кого-то отбиваться, Юрий ни за что не оставил бы его одного в машине, вооружив такой неудобной и бесполезной железкой, как домкрат. Так что домкрат, вероятнее всего, был просто конфеткой, которую добрый дядя Юра дал неразумному дитяти, чтобы оно наконец отстало от него и не путалось под ногами: вот, дескать, тебе боевой пост, а вот и оружие. Жди меня, и я вернусь... Это было немного обидно, но Дмитрий понимал, что Филатов прав: там, куда отправился бывший десантник, от главного редактора популярного еженедельника «Московский полдень» было бы больше вреда, чем пользы.
Подбрасывая на ладони трубку мобильного телефона, Дмитрий боролся с искушением позвонить Одинцову. Впрочем, Филатов был прав и тут: у них не было никаких доказательств, за исключением голословных утверждений Марины Медведевой, и времени на то, чтобы убеждать Одинцова в своей правоте, тоже не было. Досадливо крякнув, Дмитрий убрал мобильник от греха подальше в бардачок, закурил еще одну сигарету, скрестил руки на груди, чтоб не хватались за что попало, и стал терпеливо ждать, чутко вслушиваясь в ночные звуки.
Выйдя из машины, Юрий осторожно, стараясь не производить никакого шума, двинулся вдоль утопавшей во мраке кривой и ухабистой деревенской улицы. До конечной цели его путешествия было еще довольно далеко, но он все равно крался, как вышедший на тропу войны индеец, чтобы не потревожить сон цепных собак: собачий концерт мог насторожить того, кому он собирался нанести столь поздний визит.
Осторожно продвигаясь вперед, Юрий старательно считал шаги. Нарисованный Мариной Медведевой подробный план стоял перед его внутренним взором во всех подробностях – за день Юрий выучил его наизусть до последней закорючки, потому что знал: на местности сверяться с начерченной на вырванном из редакторского блокнота листке схемой будет невозможно. Он шел, про себя уже в который раз поражаясь уму и самообладанию Марины Медведевой: она смогла не только в одиночку во всем разобраться, но и, что было уже совсем непостижимо, не упустила ни единой мелочи, даже расстояния на плане проставила, как будто знала, что ему придется брести в этой тьме египетской на ощупь...
Вообще-то, в том, как тщательно она все подготовила, Юрию чудилось что-то подозрительное. Возможно, то была просто очередная ловушка; помнится, во время разговора с Мариной, когда та принялась уверенно, почти не задумываясь, набрасывать схему, Светлов принялся корчить ему зверские рожи, сигнализируя, что дело тут нечисто. Однако Юрий тогда, да и сейчас тоже, предпочел остаться при своем мнении. То, что рассказала Марина, гораздо больше походило на правду, чем их с Дмитрием путаные рассуждения, призванные доказать ее причастность к прокатившейся по Москве волне зверских убийств. Как всегда, истина лежала у самой поверхности и была простой, как кремневое ружье. И, как всегда, истина была отвратительна и вызывала острое, почти физиологическое желание поскорее спустить курок, поставив точку в этом деле. Казалось, что, как только пуля покинет ствол и найдет цель, тошнотная муть в душе пройдет сама собой – растворится, уляжется, рассосется... Впрочем, Юрий точно знал, что этого не будет; должно было пройти еще довольно много времени, прежде чем он сумеет восстановить утраченное душевное равновесие и укрепить в очередной раз пошатнувшуюся веру в людей.
«Хорошая женщина, – думал он о Марине Медведевой, скользя с пистолетом в руке вдоль бесконечного ряда покосившихся, утонувших в черных зарослях кустарника заборов. – Красивая, умная, сильная... Жалко, что она так привыкла к роскоши, мне такая женщина просто не по карману. Хотя, если постараться...»
Тут, к счастью, настало время сворачивать направо, и эти скользкие, далеко идущие размышления прервались сами собой. Юрий остановился и осмотрелся. Темно было по-прежнему, но он отчетливо различал впереди, буквально в паре шагов от места, на котором стоял, две ответвлявшиеся от улицы колеи, светлевшие на фоне черной травы. Это был переулок; Юрий свернул в него и снова принялся считать шаги. Досчитав до четырехсот, он опять остановился и огляделся.
Впереди, прямо перед ним, расстилалось накрытое звездным куполом поле. Переулок выходил в него и там терялся, не то превращаясь в проселочную дорогу, не то и вовсе исчезая в траве, – в темноте этого было не разглядеть. Слева черной тучей громоздились кроны каких-то деревьев – если Юрий не заблудился, это был одичавший колхозный сад, – а справа, наполовину заслоненные черными кустами, призрачно белели кирпичные стены недостроенного коттеджа, слепо уставившегося на Юрия пустыми провалами окон. Юрий смотрел на эту руину, и чем дольше он стоял посреди переулка, тем меньше ему хотелось входить вовнутрь. Чего ему хотелось, так это позвонить Анальгину и передать ему сообщение для Кекса. Однако Марина была права: Кекса интересовали только его деньги, а на судьбу человека, месяц назад исчезнувшего с лица земля, ему было глубоко начхать.
