рубашки. Она простонала в третий раз и одним движением раздернула пояс его халата, целиком обнажив крепкое мужское тело, хотя на первый взгляд руки ее двигались по-прежнему неловко.
– О Господи милосердный... Какой ты твердый и сильный... Господи, как же я по тебе истосковалась...
Еще придет время для всех тонкостей и нюансов любви, но сейчас ее нужды были слишком жестокими и насущными и требовали немедленного удовлетворения. Это должно произойти сейчас, немедленно, иначе она умрет на месте...
Николас медленно выплывал из глубин сна, испытывая тягостное чувство сожаления. За миг до пробуждения в его измученном недосыпанием мозгу сформировалась картинка, он заново переживал момент из далекого прошлого – ощущение вспомнилось столь ярко и живо, что оно казалось совершенно непосредственным.
Когда-то, очень давно, нырнув на пять саженей вдоль океанической стенки кораллового рифа у лагуны Анс-Бодуан острова Праслин, Ник поднял со дня моря витую раковину-стромбиду размером со зрелый кокос. Теперь он вновь держал ее в ладонях и заглядывал в узкую овальную щель, ти была удивительна: она начиналась вывернутыми губами и переходила в перламутровые, скользкие на ощупь поверхности с атласным, бледнорозовым отливом. Поверхности изгибались и замыкались сами на себя, обретая более плотный, телесный цвет с винно-пурпурным оттенком по мере того, как проход сужался и все глубже уходил в таинственное, глянцевитое нутро раковины. Затем сон резко изменился. Зев раковины раскрылся еще больше, напоминая разверстые челюсти, и Ник обнаружил, что смотрит в пасть какой-то жуткой морской твари, где многочисленными рядами растут хищные, треугольные зубы – как у акулы. Ник вскрикнул, очнулся от звука собственного голоса, быстро перевалился на бок и приподнялся на локте. На коже до сих пор оставался аромат женских духов, смешанный с запахом его пота, однако вторая половина кровати была пуста, хотя еще не потеряла ни тепло, ни воспоминание о благоуханном теле.
Сквозь узкую щель в шторах на дальнем конце комнаты блеснула длинная полоска света раннего солнца. Выглядела эта полоска клинком, золотистым лезвием, и мгновенно напомнила ему о Саманте Сильвер. Ник вновь увидел ее в одежде из солнечного света, босоногой на пляжном песке – и от этой картины золотой клинок вошел ему под ребра.
Николас сбросил ноги с широченного матраса и прошлепал в ониксовую ванную. Глаза ныли тупой болью хронического недосыпания и раскаяния. Пустив горячую воду из дельфиньей пасти, он взглянул в зеркало, хотя пар уже начинал затушевывать черты его физиономии. Под глазами темные круги, в лице читается какая-то изможденность, кожа натянута на скулах.
– Ах ты, морда, – прошептал он зеркальному близнецу. – Ах ты, скотина...
Его уже ждали к завтраку на террасе, укрытой от солнца яркими, расцвеченными зонтиками. Питер сохранил настроение прошедшего дня и подбежал к отцу, заливаясь смехом.
– Привет! – Он схватил Николаса за руку и повлек к столу.
Шантель была в длинном домашнем платье. Ее волосы, распущенные по плечам, отличались такой мягкостью, что даже под легчайшим бризом вились шелковыми нитями. В этом читался тонкий расчет, Шантель ничего не делала случайно; интимно-элегантное одеяние и свободно падающие волосы подводили к мысли о домашнем уюте – и Николас почувствовал, с какой силой этому сопротивляется.
Благодаря не по годам развитой интуиции Питер тут же уловил смену настроения Николаса, и его разочарование стало почти осязаемым. Он горьи мальчик уткнулся взглядом в тарелку.
Николас вполне сознательно проигнорировал праздничное изобилие блюд, взял лишь чашку кофе и, не спрашивая разрешения у Шантель, разжег сигару, отлично зная, что это ее выводит из себя. Он сидел в полном молчании и, как только сын закончил завтракать, сказал:
– Питер, мне надо поговорить с твоей матерью.
Мальчик послушно встал из-за стола.
– Сэр, я смогу увидеть вас до отъезда?
– Да. – У Николаса в очередной раз защемило сердце. – Конечно.
