Машина проехала и остановилась у соседнего подъезда.
Лица мужчин показались Кате знакомыми. «Братья. — мелькнула мысль, — они все братья».
— Они меня ждут! Меня! — пробормотала Катя.
Она схватила сумку, бросила туда старую записную книжку, деньги, какие нашлись дома, затолкала в карманы джинсов. Затем увидела фотоаппарат, выдвинула верхний ящик комода, взяла несколько катушек пленки, сменные объективы. И аппарат, и катушки бросила в спортивную сумку. Она еще не решила, куда пойдет, но поняла, что здесь, в квартире, оставаться нельзя. Надо уходить.
Через пару минут она уже стояла на балконе и смотрела на пожарную лестницу — которую от перил отделял метр или, может быть, чуть больше. Она встала на перила, дотянулась рукой до ржавой лестницы, а затем переставила ногу и благополучно перебралась на лестницу. Быстро спустилась. Несколько секунд висела на руках, затем спрыгнула. От дома она бросилась по улице почти бегом. Увидела огонек такси, рванула на себя заднюю дверцу, буквально упала в салон и прошептала:
— Поехали! Поехали!
— Куда едем, девушка? — спросил водитель, оглянувшись через плечо на Катю.
— Куда угодно, только отсюда! Скорее отсюда!
— Так куда, все-таки, едем?
— На вокзал, — вырвалось у Кати.
Почему именно на вокзал, почему произнесла именно это слово, она не понимала, наверное, сработало подсознание. Ведь с вокзала можно направиться в любую сторону.
— Вокзалов много.
И в этот момент в руке Кати, теребившей бумажник, оказалась бумага с предложением о сотрудничестве от представителя президента в Питере Малютина.
— Мне в Питер.
То, что можно позвонить кому-нибудь из знакомых, причем позвонить из любого автомата, которых превеликое множество на улице, Кате даже не пришло в голову, уж слишком она была испугана, слишком растеряна.
— В Питер.., в Питер… — бормотал водитель, разглядывая перепуганное лицо Кати в зеркальце заднего вида.
Та сидела, втянув голову в плечи, перебирая в пальцах ремень спортивной сумки.
Эта молодая симпатичная женщина показалась ему подозрительной. «Словно преступница какая-то, убегает и сама не знает, куда. Может, мужа богатого ограбила? Но мне какое дело? Заплатит деньги, выйдет, а потом хоть трава не расти. У нее свои дела, у меня свои».
Уже когда подъезжал' к привокзальной площади. Катя спохватилась, вспомнив, что у нее нет абсолютно никаких документов. 'Улажу, что-нибудь придумаю, — мелькнула мысль, когда она расплачивалась с таксистом. — Только бы поскорее отсюда! Здесь еще опаснее, чем в Чечне. У них есть все мои адреса, все мои документы, записная книжка.
Они меня найдут и убьют! Я же видела, как они убивают, они безжалостны, мерзавцы! Только бы оказались билеты в кассе. Там, в Питере, меня никто не знает. Есть несколько знакомых, есть подруга, будет где спрятаться, будет где пересидеть весь этот ужас. Или чеченцы перестанут меня искать, или их переловят. Ведь майор обещал помочь.
Меньше всего я хочу связываться с милицией, с ФСБ, со всеми теми, кто носит оружие'.
— Мне, пожалуйста, один билет до Питера, — протягивая деньги в окошечко, скороговоркой произнесла Катя.
Затем, зажав в руке билет и сдачу, она затерялась в толпе. До отхода поезда оставалось часа полтора, из которых час предстояло провести на вокзале.
'Только бы никто не спросил у меня документы.
Хорошо, что я женщина, а не мужчина, — подумала Катя, увидев, как два милиционера остановили мужчину-брюнета и потребовали предъявить документы. — В Питере будет легче, свяжусь с Малютиным, он мне какой-нибудь пропуск оформит'.
