«Чертов телепат!»
Он слегка кивнул и сказал тихо:
— Я очень извиняюсь, но мы не можем найти каких-либо отпечатков пальцев, сами видите. — Тут он повернулся к полицейскому и продолжил: — А мистер Корнелл станет обвинять нас в том, что мы умышленно вымыли его машину, чтобы скрыть улики. Однако можете узнать у начальника охраны отеля, что мойка машины является здесь обычной услугой. Точнее, если кто-либо из гостей ставит машину в наш гараж и его машина не выглядит как с иголочки, кто-нибудь обязательно наведет на ней лоск.
Вот так-то. Я быстро огляделся, так как пора было сматываться. Если я останусь и начну приводить еще какие-нибудь аргументы, из меня сделают отбивную. Я не сомневаюсь, что весь персонал гостиницы причастен к исчезновению медсестры Фарроу. Но они провели свою работу так, что если бы я был более настойчив, мне пришлось бы выдержать официальную атаку, вершиной которой было бы обвинение в убийстве и сокрытии трупа.
Поэтому я открыл дверцу и скользнул внутрь. Я покопался в так называемом ящичке для перчаток и обнаружил, что карты сложены в одну кучку, а все пометки начисто стерты. Я еще немного повозился внутри, уронил парочку карт на пол и, поднимая их, повернул ключ зажигания, который Олсон оставил в машине.
Завизжав шинами, автомобиль сорвался с места. Послышался пронзительный звук полицейского свистка. Завернув за угол, я осторожно прощупал свои тылы. Они вернулись в отель. Я не верил, что полицейский был частью их заговора, но мог поспорить, что Уолтон сунул полисмену пачку прекрасных сигарет, чтобы тот помог им избавиться от весьма неуживчивого клиента.
9
Колорадо все еще оставался той частью Соединенных Штатов, где любой человек мог пойти в магазин и спокойно купить себе револьвер, словно обыкновенные грабли или лопату. Я выбрал «Бонанзу- 375», потому что он был достаточно маленький, чтобы уместиться в заднем кармане, легкий, не стеснял меня в движениях и обладал убойной силой, способной остановить разъяренного гиппопотама. Я не знал, способен ли он продырявить мекстромову шкуру, но от его пули любая мишень, по крайней мере, шлепнется наземь.
Затем я покатил в Вайсмин, достиг Йеллоустона и в один прекрасный день оказался на той самой дороге, что была изображена на открытке Торндайка. Я смело и уверенно поехал дальше и увидел дорожные знаки, которые повели меня к цели.
Наконец я подъехал к неизбежной сломанной перекладине. Она указывала на какое-то напоминающее ферму хозяйство, расположенное посреди мертвой зоны. Я осторожно осмотрел его, не решаясь двигаться дальше, ибо в мои планы не входило ломиться в дверь, будто жалкому коммивояжеру.
Вместо этого я проехал до следующего города, расположенного в двадцати милях дальше по дороге. Достигнув его уже в сумерках, я остановился перекусить, наблюдая за движением на шоссе, убил несколько минут в баре и где-то около полуночи отправился обратно. Имя, которое я выудил с почтового ящика, было Маклин.
Теперь я остановился у обочины автострады, где-то в трех милях от фермы, прикинув, что только телепат с докторской степенью мог нащупать что-то на таком расстоянии. Я решил, что вряд ли там есть подобный умственный гигант.
Я проделал свой путь к ферме, обходя все тропинки, через поля и покатые холмы. Я простер свое восприятие как можно дальше и, став чувствительным к опасности и ощупывая землю фут за футом, искал следы, настораживающие знаки, отпечатки и контуры тех, кто лежал, поджидая меня в засаде.
Я не заметил никакой ловушки или ее следов на всем пути до мертвой зоны.
Возможно, они знали о моем присутствии и спокойно поджидали, когда я попаду к ним в лапы в сердце зоны, поэтому я был очень осторожен, когда, осмотрев окрестности, решил проникнуть в то место, где неровная граница зоны была ближе всего к дому.
