устойчив по части противостояния психоподчинению, но, конечно, мою полную, не сдерживаемую мощность ему было просто физически трудно выносить – тем более в непосредственной близости от себя.
'Я старейшина', упрямо продолжал думать я, не сводя глаз с покрывшегося крупной испариной лица толиманского офицера. 'При мне можно сказать все, что у тебя спросит этот человек. Отвечай ему! Отвечай'.
Прошло не менее полуминуты с начала моей неумелой, но, судя по всему, довольно эффективной 'атаки', прежде чем дежурный старейшина транзитно-пересадочной службы глухим, полуобморочным голосом пробормотал:
– Согласно полученной службой безопасности Станции Толиман сведениям, экипаж вашего борта подозревается в попытке незаконного провоза на борт Станции Толиман оружия, наркотиков и фальшивой валюты.
Реостат присвистнул и спросил:
– Откуда получена такая информация?
'Отвечай этому человеку', напомнил я дежурному старейшине транзитно-пересадочной службы.
– От протоепископа Церкви Единого Сущего на Станции Толиман, премудрого Агара, – пробормотал толиманец. Глаза его совсем закатились. Казалось, он вот-вот должен был потерять сознание.
– Так. Как мне попасть к Начальнику Станции? – тут же спросил Реостат.
Голова дежурного старейшины транзитно-пересадочной службы начала клониться на грудь, но он еще довольно отчетливо пробормотал:
– Старейшина находится в своем рабочем кабинете. Девятый уровень, хорда А, центральная зона.
– Отпусти его, – шепнул мне Реостат.
'Ты свободен, ничего не произошло, тебе просто стало на минутку не по себе', подумал я, глядя на толиманца.
Едва его голова начала подниматься и руки собранно устремились к консоли, как Реостат моментально отключил связь.
– Так! – Шкипер вскочил на ноги. Он был чуть выше меня и сейчас, выпрямившись, казался каким-то особенно подвижным и сильным. Я уже знал: так бывает в те минуты, когда Реостат сильно сердит. – Майк, руки в ноги, собирайся, оставь здесь все свои документы, кроме идентифика 'Реостат Лимитед'. Ты мне нужен, идем.
– Куда? – спросил было я, но Реостат уже говорил в интерком, склонившись над консолью:
– Дик, Святослав, простите, вынужден вас разбудить. У нас тревога. Срочно в рубку!
– Куда мы идем? – не отставал я.
– В задницу мы идем! – гаркнул на меня шкипер. – Одет для выхода, нет? Иди куртку надень, у них тут не жарко, шестнадцать градусов! Будешь чихать – потеряешь контроль! Ну, бегом, чего стоишь?
Ледяные глаза Реостата глянули на меня так пронзительно, что я, почти что помимо воли, буквально вылетел из рубки, столкнувшись в тамбуре со Святославом, который не стал терять время на одевание и прибежал прямо в белой, с трогательной красной вышивкой крестиком у горла, длинной исподней рубахе и белых исподних штанах чуть ниже колена. На лесенке мы еле разминулись с Диком, который был гол по пояс, но успел натянуть свои мерцающие штаны с лампасами. Схватив в каюте куртку, я снова бросился было к рубке, но Реостат уже был внизу, у выходного тамбура, и кричал оттуда:
– Понял меня, Дик? Полное молчание по радио, полный игнор, и все! Жди шесть часов, и если мы не вернемся, вызывай моего страховщика из Ассоциации, требуй у него аварийного пилота, и рвите когти на Телем или обратно на Комп! Понял?
– Понял, понял, – успокоительно прогудел в трансляции голос Дика, тамбур открылся, и мы вылетели на самую нижнюю палубу Станции Толиман.
