безопасности. Я отделаюсь от Дункана, и мы вновь будем вместе, ты и я... Ники, через несколько недель...
Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не показать меру своего гнева. Уперев сжатые кулаки в накрахмаленную скатерть, он произнес ровным и холодным голосом:
– У меня только один вопрос, Шантель... Ты звонила Саманте Сильвер?
Она приняла удивленный вид, словно пыталась вспомнить, о ком идет речь.
– Саманта... А! Твоя подружка! Но... зачем мне ей звонить? – И вдруг выражение ее лица резко переменилось. – Ох, Ники, как могло тебе такое прийти в голову?! Неужели я стану рассказывать кому-то про нашу чудесную ночь... – Шантель была вне себя от горестного изумления. Ее впечатляющие очи грозились пролиться дождем слез. Она протянула руку и нежно погладила жесткие черные волосы на широком запястье Ника. – Как ты мог вообразить такое! Разве я такая гадина? Разве мне надо ловчить, больно ни в чем не повинным людям?
– Конечно, – согласился Николас. – Разве что чуточку. За раз убить не больше миллиона или отравить какой-нибудь океан.
Он встал, резко отбросив стул.
– Сядь, Ники, попробуй омара.
– Что-то аппетит пропал. – Николас выдернул пару сотенных банкнот из-под зажима и бросил их возле тарелки.
– Я запрещаю тебе уходить! – зло прошипела Шантель. – Ты меня оскорбляешь!
– Машину пришлю обратно, – ответил он и вышел на солнечный свет. Его била нервная дрожь, а желваки на скулах вздулись так, что ныли зубы.
За ночь ветер переменился, и утро выдалось холодным. Низкие серые тучи грозились дождем. Николас поднял воротник, полы пальто затрепетали как крылья, когда он оказался на вершине сен-назеровского моста. Тысячи других людей тоже рискнули бросить вызов ветру. Толпы облепили поручни, встав в две, а то и в три шеренги вдоль всей протяженности северного пролета. Проезжую часть запрудили машины, и полдюжины жандармов выбивались из сил, разгоняя дорожную пробку раздраженными трелями свистков. Откуда-то доносились звуки оркестра, то громче, то тише, в зависимости от направления ветра, и даже невооруженным глазом видны были гирлянды ярких флажков, расцветивших высокую, неуклюжую корму «Золотого рассвета».
Ник бросил взгляд на часы: до полудня оставалось несколько минут. Под серым животом облаков стрекотал вертолет – его серебристый роторный диск висел над стапелями «Конструксьон наваль атлантик».
Николас вскинул бинокль, и окуляры холодным огнем обожгли кожу. Теперь он мог разглядеть даже выражения на лицах людей, что столпились возле импровизированной трибуны под ахтерштевнем танкера.
Подиум украшали французский триколор и британский «Юнион Джек». Пока Николас рассматривал собравшихся, музыка смолкла и оркестранты опустили инструменты.
– Оратора на сцену, – пробормотал он. В этот миг капризный солнечный луч блеснул золотисто-медным зайчиком на обнаженной голове Дункана Александера, который стоял, задрав лицо к корме «Золотого рассвета».
На фоне танкера-исполина практически терялась гибкая женская фигурка. Сегодня Шантель была в своем любимом малахитово-зеленом плалагали свою помощь в ритуале, который она выполняла столь часто. Шантель разбивала традиционную бутылку шампанского о носы практически всех судов, которые строила «Флотилия Кристи». В первый раз она, баловень Артура Кристи, проделала это в четырнадцатилетнем возрасте – с той поры в компании так и повелось.
Николас моргнул, вообразив на миг, что ему почудилось, ибо сама земля вдруг словно бы вздрогнула и начала менять рельеф: титанический корпус «Золотого рассвета» скользнул вперед. Оркестр грянул «Марсельезу», героическую мелодию тут же подхватил и разнес ветер, а танкер все набирал и набирал скорость.
Невероятное, до боли волнующее зрелище, и, сколько бы ни крепился Ник, по его коже поползли мурашки, а волосы на загривке встали дыбом. Ведь он был моряком и сейчас присутствовал при рождении самого могучего судна в истории.
