есть, а то умирать быстро.
— Почему умирать?
— Надо есть. Не разговаривай, женщина, — сказал чеченец, оглядывая Катю с ног до головы так, как оглядывают лошадь или автомобиль, которые нравятся, но пока еще не по карману.
Когда деревянная дверь опять со скрипом закрылась и в нее стукнуло бревно. Катя взяла в руки кастрюлю, в которой что-то плескалось, и аккуратно понесла к окошку — к тому тусклому квадрату света, что лежал на глиняном полу.
— Иди сюда, — Катя позвала Фиону.
Та покачала головой, и по движению плеч Ершова догадалась, что англичанка снова плачет.
— Надо поесть, — сказала Катя.
— Не могу.
— Надо поесть, — повторила Ершова и разломила лепешку надвое. — Возьми.
В алюминиевой кастрюле плескалось некое варево, похожее на овощной суп.
— Как есть без ложки?
Ершова поставила кастрюлю, села на доску рядом с Фионой и откусила кусок лепешки. Англичанка продолжала плакать. Ее плач начал Катю раздражать. Она понимала, что нельзя терять присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Как бы все плохо ни складывалось, надо надеяться на лучшее. Правда, если англичанка могла рассчитывать на то, что ее выкупят, то Ершовой рассчитывать на подобный исход дела не приходилось. 'Кто станет меня выкупать?
Каким образом можно совершить сделку? — все это не укладывалось в голове. — Кому они станут звонить?' Ведь бандиты даже не узнали, кто она и зачем появилась в Чечне.
Катя съела половину своей лепешки, оставшуюся часть положила на крышку кастрюли. Обхватила голову руками, закрыла глаза. В полуподвале было сыро и холодно, хотя на улице стояла жара. «Может, пойди к двери, там теплее?»
Вдруг раздался истошный вопль. Фиона вскочила, чуть не ударившись головой о потолок, вспрыгнула на доски и, продолжая визжать, показала на кастрюлю. Огромная крыса с длинным чешуйчатым хвостом подбежала, схватила кусок лепешки и, держа его в зубах, бросилась в темный угол — туда, где стояли бочки.
Катя тоже вскрикнула, слишком уж угрожающей выглядела крыса.
— ч — Не кричи ты! — схватив за плечи и сильно тряхнув англичанку, выкрикнула Катя. — Успокойся, это всего лишь крыса! Понимаешь, крыса, — как сказать слово «крыса» по-английски, она не знала.
— Крыса? — повторила Фиона.
— Да-да, крыса.
— Крыса.., крыса, — бормотала англичанка и беззвучно плакала.
Спуститься на пол она все еще не решалась. И возможно, если бы Катя не стащила ее силой, она так и продолжала бы стоять на досках.
Снаружи послышались мужские голоса. Дверь широко распахнулась.
— Чего кричать? — спросил чеченец.
— Здесь крысы, — сказала Катя.
— А ты на что рассчитывала, что здесь курорт? Крысы, конечно, крысы, — чеченец захлопнул дверь, гогоча и объясняя своим напарникам, из-за чего вопили в подвале женщины. Чеченцы заржали, как кони.
«Сволочь, лепешку стащила!» — безо всякой злобы подумала о голодной крысе Катя.
— Сядь, не бойся, она тебя не съест.
Англичанка понемногу успокоилась.
— Ты что, крыс никогда не видела? Говорят, в Лондоне их видимо-невидимо.
— Нет, никогда. Только по телевизору видела, а живьем — никогда.
— У тебя еще будет возможность познакомиться с этими милыми существами.
Возле бочек что-то зашуршало. Фиона вздрогнула.
— Да сиди ты! — держа англичанку за руку, сказала Катя.
Лишь вечером, когда на улице стемнело, Ершову вывели на допрос, который проходил тут же, во дворе.
— Кому звонить?
Катя тряхнула головой и сказала:
— Не знаю. Денег у меня нет.
— Как это нет? А у твоих родственников?
— У них тоже денег нет.
— Квартира у тебя есть?
— Квартира есть.
— Скажи им, пусть продадут, — чеченцы сидели на толстом бревне. Катя стояла. — Ты скажешь им, чтобы продали квартиру? — подсказал тот, которого называли Айдамиром.
— Как я им скажу?
— По телефону. Номер знаешь?
— Знаю, — ответила Катя.
— Ну, вот и хорошо.
— А что вы с нами собираетесь делать?
Айдамир пожал плечами, посмотрел на второго бандита. Тот осклабился, сверкнул золотым зубом:
— Вас сюда никто не звал, сами приехали. Правильно я говорю?
— Да, правильно.
— Вот видишь! — Айдамир лениво поднялся с бревна и указал на подвал. — Иды, иды. И скажи своей дуре, чтобы она молчала. Ее вопрос пока решается плохо.
— Вы бы нам ложки дали.
— Рукой будешь есть, — сказал чеченец, как-то странно хмыкнув.
Опять холодный подвал, опять шорохи по углам и временами странные вспышки в кромешной тьме.
Это сверкали глаза крыс, ненасытных и наглых. В темноте они ходили совсем близко, почти касались ног, и обе женщины так и не смогли сомкнуть глаз. Они сидели, прижавшись друг к другу. Катя держала в руках обломок доски и иногда ударяла ею по земле. В ответ слышался странный писк, жуткий и пугающий. Фиона была совсем потерянная, она все время дрожала. И чтобы хоть как-то отвлечь коллегу от страшных мыслей. Катя попыталась ее разговорить:
— Ты откуда приехала? Где родилась?
Англичанка начала тихо рассказывать о себе. О том, что она училась в университете в небольшом городке, что их в семье три сестры. Отец ее большой человек, офицер королевских военно-морских сил: то ли капитан, то ли адмирал. Катя слабо разбиралась в военных званиях, поэтому так и не смогла уразуметь, кто же их отец.
О себе Фиона рассказала следующее. После университета один из ее друзей предложил поработать на телевидении. Она согласилась, поскольку опека родителей ей стала в тягость. Она во многих местах бывала, но такого ужаса, как в Чечне, переживать прежде ей не приходилось. Везде к журналистам относились с уважением и уж если не помогали в работе, то во всяком случае не мешали.
— Совсем дикие люди, страшные люди, — говорила Фиона, глядя на окно, за которым было чуть светлее, чем в подвале.
— Ты замужем?
— Нет. У меня был друг, но мы с ним расстались.
Также Катя узнала, что Фионе очень нравится Оливер, что она с ним работает уже одиннадцать месяцев, вместе они делали репортажи из Боснии, когда там велись боевые действия.
— Оливер мне очень нравится, он хороший, — говорила англичанка, — но немного странный. Он слишком сильно любит работу, на что-то большее у него просто-напросто не остается ни времени, ни сил.
— Мне это знакомо, — сказала Катя. — У меня тоже бывали такие друзья, такие приятели.
— Ты зачем сюда приехала?