Сектор, где мы оказались, выглядел голо и бесприютно: голые стальные стены, вздымающиеся к следующей палубе метрах в пятидесяти над нами, голый стальной рубчатый пол, голые могучие шпангоуты, рассекающие стены каждые тридцать метров, тусклый свет редких, неярких газосветных ламп, живо напомнивших мне ведущий к Цитадели Хозяина подземный ход, холодный, пахнущий металлом воздух и полное одиночество – во всем этом огромном помещении между переборками, делившими палубу на сегменты через каждые семьсот метров, кроме нас, не было ровным счетом никого, и ни на одном, кроме нашего, стыковочном узле – а их в поле нашего зрения было не менее полутора десятков – не горели табло, указывающие на то, что в доке узла находится пристыкованный корабль.
– Ш-ш-айтан, – прошипел сердитый Реостат. – Ну конечно, еще и в пустой сектор нас загнали. Глянь- ка на шар.
Шар был зеленый. Не интенсивно зеленый, как было в Цитадели, но вполне определенно зеленый, и очень яркий. Не слишком близко, но и не слишком далеко от нас находились либо прислужники Хозяина, либо какая-то служащая им техника. Ни то, ни другое ничего хорошего не обещало.
– Мне тут не нравится, Роби, – пробормотал я. – Тут гоблины кругом. Надо валить отсюда, пока нас не взяли за жабры!
– Holishit, – пробормотал Реостат. – Вот попали! Непосредственная угроза?
– Не совсем. Просто окружение такое… Это пока еще не на нас направлено. Но они где-то тут.
– Понятно. Ну, идем разберемся с начальством, заберем наших ребят и будем, правда, рвать отсюда когти.
Он энергично сунул руку в карман комбинезона, и я уставился на него, ожидая, что он сейчас вытащит оттуда оружие.
Но в руке шкипера оказалась только маленькая, не больше визитной карточки, оранжевого цвета прямоугольная пластинка толщиной не больше миллиметра-двух.
– Подержи.
Я внимательно взглянул на пластинку. Она казалась сделанной из очень прочной пластмассы – наверное, из той, что называлась здесь кералитом. На ней не было ни знаков, ни надписей, только две черные точки, симметрично расположенные с каждой из ее сторон против небольшого полукруглого выреза на короткой стороне прямоугольника.
Реостат тем временем извлек из-под комбинезона пристегнутый к его внутреннему ремню цепочкой кей – то самое устройство, которое Фродо как-то определил как персональный кодирующий ключ-усилитель. Я уже знал, что такой предмет имеет любой флотский офицер, даже пилоты частных кораблей. Это тонкий, немного похожий на маленькую часовую отвертку кералитовый стержень оранжевого цвета, длиной миллиметров восемьдесят: если на него надавить в темноте, он светится. Это действительно ключ: при нужде любой замок на любом космическом корабле, если только замок этот не заблокирован специально, можно вскрыть, просто вставив в его гнездо тонкий конец кея. Кеем можно также, пользуясь им как переходником между любым информационным гнездом и персональным блокнотом, разблокировать любую аварийно замкнутую компьютерную систему. Кроме того, кей работает как усилитель сигналов личного браслета-регистра или блокнота, превращая их в таком случае, соответственно, в аварийный радиобуй или миниатюрный карманный сервер передачи данных. Я уже видел Реостатов кей, на котором он в давние времена тонким черным фломастером написал на родном языке сакраментальное 'FUCK IMPERIA': он при мне открывал им корабль, когда мы вылетали с Хелауатауа. Теперь он с усилием воткнул тонкий конец кея в черную точку на кералитовой пластине. Раздался такой звук, как будто Реостат ломал грифель карандаша. Точка раздалась, пропуская тело кея, которое все дальше и дальше проталкивалось сквозь пластину, пока пластина не уперлась в опоясывающее толстый конец кея полупрозрачное кералитовое колечко. Раздался щелчок, и по поверхности пластины побежали еле заметные муаровые разводы.
– Готово, – пробормотал шкипер.
– Что это такое?
Вместо ответа Реостат подмигнул мне самым хулиганским образом:
– Никому не говори, что я так делал и что ты вообще видел такую карточку, ладно?
– Ну, ладно… – озадаченно пробормотал я.
– А теперь побежали. Видишь шлюз в конце сектора?
– Вижу.
– Нам туда.
