На мой взгляд, аргумент показался не очень логичным.
— Жизнь была вполне сносной, пока я не встретил ваших людей, — сказал я ей раздраженно. — И было бы лучше, чтобы вы исчезли. С другой стороны, жизнь — единственное, что у меня осталось, и она куда лучше смерти. Поэтому если я сделал твою жизнь несчастной, то свою сделал несчастной вдвойне.
— Почему бы тебе не устраниться? — спросила она.
Я остановил машину. Теперь я нашел ее болевой центр и старался не упустить его из виду.
— Почему ты хочешь, чтобы я отступился, Мариан? Неужели кому-то придется по душе, если я вытащу из кармана пушку и продырявлю себя кусочком свинца? Или осчастливлю кого-то, ворвавшись в ближайший музей переориентации и, пуская из носа дым, объявлю, что я чайник, сбежавший с плиты, прежде чем сомкнуть веки?
Мариан опустила глаза.
— А ты ждал, что найдешь у меня сладостное забвение? — Она тихо покачала головой.
— Тогда, во имя Господа, что тебе от меня надо? — проревел я. — Я такой, как есть, ни рыба, ни мясо, просто мерзкий и грязный. Я вряд ли отстранюсь, Мариан. Если думаешь, что угрожаю тебе или твоему роду, то перебираешь через край. Но если ты хочешь сбросить меня со счетов, то лучше скрути покрепче и пригони, криками ли, пинками, в ваш Департамент Отточенного Ума. Потому что моего уже не хватает. Понимаешь?
— Понимаю, Стив, — сказала она мягко. — Я знаю тебя, мы все знаем тебя и людей твоего типа. Ты не устранишься. Не сможешь.
— Тем более если меня загипнотизировали, — сказал я.
— Гипнотическое вмешательство Торндайка, — вскинула голову Мариан, — было почти ничтожным. Он только заронил идею, чтобы остаться впоследствии неопознанным, — объяснила она. — Нет, Стив, ты настроился на розыск по собственному почину. Все, что сделал Торндайк, так это слегка намекнул о нас и подтолкнул в нашу сторону. Ты же сделал остальное.
— Ладно, ты телепат. Может, ты тоже можешь совершать постгипнотическое воздействие и я скоро забуду внушенную мне идею?
— Я не хочу, — сказала она вдруг с внезапным жаром.
Я взглянул на нее. Не будучи телепатом, я не мог прочесть ее мысль, возникшую внезапно, но было ясно, что она убежденно говорит правду. Наконец я сказал:
— Мариан, если ты знаешь, что меня не переубедить логикой и аргументами, так чего же ты добиваешься?
Минуту она молчала, потом подняла ко мне глаза, засиявшие голубым цветом:
— То же, что мистер Фелпс, надеявшийся использовать тебя против нас, — проговорила она. — Твое будущее и твоя судьба связаны с нами, кем бы мы ни были — друзьями или врагами.
— Прямо мыльная опера, Мариан, — огрызнулся я. — А что, Катарина найдет утешение в объятиях Филиппа? А Стив Корнелл подхватит мекстромову чуму? А подлый дипломант Фелпс…
— Перестань! — взмолилась она.
— Ладно. Я перестану, если ты скажешь, что вы намереваетесь со мной делать теперь и зачем ты снова за меня уцепилась.
Она улыбнулась.
— Стив, я останусь с тобой. Частично для того, чтобы служить телепатическим придатком твоей команды. Если ты собираешься докопаться до сути. А частично для того, чтобы быть уверенной, что ты не влипнешь в какие-нибудь неприятности.
Мысленно я скривил губы. Мое седалище уже успело задубеть, пока я избавлялся от привычки пользоваться маминой защитой от стрел и ремней жестоких сокурсников и сокурсниц. С восьми лет я уже не прятался за женские юбки. Мысль о бегстве под защитой женщины вызывала такое же негодование, как у кота, которого гладят против шерстки, хотя я и знал, что Мариан здорово превосходит меня физически. Но оказаться под опекой подруги в сто десять фунтов…
— Сто восемнадцать фунтов…
— Было бы мне не по душе.
