Бюст возмущенно колыхнулся.
— Это неизбежно. По текущим оценкам ничего другого не выходит.
— Светлана Филипповна… — заныла Жанна, — давайте как-нибудь постараемся… Мальчик хочет в Суворовское поступать, а для этого ему нужна хорошая ведомость!
— Если она так ему нужна, мог бы лучше заниматься!
— Оступился ребенок, с кем не бывает! Герман хочет защищать родину, у кого еще из современных парней вы видели такое желание? Да они, наоборот, только и мечтают от армии откосить, а Герман сам туда рвется! Неужели вы можете лишить родину бойца?
— Я не министр обороны, — фыркнула физичка.
— Но я не прошу вас завышать ему оценку. Мы с ним позанимаемся, наверстаем… А в конце четверти вы его проэкзаменуете и поставите то, что он заслуживает.
— Так вы сами хотите обучать его? — мрачно спросила учительница.
— Да, у меня высшее техническое образование, — произнесла Жанна с гордостью.
— Ладно, попробуйте. Мне даже интересно, что из этого получится.
— Дети! — закричала Жанна с порога. — Прекрасные новости!
Вера с Германом вышли в коридор.
— Во-первых, вы суп ели?
Они закивали слишком убедительно.
— Ладно, не важно. Физичка согласилась пока не рисовать тебе трояк. Так что давай заниматься, прямо сегодня и начнем.
— Здорово, — улыбнулась Верочка. — А у меня тоже новость. Представляешь, у нас в студии был конкурс, и меня выбрали на главную роль в сериале!
— В смысле? — Жанна оторопело села прямо на галошницу.
Вера обняла ее и расцеловала:
— Не волнуйся, мама, все хорошо. К нам приходили с телевидения, устроили такой зверский кастинг, ух! Короче, я буду маленькая ведьма вроде Сабрины, а Катю с Ирой взяли на роли моих подружек. Вот, продюсер оставила карточку, сказала, чтобы ты с ней срочно связалась и пришла подписать контракт.
Жанна машинально вертела в руках маленький прямоугольник со щегольским золотым обрезом.
— И ты хочешь сниматься в этом сериале?
— Мам, ну ясное дело!
— Маленькая ведьма! Тебе и играть ничего не придется.
— Ну и не придется! — Вера засмеялась.
— А вдруг сериал дурацкий? Хотя почему «вдруг», наверняка дурацкий, у нас других не бывает.
— Мама! Ты же знаешь, как я хочу быть артисткой, а это такой шанс! Может быть, я стану звездой!
— Господи, да зачем тебе? Гораздо интереснее заниматься любимым делом в маленьком театрике, чем кривляться для огромной толпы. Ну станешь ты звездой, кумиром миллионов, но какое тебе дело до этих миллионов? Знаешь, как говорила Раневская: поклонников толпы, а в аптеку сходить некому.
— А я думала, ты обрадуешься!
— Я радуюсь. В принципе. А ты, Герман, что скажешь?
Будущий летчик энергично почесал в затылке.
— Вот видишь, Герману тоже это не нравится.
— Почему не нравится? — возмутился он. — Нравится. Все равно, если меня на будущий год возьмут в Суворовское, мы не сможем каждый день встречаться.
Особой радости в его голосе, впрочем, не было. Жанна сообразила, что дети все уже обсудили до ее прихода и сейчас Герман озвучивал аргумент, выдвинутый Верой.
Жанна махнула рукой и отправилась в кухню, доделывать обед на завтра. Дети потянулись за ней.
— Выбирай сама, — сказала Жанна, прикручивая к столу мясорубку. — Контракт я, конечно, подпишу, но ты еще раз хорошенько обдумай свое решение.
— Мама, что тут обдумывать? Это же так классно, мне все девчонки завидуют! У меня появится опыт работы перед камерой, и в театральный институт больше шансов будет поступить! А потом мне же деньги заплатят, представляешь?
— Обошлись бы без этих денег, — буркнула Жанна, налегая на ручку мясорубки.
— Ты же сама сто раз говорила, что человек должен зарабатывать!
— Вот именно — зарабатывать! Понимаешь, Вера, продавать свой труд почетно и достойно, а продавать себя — самое низкое занятие на свете! А ты пока, боюсь, не понимаешь разницу.
— Не бойтесь, тетя Жанна! Вера понимает.
— Ты думаешь?
Герман коротко и серьезно кивнул.
— Ну, раз так… Под твою ответственность, Герман. Только прошу тебя, Вера, относись к этим съемкам просто как к работе, а не как к смыслу жизни.
Глава десятая
Они не смогли удержать момент единства душ и полного доверия. Время относило их все дальше друг от друга, будто пароход от берега океана, и с каждым днем между ними становилась все шире полоса холодных вод. Кажется, они еще различали друг друга, еще подавали знаки, но докричаться уже не могли…
Внешне все было отлично. Она была хлопотливой женой, он — заботливым мужем, но оба остро чувствовали фальшь общего семейного уюта. Задыхаясь от собственного лицемерия, они до смерти боялись разбить стеклянный домик общей лжи, понимая, что на его месте не смогут построить ничего другого.
Он целовал ее, приходя с работы, гладил по округлившемуся животу, она делала вид, что ей приятно.
Она ухаживала за ним, он делал вид, будто верит, что ее заботы происходят от чистого сердца.
В постели было немного легче. Там правили инстинкты, а инстинкты не лгали. Они вели его к ней, заставляли прижиматься всем телом и верить, что только в ней он найдет спасение и покой. Но, утолив страсть, Иван вспоминал, что Алиса спала с Васильевым, и сердце разрывалось от жгучей боли. «Она, наверное, представляет Васильева на моем месте, — думал он, зло глядя в потолок, — и проклинает меня за то, что я не он».
Он понимал, что в этом есть изрядная доля уязвленного самолюбия, первобытного негодования: как это —
Он обнял ее и поцеловал:
— Спокойной ночи.
Хотел по старой общажной привычке накрыться с головой, но Алиса вдруг спросила:
— Зачем ты это делаешь, Ваня?
— Не понял?
— Зачем ты меня целуешь, тебе же противно! Тебе плюнуть хочется мне в лицо, а не целовать, я же вижу.
— Что ты выдумываешь!
— Я не выдумываю. Я понимаю, ты здоровый мужик, тебе нужен секс, так и занимайся со мной сексом, а не изображай любовь до гроба. Если тебя бесит, что я изменяла тебе, так и скажи!
Иван грустно посмотрел на нее:
