– У нас здесь нет сухих дров, чтобы развести костер. Ты ведь ела японское сасими, правда? И говорила, что тебе это нравилось.
– Это сырая рыба, а не сырая ящерица!
– Разница небольшая, считай, что это африканское сасими, – мягко уговаривал он ее.
Когда она наконец сдалась и попробовала, то, к своему удивлению, нашла блюдо вполне съедобным, а голод победил ее брезгливость.
На этот раз запасов воды у них не было, поэтому они набили себе животы сырым мясом ящерицы и запили все это речной водой, после чего свернулись калачиком на одеялах. Лежа в высокой колышущейся траве, прикрывающей их головы от жары и наблюдения с неба, Клодия почувствовала себя в относительной безопасности и дала волю усталости.
Где-то в середине дня она проснулась и, лежа в объятиях Шона, прислушалась к звуку рыщущего где-то вдалеке вертолета.
– Чайна обрабатывает берег реки впереди, – прошептал Шон.
Звук двигателя вертолета становился то сильнее, то слабее, в зависимости от направления его поисков. Когда звук моторов стал нарастать, Клодия почувствовала, как мышцы ее живота непроизвольно сжимаются. Вертолет пролетел где-то совсем рядом с ними, немного южнее, затем его звук стал тише и наконец затих совсем.
– Улетел, – сказал Шон, обнимая ее, – спи.
– Тихо! – одним дыханием прошептал он ей на ухо. – Ни звука!
Когда она кивнула, он убрал свою ладонь, повернулся и начал вглядываться сквозь завесу болотной травы. Она сделала то же самое и начала вглядываться в открытые воды лагуны.
Сначала она ничего не увидела, но потом услышала, как кто-то напевает. Это был нежный девичий дрожащий голосок, который напевал шанганскую любовную песенку, а вскоре стало можно различить и легкие шаги по воде. Пение послышалось совсем близко, так близко, что Клодия инстинктивно прижалась к Шону и задержала дыхание.
Затем внезапно через просвет в траве Клодия увидела и саму певунью. Это была стройная и грациозная девчушка, только что вступившая в девичество: ее черты лица еще сохранили что-то детское, а груди были уже большими и напоминали небольшие арбузы. На ней была только набедренная повязка из какой-то тряпки, заправленной между ног, кожа блестела на полуденном солнце, как подгорелая черная патока. Она казалась дикой и веселой, как какой-то лесной дух, и Клодия сразу же залюбовалась ею.
В правой руке девочка несла легкое тростниковое копье с расщепленным концом, предназначенное для ловли рыбы. Легко шагая по теплой воде лагуны, она держала копье наготове.
Внезапно песня замерла на ее губах, она застыла, затем с грациозностью танцора сделала выпад. Древко копья дернулось у нее в руке, и с тихим счастливым возгласом она вытащила из воды длинную скользкую рыбину. Рыба дрыгалась на кончике копья, ее широкий усатый рот то открывался, то закрывался. Девушка ударила рыбину древком копья по широкому черепу и опустила в плетеную сумку, висящую у нее на поясе.
Она ополоснула розовую ладошку от рыбьей слизи, взяла копье и возобновила охоту, двигаясь прямо в направлении густых зарослей болотной травы, где залегли беглецы. Шон дотянулся до руки Клодии и сжал, предупреждая, чтобы она не двигалась, но черная девушка была уже настолько близко, что через несколько шагов должна была просто наткнуться на них.
Внезапно девушка взглянула прямо в глаза Клодии. Они всего лишь какое-то мгновение пялились друг на друга, после чего девушка развернулась и бросилась бежать. В следующий момент вскочил Шон и пустился за ней в погоню, а с обеих сторон из травы выскочили Альфонсо и Матату и присоединились к нему.
Девушка уже наполовину пересекла лагуну, когда они настигли ее; она попробовала вилять и петлять, но каждый раз, когда она сворачивала, один из них был готов схватить ее, наконец она поняла, что находится в безвыходном положении, и остановилась с широко раскрытыми глазами, задыхаясь от ужаса, но держа свое копье наготове. Однако ее смелость и мужество ничем не могли бы помочь ей в борьбе против окруживших ее трех мужчин. Она была как кошка, окруженная овчарками, шанса сбежать у нее не было.
Матату зашел сбоку, и она моментально повернулась и направила на него копье. Шон моментально выбил оружие у нее из рук и скрутил. Дрыгающуюся и извивающуюся, он донес ее до твердой земли и бросил на траву. Во время борьбы она потеряла и сумку с добычей, и набедренную повязку, и теперь скорчилась абсолютно нагая, дрожа, уставившись на окруживших ее мужчин.
Шон тихо и успокаивающе заговорил с ней, но поначалу она не отвечала. Потом вопросы начал задавать Альфонсо, и как только девочка определила, что он из ее же племени, она, похоже, несколько успокоилась, а после нескольких мягких вопросов начала сбивчиво отвечать.
– Что она говорит? – спросила Клодия, не скрывая сочувствия.
– Она живет здесь на болоте, скрываясь от солдат, – ответил Шон. – РЕНАМО убило ее мать, а брата и остальных членов семьи забрало ФРЕЛИМО, чтобы валить лес. А она убежала.
Они расспрашивали девушку почти целый час. Как далеко еще до реки? Есть ли там переправа? Как много солдат расположено вдоль реки? Где бригады ФРЕЛИМО валят деревья? С каждым вопросом страх девушки отступал, и она, чувствуя, что Клодия симпатизирует ей, постоянно посматривала в ее сторону с детской доверчивостью.
– Я немного говорю по-английски, мисс, – прошептала она наконец, и Клодия в изумлении уставилась на нее.
– Где ты этому научилась?
– В миссии, еще до того, как пришли солдаты, которые сожгли миссию и убили монахинь.
– Ты хорошо говоришь по-английски, – улыбнулась Клодия. – Как тебя зовут?
– Мириам, мисс.
– Не будь слишком болтливой, – предупредил Клодию Шон.
– Это всего лишь маленький милый ребенок.
Шон хотел что-то ответить, но потом передумал и вместо этого взглянул на закат.
– Черт подери, мы пропустили сеанс связи с Чайной. Готовьтесь к выступлению. Пора паковаться.
Им потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы собраться в дорогу. Уже закинув на плечи мешок, Клодия спросила:
– А что будем делать с девочкой?
– Оставим ее здесь, – ответил Шон, но что-то в его голосе и то, что он при этом отвел взгляд, насторожило Клодию.
Она уже последовала за Шоном, который спустился с островка в воду, но вдруг остановилась и оглянулась. Черная девушка сидела на корточках, а у нее за спиной стоял Матату с охотничьим ножом в правой руке.
Понимание того, что происходит, ударило Клодию ледяной волной гнева.
– Шон! – окликнула она его дрожащим голосом. – Что вы собираетесь сделать с ребенком?
– Не беспокойся за нее, – коротко ответил тот.
– Матату! – Ее начало колотить. – Что ты собираешься делать? – Он только осклабился. – Ты собираешься…?
Она судорожно схватилась за горло, а Матату весело закивал головой и показал ей нож.
–
Она знала это слово на суахили. Матату использовал его каждый раз, как ее отец подстреливал дичь, а ему надо было перерезать ей горло. Внезапно ее затрясло от гнева. Она повернулась к Шону.
– Вы собираетесь убить ее!
Ее голос дрожал от ненависти и ужаса.
– Подожди, Клодия, послушай. Мы не можем оставить ее здесь. Если они ее поймают… Это равносильно самоубийству.
– Ну ты и сволочь! – закричала она на него. – Ты не лучше последней швали из РЕНАМО, ты такой же, как и Чайна!
– Разве ты не понимаешь, что от этого зависят наши жизни? Выживем мы или нет!