«Черт бы вас всех побрал», – одними губами прошептал Юрий и решительно двинулся к дому.
Коттедж был обнесен высоким кирпичным забором, но ворота отсутствовали – их то ли не успели навесить прежние хозяева, то ли свистнули домовитые аборигены. Прямо на въезде во двор громоздилась уже поросшая травой и кустами, невидимая в темноте куча гравия, споткнувшись о которую Юрий с трудом устоял на ногах. «Корова», – шепотом обругал он себя, припомнив, что эта куча была обозначена на нарисованной Мариной схеме. Устыдившись своей прямо-таки профессорской рассеянности,
Филатов сосредоточился, обогнул кучу и буквально налетел на спрятанный в тени разросшихся кустов автомобиль, хромированные детали которого слабенько поблескивали при свете звезд. Мокрый от ночной росы борт издал глухой металлический звук, когда Юрий треснулся об него коленом. Филатов похолодел, ожидая воя и улюлюканья сработавшей сигнализации, но вокруг по-прежнему было тихо. «У, сволочь», – сказал автомобилю Юрий. Автомобиль, оказавшийся при ближайшем рассмотрении «Волгой» какой-то бледной расцветки, ничего не ответил. Юрий припомнил схему; никакого автомобиля на схеме не было, а это могло означать только одно: птичка находилась в клетке, но готовилась к отлету в теплые края.
Он обогнул машину и стал осторожно подниматься по бетонным ступенькам высокого крыльца. Под ногами поскрипывала кирпичная крошка и какой-то мелкий мусор; один раз под подошвой отчетливо захрустело битое стекло. Мысленно помянув супоросую свинью, Юрий наклонился и преодолел остаток пути, ощупывая ступеньки рукой и заранее сметая в сторонку все, что могло скрипеть, хрустеть, трещать и издавать иные предательские звуки. Так, на получетвереньках, он добрался до массивной железной двери, ощупью отыскал ручку и нажал на нее, ни на что особенно не рассчитывая. Дверь тем не менее послушно открылась; Юрий ожидал дикого скрежета ржавых петель, но дверь распахнулась без единого звука, из чего следовало, что ею часто пользовались, не забывая смазывать петли.
Внутри дома темнота была полной. Юрий немного постоял на месте, давая глазам привыкнуть к почти полному отсутствию освещения. Звуков тоже не было: его противник либо спал, забившись в какую-то нору, либо затаился, держа наготове оружие. Вздохнув, Юрий вынул из кармана китайский цилиндрический фонарик, купленный час назад в киоске у Курского вокзала, заранее прищурился и сдвинул большим пальцем кнопку.
Как он и ожидал, толку от фонарика оказалось немного: темнота за пределами пляшущего круга тусклого желтоватого света только сделалась гуще и непрогляднее. Правда, фонарик позволял видеть, что делается под ногами, не стукаться головой об углы и не спотыкаться о строительный мусор. Юрий осторожно двинулся вперед, все время ожидая выстрела из темноты. Чтобы этот предполагаемый выстрел не оказался последним, что он услышит в своей жизни, Юрий вытянул руку с фонариком далеко в сторону. Это оказалось дьявольски неудобно, зато не так опасно.
Он двигался наугад, потому что в этом доме Марина Медведева не была ни разу – по ее собственным словам, у нее просто не хватило смелости. Юрий очень хорошо ее понимал, тем более что дело приходилось иметь с таким мерзавцем, которому ничего не стоило понаставить во всех углах медвежьих капканов, а то и мин-растяжек. Подумав о капканах и растяжках, Юрий стал внимательно смотреть под ноги, но там ничего не было, кроме куч осыпавшейся со стен штукатурки, мятых ведер со следами засохшего цементного раствора, каких-то густо заляпанных известью досок, сухих прошлогодних листьев и гнутых ржавых гвоздей. В доме стоял неприятный запах заброшенного строения – пахло сырым цементом, плесенью, пылью, мочой и какой-то дохлятиной – очевидно, где-то здесь валялся труп кошки или крысы. Юрию подумалось о человеческом трупе, но он отогнал эту мысль: концентрация запаха была не та, мертвый человек воняет гораздо сильнее, как будто и после смерти в нем сохраняется тщеславное желание обратить на себя внимание окружающих.
Держа наготове пистолет, он свернул за угол и увидел захламленную лестницу, которая вела в подвал. Приглядевшись, Юрий понял, что он на правильном пути. Хотя по лестнице ходили очень
