на фашистский танк под Сталинградом и сжег его, об Александре Чикаренко, в последний день обороны Севастополя успевшего на глазах у немцев соединить контакты взрывателя и взорвать огромные штольни Маячной балки, где хранились десятки тысяч тонн боеприпасов; о своем горячем желании быстрее начать боевые вылеты. Михаил тогда, разглядывая их худенькие мальчишеские лица, уловил в глазах огонь решимости и невольно отметил: «Надежные ребята!..»
— А где сейчас Виктор Носов?
— Тоже дежурит. Только по полку.
Уж так сложилось в авиации: в суточное дежурство заступали экипажами, летчик — дежурным по авиаполку, его штурман — оперативным. Борисов знал об этом и не удивился. Поговорили о службе, о знакомых. Потом Михаил попросил Игошина зачитать метеосводку, поблагодарил и вернулся к самолету: тоскливое дежурство началось.
Борисов сидел в своей кабине и увлеченно перечитывал роман Николая Островского «Как закалялась сталь» (уж очень ему был по сердцу Павка Корчагин!), когда к дежурным торпедоносцам подъехала бортовая автомашина. С ее подножки спрыгнул одетый в шинель с бело-синей повязкой «рцы» на рукаве (знаком дежурного) молодой офицер.
— Младший лейтенант Носов! — представился он и доложил: — Товарищ лейтенант! Приказано ваш экипаж срочно доставить на командный пункт.
— Зачем, не знаете?
— Нет. Был какой-то звонок из дивизии, и меня сразу послали за вами. А зачем — не знаю! — чистые голубые глаза дежурного глядели на Михаила с таким обожанием, что замкомэск, скрывая смущение, крикнул нарочито грубо:
— Рачков! Демин! Где вы? Дрыхните, что ли? В машину!
Борисов спустился по крылу самолета на землю, остановился возле Носова. Тот отвел глаза и вздохнул.
— Что так? — поинтересовался Михаил — Дежурство тяжелое?
— Нет, нормальное. Завидую вам. По-честному!
Откровенность молодого летчика обескуражила Борисова.
— Ну-у? За какие-такие грехи? Что я сделал такого?
— Да нет, товарищ лейтенант! Я завидую вам по-хорошему. Горжусь знакомством с вами. Недавно майор Киселев на занятиях анализировал ваш бой двадцать второго сентября, когда вы потопили в конвое транспорт в семь тысяч тонн. Майор назвал вас талантливым торпедоносцем! Видите? Теперь всех учат по вашим боям. А ведь между нами в возрасте нет разницы. Я, как и вы, с двадцать третьего. Но вы уже признанный ас торпедных атак, а я салажонок.
— Так уж и ас! — в сердцах отмахнулся Михаил. — Просто мне пришлось больше летать!
— Так мастерство летчика от этого и зависит! Вы вон прошли через какие испытания! Я знаю, что еще в Гомельском аэроклубе на первом самостоятельном полете у вас на У-2 загорелся мотор, а вы, извините, мальчишка в семнадцать лет, не растерялись, успели развернуться и посадить машину на аэродром! Знаю также, что когда вы были курсантом, у вас на Пе-2 дважды отказывали моторы, но вы благополучно возвращались. Потому вас и оставляли в училище инструктором, А вот со мной ничего такого не случалось, даже обидно. Я ж сельский! Есть на Волге недалеко от Ульяновска село Сенгилей. То моя родина. Но после окончания восьми классов я работал в соседнем Ставрополе радиомехаником, точнее, монтером, занимался радиофикацией. Об авиации мог только мечтать. Спасибо, помог военком. Осенью сорок первого он послал меня в «первоначалку». Потом я стал леваневцем. Учебу закончил нормально, без летных происшествий. Все — и в «терке», и в полетах — шло, как говорят, без сучка без задоринки. Не как у вас.
— Нашел чему! Это ж, хорошо, Виктор, когда нет на пути тех «сучков». А если встретятся? Думаю, вы не из робких, чтобы пасовать перед ними. Я слышал, вас допустили к полетам в облаках? Вот, видите? Значит, скоро доверят летать и в такую погоду, как сегодня.