– И мы сможем еще раз сходить на яхте?
– Извини, мой мальчик, у нас не хватит времени. Не сегодня.
– Да, сэр.
Питер дошел до края террасы, сохраняя прямую спину и заученную выправку, затем вдруг бросился бежать, перепрыгивая через две ступеньки на третью, и, отчаянно размахивая руками, влетел в сосновый лес за яхтенным домиком, словно его кто-то преследовал.
– Ники, ты ему нужен, – мягко попрекнула Шантель.
– Об этом тебе следовало задуматься два года назад.
Она налила свежую порцию кофе ему в чашку.
– Мы оба повели себя глупо... ну хорошо, пусть это мягко сказано. Мы повели себя безнравственно. У меня появился Дункан, а у тебя – эта американская девочка.
– Не заводи меня, – негромко предупредил он. – На сегодня ты уже достаточно отличилась.
– Николас, ведь это так просто. Я тебя люблю, всегда любила... Господи, еще неуклюжей школьницей любила тебя. – Шантель никогда не была неуклюжей, но Ник решил не заострять на этом внимания. – С того самого дня, когда я тебя увидела на мостике «Золотого орла»... Лихой морской капитан...
– Шантель. Я здесь лишь для того, чтобы поговорить про «Золотой рассвет» и «Флотилию Кристи».
– Нет, Николас. Мы созданы друг для друга. Папа разглядел это сразу, да и мы поняли это в одну и ту же минуту... Просто помрачение нашло, понимаешь? Безумная прихоть, которая заставила меня на секунду засомневаться.
– Прекрати.
– Дункан – глупая ошибка. К счастью, он уже не важен... никогда не удастся вернуть прошлое, к тому же... мм...
– «К тому же» что? Ники, что ты хотел сказать?
– К тому же я сейчас строю себе новую жизнь. С другим человеком.
– Господи, Ники, что за глупые шутки! – Шантель вновь рассмеялась, демонстрируя неподдельное веселье, и даже пару раз хлопнула в ладоши от избытка чувств. – Дорогой мой, она тебе в дочери годится. Синдром сорокалетних, комплекс Лолиты... – Здесь она заметила признаки настоящего мужского гнева и принялась быстро исправлять ситуацию, осознав, что зашла слишком далеко. – Прости, Ники. Мне не следовало так говорить. – Она выдержала небольшую паузу. – Я просто хотела сказать, что она весьма хорошенькая и, наверное, славная... Питеру она понравилась.
Шантель снисходительно признала за Самантой кое-какие достоинства, после чего вроде бы выкинула ее из головы, будто детскую шалость со стороны Ника, легкую и преходящую блажь, не имеющую реального значения.
– Я понимаю, Николас, я все понимаю. Но когда ты будешь готов – а ведь это произойдет скоро, – то знай, что и Питер, и я, и «Флотилия Кристи»... мы все тебя ждем. Это твой мир, Николас. – Она взмахнула рукой, как бы охватывая все кругом. – Это твой мир, ты никогда не сможешь покинуть его.
– Ты ошибаешься, Шантель.
– Нет. – Она потрясла головой. – Я крайне редко ошибаюсь и уж в этом вопросе совершенно точно права. Прошлая ночь тому порукой, все до сих пор на месте – до мельчайших деталей... Однако давай поговорим про «Золотой рассвет» и «Флотилию Кристи».
Шантель Александер вскинула лицо к небу и глазами проследила за громадной птицей. Та набирала высоту, задрав клюв и посверкивая оперением в солнечном свете. Позади нее расходились две дымчатые струи неполностью сгоревшего топлива, потому что двигатели на взлете работали в форсажном режиме. Попутный ветер, дувший вдоль основной взлетнопосадочной полосы, подхватил серебристую птицу и понес ее над КапФерра.
За спиной Шантель стоял мальчик ростом лишь на пару-другую дюймов ниже матери. Он тоже следил за удалявшимся самолетом. Женщина потянула его за руку и заставила взять себя под локоть.
– Он так мало пробыл... – сказал Питер.
Аэробус над головой заложил крутой вираж на крыло. был ты, Питер? Мы с ног сбились тебя искать, когда папе подошло время ехать.
– Я был в лесу, – уклончиво ответил мальчик. Да, он слышал, как его звали родители, однако не
