— Точно! Вон же летят торпедоносцы! — Смирнов показал на восток.
С той стороны доносился могуче-грозный гул, Беликов прислушался к нему, потом спрыгнул со стремянки и под облаками разглядел быстро приближающиеся черточки. Их было девять. Что за самолеты и почему они приближались к аэродрому с востока? Может, немецкие? Аэродром Паневежис, хотя и находился вблизи линии фронта, но гитлеровская авиация его не беспокоила, даже не вела разведку. Вот почему появление целой эскадрильи неизвестных самолетов насторожило техника и он бросился к телефону.
— Товарищ оперативный дежурный! — крикнул Беликов в трубку. — Вижу девятку чужих самолетов, похожих на А-20Ж. Наши таким скопом не летают. «Воздушную тревогу» объявлять? Не надо? — Виктор в недоумении поглядел на замолчавшую трубку и осторожно положил ее на ящик.
— Что там, Беликов? — крикнул Завьялов. Он тоже проснулся и теперь поправлял на ногах сапоги.
— Из Ленинграда! — показал техник на небо. — К нам. А торпедоносцы плотным, как на параде, строем, уже пролетали середину летного поля, по очереди начали отваливать и заходить на посадку.
— По почерку видно; это перегонщики! — воскликнул Смирнов и предложил: — Пойдем встречать?
На стоянке с флажками в руках появился дежурный техник. Он прибежал расставлять заруливающие самолеты.
Воздух над аэродромом вновь всколыхнулся от могучего рокота; с запада из-за леса на летное поле выскочила на бреющем полете еще пара торпедоносцев. Они летели так низко, что под фюзеляжем передней машины была хорошо видна длинная сигара торпеды, а на хвостовом оперении желтела цифра «27».
— Командир вернулся! — обрадовался Беликов. Он выхватил из кармана заготовленную газету, оторвал от нее кусок и принялся сворачивать козью ножку, поглядывая на поведение прилетевших. — Не салютуют, значит, опять слетали впустую…
Техник проследил посадку торпедоносцев и нажал кнопку малого циферблата часов, останавливая «полетное время». Стрелки показали: группа Борисова находилась в воздухе 4 часа 53 минуты. Много! Опытный глаз техника быстро ощупывал приближающийся по рулежной дорожке самолет, искал повреждения. Их, вроде, не было.
Когда моторы были выключены и винты, описав последние круги, замерли, из задней кабины вылез Рачков, за ним Демин. Освобождаясь от парашютов и капок, летчики устало потягивались и неестественно громкими голосами отвечали на вопросы встречающих.
Открылся горгрот в пилотской кабине, Борисов стащил с головы шлемофон, но вылезать не спешил, сидел, откинувшись, отдыхал.
Беликов поднялся к нему, подал традиционную козью ножку.
— С благополучным возвращением, командир! — поприветствовал он летчика. — Как моторы, приборы?
— Спасибо, Виктор, но дай отдышаться. За моторы не беспокойся, работали как звери. Только давление масла левого что-то барахлит. Проверь. А Богачев вернулся?
— Пока нет. Ждем. А к нам прилетели перегонщики.
— Что ж ты молчишь? — поднялся Михаил, — Надо повидаться!
Подошел командир эскадрильи. Борисов доложил ему:
— Были за Мемелем, в Данцигской бухте, потом в Померанской, дошли до острова Рюген и назад. Кораблей противника не нашли. В море их нет, товарищ капитан. Сегодня видимость отличная, пропустить не могли. Значит, где-то прячутся.
— Возможно, возможно! — задумался Мещерин. — Я тоже слетал впустую. То же радировал и Богачев… Противодействие было?
— У Рюгена пыталась атаковать пара «фокке-вульфов». Гнались почти до Борнхольма, еле оторвался. Под Свинемюнде меня обстрелял сторожевик. Вот и все.
— Как все? А истребители у косы Хель? Там у них оказался аэродром, товарищ капитан, — добавил Рачков.
