вокруг обросших мхом и водяной травой обломков давно сгнившего мельничного колеса тихо и уютно бормотала вода.
Я повернулся на спину, чтобы взглянуть в небо. Смутно знакомые, но странно сдвинутые очертания созвездий. Из разговоров с Диком я уже знал, что мы – на Солнечной стороне, или, как еще здесь говорили, на Галактическом Востоке. До Солнечной системы отсюда можно добраться всего за три-четыре дня. Поэтому картина Галактики отсюда не сильно отличается от привычной мне. Вот в районе Ядра, мечтательно сказал Дик…
По черному небу, испещренному толстыми, мохнатыми звездами, время от времени ползли спутники разного размера. Самый низкий не отражал солнечные лучи, а множеством мельчайших огоньков светился сам – наверное, крупная орбитальная станция? Уходя к едва заметно светлеющему на востоке горизонту, он, видимо, попал в зону освещения и засветился весь, оказавшись не точкой, а отчетливым веретенцем.
Я повернулся набок, приподнялся и сквозь заросли снова взглянул в сторону Цитадели, которая высилась совсем рядом, закрывая треть небосвода. На вершинах башен тоскливо мигали красные глаза маяков. Над стенами вдруг взлетели неуместно-праздничные цветные ракеты, влетели и рассыпались над асфальтовой пустыней гаснущими искрами, а спустя несколько секунд донесся приглушенный расстоянием треск. Это происходило уже далеко не в первый раз за ночь: так, как мы поняли, в Цитадели до самого рассвета отмечали наступление нового часа.
– Они там не спят, – прошептал вдруг Ланселот, который, как оказалось, вовсе не спал, а смотрел сквозь заросли на Цитадель, как и я, приподнявшись на локте. – Ночь у них – самое время.
Мы переглянулись.
– Как мы туда проникнем? И кто нам скажет, что мы должны там делать?
Ланселот глянул на меня искоса и помолчал, а когда заговорил – отвечать на мои вопросы стал не сразу.
– Имя тебе надо поменять, вот что, – сказал он. – Ты сильный психократ.
– Кто?
– Психократ. У тебя мощная психосила, только нетренированная. Я чую, я и сам психократ, хотя и несильный. Моя психосила – всего сорок вуалей. А у тебя такая мощность, о какой я даже не слышал никогда. В сети – не в Галанете, а в федеральной сети – есть журнал по психократии, я читаю иногда, любопытно же. Так вот самый мощный из ныне живущих психократов имеет мощность чуть менее пятисот вуалей. Так говорят, во всяком случае. Но у тебя больше, брат, много больше. Обязательно поменяй имя, если нам придется идти дальше.
Я помотал сонной головой.
– Дальше? Вот же Цитадель.
Ланселот усмехнулся.
– А кто обещал нам, что Хозяин там? Он странствует по всей Галактике, по всем потокам времен. Здесь он вряд ли бывает часто.
Я непонимающе молчал, потом спросил:
– Зачем же мы туда идем?
Ланселот взглянул на вершины башен, мрачно мигавшие красными огнями.
– А куда же еще идти? Если он и не там, то где же еще мы узнаем, где он, в чем его преступление и что нам нужно сделать?
Я качал головой.
– Ничего я не понимаю в этом, Ланселот.
Разведчик повернулся ко мне.
– Имя, обязательно поменяй имя. Настоящее имя дает власть над тобой.
Я осторожно спросил:
– Магия слов?
Ланселот опять усмехнулся.
– Называй это магией, если тебе так проще понять. Но это так и есть. Раз ты психократ, ты выделяешься из числа людей. Торчишь, как незабитый гвоздь среди забитых. Тебя видно, понимаешь? Вся некробиотика доступна тебе, ты можешь бороться с ней той же психосилой, которой они вооружены, но раз так, ты и виден им лучше, чем остальные люди.
Я поежился.
– Но не бойся, – шептал Ланселот. – Ты силен, очень силен. Не знаю, кто из них сможет противостоять тебе открыто. Но у тебя есть уязвимые стороны. Первое, ты не из этого потока времени, тебе нужно время для того, чтобы привыкнуть к этому миру, и немало знаний. Но это как раз поправимо – постепенно. И второе: твое имя. Это надо поправить очень срочно. Подумай об этом.
– Я подумаю, – пробормотал я.
Разведчик улегся.
– Утро вечера мудренее, – прошептал он. – До рассвета еще часа три с половиной, надо отдыхать. Кстати, брат, раз уж я знаю твое настоящее имя, скажу тебе и свое. Пока тебе одному, ты понимаешь?
– Ты не доверяешь остальным? – удивился я.
– Еще как доверяю, – ответил Ланселот, повернув в темноте ко мне смуглое пятно лица. – Но ты под ударом сильнее других, потому что, как тот гвоздь, торчишь выше. Так что всему свое время, назову свое имя и им – потом. А тебе – сейчас.
Он быстро и бесшумно повернулся набок, так что его лицо оказалось не дальше фута от моего.
– Робин Локсли, – прошептал он.
Потом повернулся на другой бок и затих.
Не знаю, чего мне стоило не рассмеяться от неожиданности.
Так значит, наш Ланселот – не Ланселот, а всего-навсего Робин Гуд. И это – его секретное, подлинное имя. Ну и мир.
С этими мыслями, жмуря глаза, чтобы отвлечься от мертвенного света Цитадели и надоедливых красных маяков на ее башнях, я задремал.
– Вот и все, – пробормотал Ланселот. – Дальше нам тут не идти.
Мы лежали у самой границы асфальта, в густой траве. Попробуйте-ка проползите на брюхе добрых сто метров! Ползать худо-бедно умели все, хотя Като не раз и не два шлепал Дика ножнами по внушительному седалищу, которое массивный камераман то и дело чрезмерно высоко задирал при передвижении ползком. Но далось нам это перемещение нелегко: кроме Ланселота, более других привычного к таким упражнениям, все мы вспотели и тяжело дышали.
На полосатом столбике, которого от мельницы даже и видно не было, на уровне человеческих коленей торчал небольшой голубой плакатик, на котором белыми буквами значилось:
– Мы уже, наверное, много законов нарушили, – пробормотал Лестер. – Почему бы еще один не нарушить?
Ланселот только улыбнулся (на его смуглом лице это выглядело так, как если бы в трещине коричневой скорлупы вдруг сверкнул белок).
– Смотри, – прошептал он.
Его рука сорвала пучок сухой травы и легонько бросила его вперед, в сторону столба.
Мы даже не поняли толком, что случилось. Даже и вспышки никакой не было. Только дымок.
– Лучевой шнур, – упавшим голосом пробормотал Дик.
– Перепрыгнуть? – тихо предположил Като.
Ланселот покачал головой.
– Не получится. Там датчики движения. Шнур поднимается и опускается. На двадцать футов вверх ты