Я вошел и совершенно пси-ослеп. Звезды давали достаточно света, чтобы не угодить в кротовую нору или обо что-нибудь не споткнуться, но через несколько ярдов все сливалось в кромешной мгле и становилось совершенно черным. Вокруг царила мертвая тишина, и только слышался легкий шорох ветра в ветвях деревьев.
Мои рецепторы ощущали окружающее пространство не дальше, чем видели глаза. Я углублялся дальше и дальше в зону, стремительно утрачивая чувствительность. Я зондировал тьму. Это было все равно, что тыкать пальцем в висящее шерстяное одеяло. Тьма отступала, когда я пытался проникнуть как можно глубже в каком-нибудь направлении, но, когда я снижал интенсивность восприятия, она тут же возвращалась на прежнее место.
Я пригнулся и, пройдя несколько шагов вдоль границы зоны, нашел место, где проглядывали контуры дома.
Темный, безмолвный, он казался необитаемым. Неплохо, если бы в колледже читали курс о взломах, кражах и тому подобных операциях. Я продвигался очень медленно. Казалось, прошло полжизни, прежде чем я перебрался через перила задней террасы. От страха короткие волоски на моей шее встали дыбом, да и не только на шее. В любой момент меня могли превратить в кровавое месиво, если, конечно, мекстромы захотят развлечься, а не пристрелят самым тривиальным образом.
Зона действительно оказалась мертвой. Моего восприятия хватало не более чем на шесть дюймов. Может быть, вид Стива Корнелла, прижимавшего лоб к краю окна, был смешон и забавен, но только не на этот раз. Правда, я обнаружил, что оконная рама не закрыта и створку можно открыть снаружи.
Я вошел в столовую. Внутри было темно, как в пропасти.
Следуя интуиции и инстинкту, я пересек столовую и ухитрился без особого шума пробраться в коридор. Там я остановился и спросил себя: «А чего, собственно, я добиваюсь?» Пришлось согласиться, что конкретного плана у меня нет. Я прокрался сюда, чтобы выудить любую информацию, которую удастся здесь обнаружить.
За холлом находилась библиотека. По-моему, многое можно узнать об обитателях дома, осматривая их библиотеку, и потому я принялся рассматривать корешки книг над моей головой.
Книги, входившие в состав библиотеки, свидетельствовали, что эта семья отличается широтой взглядов. Там было все: от научной фантастики до Шекспира, от философии до приключений. Короткий ряд детских книжек. Библия. Британская энциклопедия. Никаких намеков на какое-то особое пристрастие не было.
Я нащупал ступени и начал очень медленно подниматься. Сделав третий по счету шаг, я понял, что был прав. Какие бы чувства они ни питали, вряд ли стали бы устраивать ловушку в своей библиотеке. Что-то не вязался образ взломщика или убийцы.
Однако у всех есть бумаги и вещи, которые не стоит показывать первому встречному. И если их не окажется на втором этаже, то придется спуститься в подвал. И уж если там меня не схватят, я прощупаю все это чертово логово дюйм за дюймом, включая по возможности даже те комнаты, где спят люди.
На пятом шаге раздался слабый скрип. Прозвучало это так, будто вытащили гвоздь из деревянного ящичка. Я замер, силясь разобрать хоть что-то напоминающее опасность, но, осознав, что вокруг мертвая зона, оставил свои усилия. Многого здесь не добьешься. Правда, куда хуже пробовать это в свободной зоне.
Я продолжал подниматься, и, когда моя голова оказалась на уровне пола, все стало пси- свободным.
Здесь не было и намека на мертвую зону. Я был просто поражен, так как такого не видел никогда. Прямо на уровне второго этажа их мертвая зона исчезла, и поверхность пола была чистой, яркой и сверкала, как днем. Я замер, уставившись на нее, и посвятил несколько минут изучению обстановки. Мертвая зона возвышалась над крышей, и ее границы находились вне моей досягаемости. Из того немногого, что я смог различить в пси-темноте, я понял, что она напоминала по форме воздушное пирожное