— Я готов, пусть посылают! Я, Михаил Владимирович, чувствую в себе силу! Слетаю в любую погоду. Штурман у меня Саша Игошин тоже подготовлен. Пусть доверят!
В словах младшего лейтенанта было столько обезоруживающей убежденности, искренности, юношеского порыва, что Михаил — будь в его власти, — не задумываясь, взял бы молодого летчика в самый трудный полет. Брал же он впервые Башаева, Репина, Полюшкина, Ермышкина! И никто не подвел его, ведущего. Теперь некоторые сами стали ведущими.
— А я и не сомневаюсь. Справитесь! В глазах Носова запрыгал огонек радости. Он порывисто пожал Борисову руку:
— Спасибо, товарищ лейтенант! Вы даже не представляете, как много для меня значат ваши слова!..
Полгода жестокой войны, смена полкового коллектива не прошли бесследно для чуткого от природы Михаила. Нелегкие фронтовые будни наложили отпечаток на облик и характер молодого человека: он стал сдержаннее, собраннее и суровее. На фронте он был всего шестой месяц, но на его долю выпало немало страшных испытаний и тяжких переживаний, связанных с боями и гибелью дорогих людей, близких товарищей. За это же время молодой офицер пережил стремительный рост от рядового летчика до заместителя командира эскадрильи, утвердился в новой должности, нашел призвание. Его авторитет в эскадрилье стал таким же непререкаемым, как и капитана Мещерина, — он это чувствовал, видел; при появлении замкомэска подчиненные вели себя сдержаннее, с вниманием выслушивали каждое его слово, быстро и четко выполняли распоряжения.
Носов своей непосредственностью и искренностью, доверчивостью тронул душу Борисова, и Михаил вдруг остро почувствовал, как важно в любой жизненной ситуации оставаться самим собой. Человеком!
Задумавшись, он даже не отреагировал на реплику подошедшего Демина:
— Тебя — на КП!
Экипаж на командном пункте ждал начштаба капитан Иванов. Он приказал:
— Немедленно вылетайте в южные районы. Посмотрите в Данцигской бухте и за косой Хель. Результаты донесете по радио в адрес командующего. А сейчас изучите обстановку!
Начштаба развернул карту и пояснил:
— В конце января войска второго Белорусского фронта маршала Рокоссовского вышли к морю в районе города Эльбинг. Тем самым в Восточной Пруссии было завершено окружение крупной группировки фашистских соединений. Немцы сейчас ведут интенсивные перевозки из портов Циммербуде, Пиллау, Данцига и Гдыни. Надо разведать маршруты движения. Запишите линию фронта…
Провожать улетающих собралась вся третья эскадрилья. Среди меховых летных комбинезонов и технических курток черным островком выделялась шинель младшего лейтенанта Носова. Выруливая со стоянки, Михаил встретился с ним взглядом и дружески подмигнул. Тормоза взвизгнули, самолет развернулся и, поднимая снежную пыль, пошел на взлет…
Через час аэродромная радиостанция поймала первое донесение экипажа Борисова. Он докладывал командующему, что около немецкой военно-морской базы Пиллау обнаружил караван в составе двенадцати единиц и что экипаж атаковал его и потопил транспорт водоизмещением шесть тысяч тонн.
Еще через полчаса разведчик сообщил, что севернее косы Хель курсом на восток следует эскадра в составе одиннадцати вымпелов, в том числе два тяжелых крейсера, и что погода в районе ухудшается.
Когда уставший экипаж заруливал свою машину в укрытие, в толпе встречающих Борисов снова увидел шинель дежурного по полку.
Мещерин поздравлял летчиков с большой победой, а Виктор Беликов шутливо сокрушался, показывая фюзеляж под кабиной пилота, где красовалось два ряда символов:
— Что будем делать дальше, командир? Рисовать негде!
Михаил весело посмотрел на своего земного помощника:
— Место найдешь, были бы победы!..
Во вторник утром Борисов, которому недавно присвоили очередное звание старшего лейтенанта, зашел в штаб авиаполка ознакомиться с разведсводкой. В полутьме просторной комнаты было людно,