Глава 9
Ночью Катя Ершова почти не спала. Во-первых, вагон попался душный, с наглухо закрытыми окнами, а во-вторых, мешал дурацкий перестук колес, от которого Катерина уже успела отвыкнуть. Последние пять лет для перемещения по миру она пользовалась исключительно самолетом или автомобилем. Но на этот раз выбирать не приходилось.
Всю дорогу ее мучили кошмары. Ей казалось, что прямо сейчас подойдет милиция и потребует предъявить документы. Раньше она никогда не задумывалась над тем, как много в ее жизни значат всяческие удостоверения личности. Их у нее всегда водилось в изобилии: и паспорт, и водительские права, и удостоверения сотрудницы многочисленных изданий.
Теперь все это осталось в Чечне. В Москве же она не нашла ни одного документа, если не считать таковым студенческий билет, замусоленный и испачканный губной помадой. Может быть, сгодился бы и он, но старая фотография, на которой была запечатлена школьница-отличница с двумя косичками, никак не вязалась с ее сегодняшним видом. Оставалось надеяться только на приглашение от Малютина. «Задержат, но чтобы выяснить личность, позвонят ему».
За дни, проведенные в чеченском плену, глаза приобрели нездоровый блеск, под ними появились темные круги, щеки ввалились, а нос катастрофически заострился.
Круги под глазами прикрыли солнцезащитные очки, синяки на запястьях от наручников спрятали длинные рукава тонкого свитера. Из-под рукавов выглядывали лишь кончики пальцев с ярко накрашенными розовым лаком ногтями. Еще одной бумагой, способной косвенно удостоверить ее личность, был англоязычный цветной журнал — «Современное фотоискусство», где Кате Ершовой был посвящен целый разворот, как «человеку года» по номинации «Женщина-фотограф в Восточной Европе». Там имелась небольшая биографическая справка, маленькая цветная фотография самой Ершовой и восемь ее работ разных лет. «Журнал, конечно, не документ, но в случае чего, если попытаются забрать, то можно воспользоваться и им, если, конечно, милиционеры сумеют прочесть мою фамилию по-английски».
Этот журнал Катя далеко не прятала, он лежал в ее сумочке, вместе с косметикой и мелкими вещами. Именно из-за него небольшую сумочку застегнуть не удалось, и журнал, блестящий, глянцевый, выглядывал почти наполовину.
Без фотоаппарата Катя чувствовала бы себя как без рук. Она сперва думала сдать фотоаппарат в камеру хранения на вокзале вместе с багажом, но это было слишком дорого. Да и вдруг увидишь что-нибудь интересное? Рука сама потянется к камере, а ее нет.
Вот в таком виде: с сумочкой через плечо, с камерой на шее, она оказалась на набережной Невы.
Самой близкой питерской подругой у Кати была журналистка Лиля. Катя позвонила ей прямо с вокзала, но встречу пришлось перенести на пару часов. Лилька, как всегда, оказалась занята.
— Где встретимся?
Катя держала в руках лист бумаги с приглашением от Малютина.
— Где ваш Малютин сидит?
— В гранитном доме на набережной.
— Мне это ни о чем не говорит. Назови нормальный ориентир.
— Казанский неподалеку.
— Там и буду тебя ждать.
Ходить по городу сил не осталось. После бессонной ночи нещадно болела голова, и женщина понимала, что никакие таблетки не помогут. Зато она знала верное средство от мигрени — пить крепкий кофе: одну чашку, две, три.., пять, пока голова не перестанет болеть.
Фотокамера привычно отягощала шею, а вид выглядывающего из сумочки журнала подогревал самоуверенность.
Катя смотрела на прохожих с легким вызовом, чувствуя собственное превосходство над ними. «Ну, — думала она, — кто из вас может похвастаться таким званием, как „человек года“, пусть и в довольно узкой номинации „Женщина-фотограф“?»
Ее немного задевало то, что проведена грань между фотографами-женщинами и мужчинами, словно это забег на длинную дистанцию или метание молота. Чтобы нажать на кнопку, сил много не требуется, главное,
