детей!
— Браво! Молодец! — раздалось отовсюду.
Все зашумели, а Рачков вскочил на ноги, потребовал:
— Прошу слова! Слова!
— Дать комсоргу слово! Дать!.. Рачков поднял руку, призывая к тишине.
— Я уверен, что Саша, точнее, комсомолец Богачев думает так же, как ты, Михаил, как все мы. И все- таки в его горечи есть истина. Какая? Не знаю, как ее правильно выразить. Жалость к погибшим, что ли?.. В общем, что-то у нас не так. Воюем не так, как надо. Что-то недоучитываем и потому несем потери…
— Конечно, не так! — согласился Борисов. — Я не раз думал: почему мы атакуем конвой малыми силами? Ведь немецкие конвои всегда очень сильные! Одних зениток до двухсот стволов! А мы против них лезем парой! На что надеемся? Авось промажут. А они не мажут!.. Нет, так воевать нельзя! Константин Александрович, вы не помните 22 сентября? Тогда в море на траверзе Таллина мы громили сильный конвой. Но майор Ситяков организовал бой так, что в атаку одновременно вышли пять наших экипажей, да еще с разных сторон! Растянули зенитную оборону немцев и утопили сразу два транспорта. Конечно, тогда мы потерь не избежали, погиб Пудов. Но потеря потере рознь.
— Да! Тогда было не так, как сегодня, — сказал Богачев. — Меня сегодня «фоккеры» зажали так, что не знаю, как оторвался от них. У Мифтахутдинова убили радиста… — Летчик резко повернулся к комэску: — Почему пикировщики Ракова в бой всегда летают с истребителями, а мы редко? Получается странная картина: нас клюют сверху, бьют с воды, а прикрыть некому. Нужно менять тактику!
— Согласен! — откинулся на стул Мещерин. — Но на какую! Предлагайте, думайте! У Ракова давно перешли от одиночного пикирования к пикированию парами и звеньями. Оттого и потери у них уменьшились. А что можно нам предпринять? Думайте!..
— А… если вылетать по сигналу разведчика?
— И большими силами!..
В начале октября войска 1-го Прибалтийского фронта повели решительное наступление из Шяуляя в направлении Мемеля и Либавы, Фронту активно помогали балтийские летчики и катерники. В результате одновременного удара с суши, с воздуха и с моря укрепления врага были прорваны, и наши войска вышли на побережье Балтийского моря.
Усилился натиск наших войск и на Рижском направлении.
В эти дни отличился экипаж Александра Богачева: он потопил сторожевой корабль «Ильтис» и транспорт водоизмещением четыре тысячи тонн. Эта победа была добыта в очень трудном бою. Прикрываемый Мифтахутдиновым, Александр смело прорвался сквозь заградительный огонь кораблей эскорта и на дистанции торпедного залпа нажал кнопку электросбрасывателя. Но торпеда с замков почему- то не сошла; то ли была перебита электропроводка, то ли попался плохой пиропатрон. А транспорт был так близко, что на аварийный сброс времени не осталось. И тогда летчик решил торпеду не тратить, а повторить атаку. Ему удалось вырваться из огня невредимым. Он отошел от конвоя в сторону, перевел дух и снова — в этот раз в одиночку — ринулся на врага.
Теперь по отчаянному смельчаку стреляли все зенитки врага: удары непрерывно сотрясали торпедоносец. Богачев энергично маневрировал, но внезапно уменьшилась тяга левого мотора, и он остановился. Машину бросило к воде. Ни тогда, ни после Александр не смог объяснить, как ему удалось удержать машину от удара о воду. Но он удержал! Продолжил атаку, вышел на боевой курс и аварийным сбросом торпедировал транспорт.
Однако испытания для экипажа на том не кончились. При выходе из боя одна длинная очередь малокалиберных снарядов пропорола мотогондолу и заднюю кабину, попала в ящик с сигнальными ракетами — они воспламенились, все заволокло дымом, начался пожар. Николай Конько не дрогнул; обжигая руки, он хватал горящие ракеты и через нижний люк выбрасывал их в море. Самолет и экипаж были спасены.
Известно, что летчикам мужества не занимать. Но даже они поразились необыкновенному самообладанию Богачева и Конько.