— Надо оповестить всех летчиков об этом… Странно! — продолжал комэск, в задумчивости потирая кончик носа. — Декаду летаем и никого не встречаем. Раньше суда и конвои ходили из Либавы в Мемель и дальше в Данциг, в Гдыню и на запад. А теперь где они прячутся? Конечно, ночи стали длиннее и конвои могут успевать проскакивать от порта до порта. Но так можно переходить только малыми группами, а как же те, что следуют из Германии? Загадка…
— Товарищ капитан, а почему нас привязали к южному направлению? Может, они крадутся в нейтральных водах Швеции? — постучал по планшету Иван Ильич. — Разрешите там посмотреть?
— Над нейтральными водами летать нельзя. Вот если рядом? Буду просить разрешение. Сдайте документацию в штаб и на обед! — Комэск проследил за взглядом Борисова. — Кстати, прилетела эскадрилья капитана Михайлова Андрея Лукича к нам на пополнение. Помните, в июне она прибыла в перегоночный полк с Дальнего Востока? Мы переучивали их на А-20Ж. С Михайловым прилетел его заместитель Комлев, командиры звеньев Стафиевский, братья Ивановы, в общем, в полном своем составе. Их распределили в первую и во вторую эскадрильи… Отдыхайте! Завтра опять пойдем на радиус. Штаб ВВС теребит. Да! Чуть не забыл. Нам с вами, Михаил Владимирович, приказано обкатать пополнение, показать им войну…
Утром 30 октября авиаполк подняли по тревоге. Пока самолеты готовились к вылету, срочно собрали командование пяти авиаполков вплоть до командиров эскадрилий. Лейтенант Борисов, заменивший улетевшего на задание Мещерина, впервые оказался на таком представительном совещании. Он с интересом и почтением вглядывался в присутствующих, узнавал среди них многих прославленных балтийских асов, глаза летчика буквально разбегались при виде сияющих Золотых Звезд и многочисленных орденов на их кителях. Первым привлек внимание высокий, средних лет, с рано поседевшей чубатой головой гвардии полковник с двумя Золотыми Звездами и целым рядом орденов на широкой груди — Василий Иванович Раков, командир 12-го гвардейского пикировочно-бомбардировочного авиационного Таллинского полка. С ним о чем-то оживленно говорил такой же стройный, моложавый Герой Советского Союза гвардии майор Александр Алексеевич Мироненко, командовавший 14-м гвардейским истребительным авиационным Краснознаменным полком; невдалеке от них в окружении офицеров стоял командир 47-го штурмового авиационного Феодосийского Краснознаменного полка Герой Советского Союза подполковник Нельсон Георгиевич Степанян, которого Борисов узнал по тонкой каемке усов, как на фотографии, что он видел в кабинете командира авиадивизии; там же находились еще два командира авиаполков: 21-го истребительного Краснознаменного — подполковник Павел Иванович Павлов и 15-го отдельного разведывательного авиационного Таллинского Краснознаменного — строгий с виду майор Филипп Александрович Усачев. Командиров окружала большая группа знакомых и незнакомых офицеров. Среди них Михаил неожиданно увидел широкоплечего летчика с обожженным лицом и, обрадовавшись, шагнул к нему:
— Здравия желаю, товарищ гвардии капитан Усенко!
— Борисов? — удивился тот и подал руку. — Вот так встреча! Рад повидать тебя и поздравить, так сказать, лично с двумя боевыми орденами. Так держать, перегонщик! Ну, расскажи, как воюют наши бывшие однополчане?
— Пока, вроде, неплохо. Стараемся, берем пример с гвардии! А к нам на пополнение прибыли Макарихин и Лясин. Помните?
— Федора Николаевича? Как же! Куда же его определили?
— Во вторую к майору Ковалеву заместителем. А два дня назад прибыла эскадрилья Михайлова. Ах да! Они прибыли на перегонку уже без вас… Зачем нас сюда собрали, Константин Степанович, не знаете?
— Отчасти. Василий Иванович Раков говорил, что якобы будем переходить к новой форме боевой деятельности. Обещают усилить прикрытие. За нашим полком закрепляют четырнадцатый, за вашим двадцать первый. Кстати, ты знаком с замкомандира этого полка майором Кудымовым? Вот это, скажу тебе, Миша, летчик! Вон он сидит справа. Роста небольшого, но гигант в воздухе! Живая легенда!