Гротескное чудовище, монстр – но при этом часть его самого. И не важно, до какой степени другие извратили, выхолостили его великую мечту: она по-прежнему оставалась великой. Бинокль в руках Ника задрожал.
Из-под исполинской стальной туши один за другим вылетали громадные деревянные клинья, которые контролировали и тормозили скольжение судна кормой вперед. Расцепился, змеей горгоны Медузы хлестнул по воздуху стальной трос – и ахтерштевень «Золотого рассвета» врезался в воду.
Дельта Луары взметнулась мутно-бурыми полотнищами по обеим сторонам кормы, чей непреодолимый натиск колуном рассек речную гладь, а корпус меж тем все глубже зарывался в воду, катя перед собой увенчанный белой пеной вал, который наконец ударился о берега гавани с таким грохотом, что его было слышно даже на мосту, где стоял Николас.
Прильнувшие к ограждению толпы восторженно взревели. Рядом с Ником какая-то мамаша подняла над головой младенца и завизжала вместе со своим чадом.
Хотя нос «Золотого рассвета» еще не покинул пределы стапеля, его корма успела на добрую милю выйти в дельту. Танкер, на время спуска оказавшийся в продольно-наклоненном положении, едва не царапал грунт днищем, потому что вода доходила практически до кормовых скул.
Господи, ну и громадина! Николас ошеломленно покрутил головой. Ах, если б только его не оттеснили, если б дали самому заняться постройкой... Каким бы чудом стал этот танкер, какая грандиозная концепция претворилась бы в жизнь!.. бурлила вода. Корма судна начала подниматься под действием силы плавучести, с каждой секундой все быстрее и быстрее, словно из пучины вырастал кит-великан. Вода каскадами сбегала с открытых стальных палуб и ярилась в разверстых, пещероподобных отсеках, внутрь которых будут пристыкованы трюмы-гондолы, залитые нефтью по самое горлышко.
Натянулись сотни стопорных канатов, которые удерживали эту махину, не давали ей по инерции проскочить поперек всей реки и оказаться на том берегу. Танкер боролся с этой уздой, словно потерял голову от вкуса воды и теперь хотел только одного: на волю! Судно покачивалось, кренилось, переваливалось с борта на борт с королевской величавостью, от которой у толпы зевак захватило дух. Наконец утихомирившись, «Золотой рассвет» замер посреди реки, почти соединив собой оба берега Луары, тем более что высотой он не уступал сен-назеровскому мосту.
Четыре рейдовых буксира, поджидавших этой минуты, тут же подошли к нему, чтобы развернуть гигантский корпус вдоль течения, готовя к выходу в открытое море.
Суденышки пихали и толкали танкер, работая тесно слаженной, единой командой, и «Золотой рассвет» нехотя подчинялся их потугам, выполняя циркуляцию. От кругового движения в акватории поднялась волна шириной с милю. Поверхность под свесом кормы вдруг вспенилась, и сквозь коричневатую толщу воды блеснула бронзовая лопасть винта. С каждой секундой его вращение ускорялось, и Николас невольно затаил дыхание, чтобы не пропустить миг, когда проснется, оживет танкер. От форштевня отошли «усы» и – поначалу едва заметно для глаз – «Золотой рассвет» двинулся вперед, преодолевая колоссальную инерцию собственного веса, наконец-то набирая ход по собственному почину.
Рейдовые буксиры уважительно отвалили назад, широченный нос танкера пересек проекцию береговой линии дельты... «Золотой рассвет» решительно выходил в открытое море.
Буксиры выбросили в воздух султаны пара, и через мгновение до Ника донеслась сирена, от которой, казалось, вздрогнули небеса.
Толпа к этому моменту уже разошлась, и Николас остался в одиночестве на самой ветреной точке моста, откуда он следил, как ажурные стальные башни танкера потихоньку сливаются с серым, туманным горизонтом. Он дождался того момента, когда «Золотой рассвет» описал могучую дугу и окончательно взял курс, который через шесть тысяч морских миль приведет его к мысу Доброй Надежды. Ему показалось, что у судна измениный гребной винт потихоньку разгонял танкер до верхней экономической скорости.
Николас машинально взглянул на часы и пробормотал фразу, которую до него в той или иной форме повторяли капитаны из поколения в поколение.
