верить мыИ повторять, не думая, псалмы!А ты, указ, плод отческой заботы,За Аристотеля и против рвоты!И вы, Жирар, мой милый иезуит,Пускай и вас перо мое почтит.Я вижу вас, девичий исповедник,Святоша нежный, страстный проповедник! Что скажете про набожную страстьКрасавицы, попавшей в вашу власть?Я уважаю ваше приключенье;Глубоко человечен ваш рассказ;В природе нет такого преступленья,И столькие грешили больше вас!Но, друг мой, удивлен я без предела,Что Сатана вмешался в ваше дело.Никто из тех, кем вы очернены,Монах и поп, писец и обвинитель,Судья, свидетель, враг и покровитель,Ручаюсь головой, не колдуны.Лурди взирает, как парламент разомПосланья двадцати прелатов жжетИ уничтожить весь Лойолин родПовелевает именным указом;А после — сам парламент виноват:Кенель в унынье, а Лойола рад.Париж скорбит о строгости столь редкойИ утешает душу опереткой.О Глупость, о беременная мать,Во все века умела ты рождатьГораздо больше смертных, чем Кибела[44]Бессмертных некогда родить умела;И смотришь ты довольно, как их ратьВ моей отчизне густо закишела;Туп переводчик, толкователь туп,Глуп автор, но читатель столь же глуп.К тебе взываю, Глупость, к силе вечной:Открой мне высших замыслов тайник,Скажи, кто всех безмозглей в бесконечнойТолпе отцов тупых и плоских книг,Кто чаще всех ревет с ослами вкупеИ жаждет истолочь водицу в ступе? Ага, я знаю, этим знаменитОтец Бертье[45], почтенный иезуит.Пока Денис, о Франции радея,Подготовлял с той стороны луныВо вред врагам невинные затеи,Иные сцены были здесь видны,В подлунной, где народ еще глупее.Король уже несется в Орлеан,Его знамена треплет ураган,И, рядом с королем скача, ИоаннаТвердит ему о Реймсе неустанно.Вы видите ль оруженосцев ряд,Цвет рыцарства, чарующего взгляд?Поднявши копья, войско рвется к боюВослед за амазонкою святою.Так точно пол мужской, любя добро,Другому полу служит в Фонтевро[46],Где в женских ручках даже скипетр самыйИ где мужчин благословляют дамы.Прекрасная Агнеса в этот мигК ушедшему протягивала руки,Не в силах победить избытка муки,И смертный холод в сердце ей проник;Но друг Бонно, всегда во всем искусный,Вернул ее к действительности грустной.Она открыла светлые глаза,И за слезою потекла слеза.Потом, склонясь к Бонно, она шепнула:«Я понимаю все: я предана.Но, ах, на что судьба его толкнула?Такая ль клятва мне была дана,Когда меня он обольщал речами?И неужели я должна ночамиБез милого ложиться на кроватьВ тот самый миг, когда Иоанна эта,Не бриттов, а меня лишая света,Старается меня оклеветать?Как ненавижу тварей я подобных,Солдат под юбкой, дев мужеподобных,Которые, приняв мужскую стать,Утратив то, чем женщины пленяют,И притязая тут и там блистать,Ни тот, ни этот пол не украшают!»Сказав, она краснеет и дрожитОт ярости, и сердце в ней болит.Ревнивым пламенем сверкают взоры;Но тут Амур, на все затеи скорый,Внезапно ей внушает хитрый план.С Бонно она стремится в Орлеан,И с ней Алиса, в качестве служанки.Они достигли к вечеру стоянки,Где, скачкой утомленная чуть- чуть,Иоанна захотела отдохнуть.Агнеса ждет, чтоб ночь смежила веждыВсем в доме, и меж тем разузнает,Где спит Иоанна, где ее одежды,Потом во тьме тихонечно идет,Берет штаны Шандоса, надеваетИх на себя, тесьмою закрепляетИ панцирь амазонки похищает.Сталь твердая, для боя создана,Терзает женственные рамена,И без Бонно упала бы она.Тогда Агнеса шепотом взывает:«Амур, моих желаний господин,Дай мощь твою моей руке дрожащей,Дай не упасть мне под броней блестящей,Чтоб этим тронулся мой властелин.Он хочет деву, годную для боя, —Молю, Агнесу преврати в героя!