— Ты не веришь мне, Стив?
— Верю. Но лучше тебе остаться. Я сосунок перед такой женщиной, как ты. Они мне кое-что сообщили, а я оказался достаточно мягкотелым, чтобы показать им, что я не верю.
Она внезапно схватила мою руку, но вовремя отпустила, иначе бы сделала меня калекой.
— Стив, — сказала она серьезно, — поверь мне и возьми меня с собой. И позволь я буду твоей…
— Лучшей подругой, — закончил я с раздражением.
— Пожалуйста, не надо, — сказала она, понурившись. — Неужели ты никому не доверяешь?
Я холодно посмотрел ей в лицо.
— Слишком тяжело в этом мире нетелепату найти кого-нибудь, кому можно довериться. Да и с телепатом-то не так просто, потому что вряд ли телепат поймет, чем вызвано это недоверие. Так что…
— Ты не хочешь взглянуть фактам в лицо…
— Так же, как и ты, Мариан. Ты собираешься пойти со мной под предлогом, что желаешь мне помочь. Выражаю тебе свою признательность, но ты отлично знаешь, что я буду биться и биться, пока что- нибудь не проясню. И теперь скажи мне честно: пойдешь ли ты со мной до конца, поможешь ли прорваться и раскрыть тайну, или укажешь мне каналы, которые не дадут результатов и не причинят тебе вреда?
Мариан Харрисон на миг потупилась. Мне не нужна телепатия, чтобы понять, что я задел ее больное место.
Тут она подняла глаза и сказала:
— Больше всего на свете я хочу уберечь тебя от неприятностей. Ведь ты теперь понял, что много вреда в нашей маленькой междоусобной войне ты никому не причинишь.
— Но если я не причиню вреда, то и пользы от меня тоже не ждите.
Она кивнула.
«Я ведь тоже кое-что значу».
Она снова кивнула. Тут пришлось сдаться. Все пошло бы опять по кругу, как последние полгода повторялось неоднократно.
«Чарчес ле англ», — подумал я на дрянном французском. Должно быть, я чем-то важен для обеих сторон, если они решили освободить меня, а не пустить в расход со всеми моими неприятностями. Правда, на мой взгляд, для них я так же бесполезен, как защитное покрытие для нержавеющей стали. Я был иммунным к Мекстромовой болезни, и мой иммунитет был таков, что о него разбились все усилия ученых, изучавших болезнь. Единственной зацепкой было внезапное исчезновение каждого, с кем я имел дело.
— Не стоит думать об этом, Стив, — тихо сказала Мариан, нежно коснувшись меня рукой. — Напрасно ты занимаешься самобичеванием. Неужели ты веришь, что стал носителем какой-то ужасной заразы? Ведь этого нет на самом деле!
— Пока я не узнаю правды, — ответил я, — вряд ли смогу что-то прощупать. Я не телепат. Может, если бы я был им, я бы не оказался в таком затруднительном положении.
И вновь ее молчание послужило доказательством, что я коснулся больного места.
— Так кто я? — воскликнул я. — Великое, гигантское бедствие! Единственное, что я сделал, — это провел некоторое время с людьми, которые потом исчезли. Что я, вроде Тифозной Мэри, только мужского пола?
— Но, Стив…
— Это единственное, что я чувствую. Стоит мне до чего-нибудь дотронуться, как все зеленеет и начинает разлагаться. И не важно, на чьей стороне были жертвы, так случалось каждый раз — с Катариной, с Торндайком, с тобой, сестрой Фарроу.
— Стив, о чем ты говоришь?
Я изобразил подобие улыбки.
— Ты, конечно, не имеешь ни малейшего представления, о чем я думаю.
— Ох, Стив…
— Ты вновь собираешься увести мой загадочный маленький разум от так называемой опасной
