауре научного авторитета, которую она вокруг себя распространяла, ряд за рядом обходя аквариумы.
– Ну вот, – сказала она с мрачным удовлетворением, когда перо одного из самописцев наконец нарисовало сдвоенный зубец на первом горбе, а второй оказался значительно более плоским. – Типичная реакция на ароматические углеводороды.
Искаженный профиль кардиоритма раз за разом повторялся на медленно крутящемся барабане, и Саманта перешла к следующему аквариуму.
– Видишь пичок во впадине? Свидетельство частичного ускорения сердечных сокращений. Это действует кадмий в разбавлении десять к миллиону. В концентрации сто к миллиону он погубит всю морскую живность, при пятистах частях медленно умертвит человека, а если попадет в воздух или жидкость при соотношении семьсот частей на миллион, то примется быстро убивать людей.
Заинтересованность Николаса превратилась в завороженность. Он взялся помогать Саманте с регистрацией результатов эксперимента, регулировал расход воды и концентрацию химикатов... Понемногу они повышали насыщенность растворов, и легкие перья самописцев бесстрастно фиксировали растущее беспокойство, а затем и агонию моллюсков.
От омерзения и страха при виде процесса дегенерации Ник едва мог подобрать слова.
– Это просто жутко...
– О да. – Саманта отошла от аквариумов. – Такова природа смерти. Однако у этих организмов нервная система настолько рудиментарна, что они – в отличие от нас – не испытывают боли. – Девушка невольно поежилась. – Но представь, что весь океан отравлен подобно любому из этих резервуаров... представь немыслимые страдания десятков миллионов морских птиц, млекопитающих, тюленей, черепах, китов... И