На земле выяснилось, что при первой атаке на торпедоносце снаряды перебили электропровод, при второй — трубку подачи бензина.
В те же дни после длительного невезения экипаж Борисова во время разведки настиг под Ригой транспорт водоизмещением пять тысяч тонн и удачно торпедировал его. Через минуту на месте судна до облаков взвился гигантский гриб взрыва. Оказалось, гитлеровцы перевозили боеприпасы, от удара торпеды они сдетонировали.
Капитан Мещерин написал на летчиков обоих экипажей представления к правительственным наградам.
Вскоре после этих событий полк перелетел на аэродром близ литовского города Паневежис. На новом месте летчики с интересом разглядывали огромное летное поле с широкой бетонной ВПП, такими же рулежными дорожками и скрытыми в лесу прекрасно оборудованными стоянками самолетов. Такого отличного аэродрома многие из них в своей жизни еще не видели.
— Да, — дивились летчики, — строили фашисты капитально, не думали, что под зад коленкой получат.
Личный состав поэскадрильно поместили в красивых одноэтажных коттеджах, стройный ряд которых тянулся за северной окраиной аэродрома вдоль небольшой речушки. Вода в речке была такой чистой и прозрачной, что ее единодушно предпочли водопроводной и стали умываться прямо на берегу.
Жить устроились хорошо, комнатки оказались небольшими, в них помещалось по два, четыре человека. Впервые не было, ставшей привычной, скученности. В широкие и высокие окна заглядывали деревья, которые своими кронами гасили аэродромные шумы. В коттеджах сохранялась прямо-таки санаторная тишина. После первой же ночи летчики почувствовали себя настолько бодрыми, словно вернулись из недельного отпуска.
Пока подтягивалось полковое хозяйство, летный состав приступил к боевым вылетам. День за днем экипажи Мещерина в паре с Давыдовым, Борисова с Башаевым, Богачева с Мифтахутдиновым наряду с другими товарищами уходили на боевые задания. Теперь радиус их действия намного увеличился; торпедоносцы вышли на оперативный простор Балтики, Полеты с паневежисского аэродрома позволяли контролировать всю центральную и южную часть акватории моря. Маршруты удлинились до Данцигской бухты и даже до Померанской на западе. Хотя морское побережье Латвии и Литвы по-прежнему находилось в руках гитлеровцев, захват нашими войсками района Паланги позволил командованию флотской авиации использовать образовавшийся коридор для пролета по нему групп самолетов в море и возвращения. Торпедоносцы, вылетая из Паневежиса, миновали палангский коридор и сразу оказывались в районах прохождения основных немецких коммуникаций в Мемель, Либаву и в Виндаву.
С утра и до позднего вечера, когда позволяла погода, экипажи улетали в море, подолгу и упорно искали врага. Но конвои и тем более отдельные суда встречались все реже. Стало ясно, что гитлеровское командование после крупных потерь изменило маршруты движения и время прохождения караванов. Надо было вскрыть новые приемы в тактике врага. Воздушные разведчики и «охотники» усилили поиск.
В конце октября на паневежисский аэродром прибыл командующий военно-воздушными силами Краснознаменного Балтийского флота генерал-лейтенант авиации Самохин Михаил Иванович.
Михаил Иванович пользовался у летчиков особым уважением. Не только потому, что был сравнительно молод — ему шел сорок второй год, но главным образом из-за той славы, которой был окружен. Уроженец Сталинградской области, Самохин рано связал свою судьбу с Красной Армией. В 1924 году он стал красноармейцем-конником знаменитой 6-й Чонгарской кавдивизии. Смелому, физически развитому парню прочили карьеру кавалерийского командира, продвигали по службе. Но Михаил рвался в небо. И добился своего: в 1928 году его зачислили курсантом Военно-Теоретической школы ВВС РККА; через год он ее успешно закончил и был переведен в 1-ю Военную школу пилотов. В 1930 году бывший лихой конник стал не менее отважным морским летчиком. Через четыре года Михаил Иванович уже командовал авиаэскадрильей, потом авиаполком. Вскоре способного командира-летчика направили на учебу и в 1939 году назначили заместителем командующего военно-воздушными силами Краснознаменной Балтики.