Я буду с ним; пусть он позволит мнеБок о бок с ним сражаться на войне;И в час, когда помчатся стрелы тучей,Ему грозя кончиной неминучей,Пусть поразят они мои красы,Пусть смерть моя продлит его часы;Пусть он живет счастливым, пусть умру я,В последний миг любимого целуя!»Пока она твердила про свое,Бонно к седлу ей прикрепил копье…А Карл был лишь в трех милях от нее!Агнеса захотела той же ночьюВозлюбленного увидать воочью.Стопой неверною, кляня броню,С трудом бедняжка тащится к коню,В седло садится с помраченным взглядомИ с расцарапанным штанами задом.Толстяк Бонно на боевом конеПохрапывает тут же в стороне.Амур, боясь всего для девы милой,Посматривает на отъезд уныло.Едва Агнеса путь свой начала,Она услышала из-за угла,Как мчатся кони, как бряцают латы.Шум ближе, ближе; перед ней солдаты,Все в красном; в довершение невзгодТо был как раз Шандосов конный взвод.«Кто тут?» — раздалось у опушки леса.В ответ на крик наивная АгнесаОткликнулась, решив, что там король:«Любовь и Франция — вот мой пароль!»При этих двух словах, — а божья силаУзлом крепчайшим их соединила, — Схватили и Агнесу и Бонно,И было их отправить решеноК тому Шандосу, что, ужасен с виду,Отмстить поклялся за свою обидуИ наказать врагов родной страны,Укравших меч героя и штаны.В тот миг, когда уже освободилаРука дремоты сонные глаза,И зазвучали пташек голоса,И в человеке вновь проснулась сила,Когда желанья, вестники любви,Кипят бурливо в молодой крови, —В тот миг Шандос увидел пред собоюАгнесу, что затмила красотоюРассветный луч, горящий в каплях рос.Скажи мне, что ты чувствовал, Шандос,Увидев королеву нимф приветныхПеред тобой в твоих штанах заветных?Шандос, любовным пламенем объят,К ней устремляет похотливый взгляд.Дрожит Агнеса, слушая, как воинВорчит: «Теперь я за штаны спокоен!»Сперва ее он заставляет сесть.«Снимите, — говорит он в нетерпенье, —Тяжелое, чужое снаряженье».И в то же время, предвкушая месть,Ее раскутывает, раздевает.Агнеса, защищаясь, умоляет,С мечтой о Карле, но в чужих руках.Прелестный стыд пылает на щеках.Толстяк Бонно, как утверждает говор,Шандосу послужить пошел как повар;Никто, как он, не мог украсить стол:Он белые колбасы изобрелИ Францию прославил перед миромЖиго[47] на углях и угревым сыром.«Сеньор Шандос, что делаете вы? —Агнеса стонет жалобно. — Увы!»«Клянусь, — в ответ он (все клянутся бритты),Меня обидел вор, в ночи сокрытый.Штаны — мои; и я, ей-богу, радСвое добро потребовать назад».Так молвить и сорвать с нее одежды —Был миг один; Агнеса, без надежды,Припав в слезах к могучему плечу,Стонала только: «Нет, я не хочу».Но тут раздался шум невероятный,Повсюду слышен крик: «Тревога, в бой!»Труба, предвестник ночи гробовой,Трубит атаку, звук бойцам приятный.Встав поутру, Иоанна не нашлаНи панциря, ни ратного седла,Ни шлема с воткнутым пером орлиным,Ни гульфика, потребного мужчинам;Не думая, она хватает вдругВооруженье одного из слуг,Верхом садится на осла, взывая:«Я за тебя отмщу, страна родная!»Сто рыцарей за нею вслед спешатВ сопровожденье шестисот солдат.А брат Лурди, заслышав шум тревоги,Оставил вечной Глупости чертогиИ опустился между англичан,Согнув под ношей свой дородный стан:Он на себя различный вздор навьючил,Труды монахов и безмозглых чучел.Так нагружен, он прибыл и тотчасШирокий плащ старательно потрясНад бриттами, и лагерь их погрязВ святом невежестве, в дремоте жирной,Давно привычных Франции обширной.Так ночью сумрачное божествоС чернеющего трона своегоБросает вниз на нас мечты и макиИ усыпляет нас в неверном мраке.
