— Да, — проговорил озадаченный Зайцев, — похож. Только уши вот велики...
Низовцев тоже посмотрел на рисунок, с которого весело смотрели глаза Зайцева.
— Молодец, Валиев, — одобрил сержант. — Но уши в самом деле великоваты. Зайцеву следует не уши, а язык длинный нарисовать.
Теперь смеялись все трое. Валиев сказал извиняющимся голосом:
— Да, не прав я... Заяц — это одно, а Зайцев — совсем другое, это плохая хохма, прости меня, рядовой Зайцев!
Зайцев первым протянул руку Валиеву:
— Это ты меня прости. Я тоже пошутил на тройку с минусом: Хаджи-Мурат — это одно, а рядовой Валиев — совсем другое, ничего общего.
Валиев остался очень доволен таким примирением.
3
Казарма. На двухъярусных койках спят солдаты и сержанты. Дежурный по подразделению посматривает на часы. Через пять минут надо поднимать сержантский состав.
В это время в помещение вошел лейтенант-инженер Федченко. Он поздоровался с дежурным и дневальным, про себя отметил чистоту и порядок в коридоре, у тумбочки дневального. Документация под стеклом написана четким почерком, стенгазета на видном месте.
Дежурный, попросив разрешения, направился поднимать сержантов.
Федченко понимал, какая ответственность легла на его плечи, и он, конечно, волновался. Теперь он был самым молодым командиром подразделения — ему только что исполнилось двадцать два года.
Старшие товарищи уверяли: «Сможешь! Трудно, конечно, будет, но у тебя не только молодость, но и знания». А подполковник Дунаев так убеждал: «Не скрою, я был против твоего назначения. Но в тебя верят. Так требует обстановка, ведь нам на фронте в твои годы было не легче!»
До подъема оставалось около трех минут. Федченко взглянул на спящих солдат, круто повернулся и вышел из казармы.
Он ходил по дорожке вдоль казармы и думал, думал о предстоящей работе. Мимо проходили офицеры и солдаты, он машинально приветствовал их, а в мыслях был там, в учебных классах и на стартовой позиции.
— Товарищ лейтенант-инженер, — окликнул его дежурный. — Подполковник Бондарев просит вас в подразделение...
Федченко вошел в учебный класс. Он его хорошо помнит.
«Ничего нового не добавилось за это время», — окинул он взглядом знакомую аудиторию.
— Итак, приступим к занятиям, — выслушав доклад дежурного, объявил новый командир. — Я внес коррективы в расписание. Начнем с теории. — Голос Федченко стал тверже и ровнее. — Тема занятий: «Особенности полета баллистической ракеты стратегического назначения и ее система управления». Прошу вас, товарищ Низовцев, развесьте вот эти схемы.
Сержант кивнул Зайцеву, и они быстро развесили на доске учебные пособия. Выполнены они были на больших листах простой бумаги черной тушью. Возле одной из схем Зайцев остановился и прочитал: «Силы, действующие на ракету в полете».
— Кто чертил схемы, товарищ лейтенант-инженер? — спросил Зайцев.
— Я это сделал сам.
— Здорово!.. Но мы их перерисуем, еще лучше будут.
Зайцев прошел к своему столу, выражая всем своим видом, что вполне доволен новым командиром.
Как обычно перед обедом, солдаты собрались в курилке. Сержант Низовцев был искренне изумлен:
— Надо же, четыре часа пролетело незаметно. Интересно, что ли, так было? Но ведь и раньше о том же говорили...
— Это потому, что лейтенант здорово материал знает, — заметил один солдат.
— Учили пять лет, — добавил другой. — Тут всякий...
— Не всякий, однако! — вспылил Зайцев. — Иной может академию окончить, а слушать скучно. Любит лейтенант технику, и талант к этому делу у него.
— И не только... Работает много, — задумчиво проговорил Низовцев. — У нас на тракторном был инженер молодой, а уж главный конструктор. Никто не знал, когда он уходил, когда приходил на завод.
— Товарищ Зайцев, снимите схемы и аккуратно сложите их, — приказал сержант Низовцев. — Скоро на обед.
— Есть! — ответил тот и пошел выполнять указания сержанта.
В коридоре Зайцев встретил Валиева.
— Слушай, друг, помоги мне схемы снять, — попросил Зайцев.
— Очень хорошо, помогу, — ответил Валиев.
Свернув схемы, сложив их на стеллажи, выбежали на улицу,встали в строй.
Вышел Федченко. Старшина доложил ему и попросил разрешения вести личный состав на обед.
— Ведите, — ответил Федченко.
— Равняйсь! Смирно! С песней шагом марш!
4
Уже четвертый день Смирнов с группой офицеров жил в подразделениях Бондарева. Проверяли, как командиры и политработники направляют работу комсомольских организаций.
Собственно, жить у Бондарева четверо суток, может быть, было и не обязательно. Уже к концу первого дня начальник политотдела убедился, что Ленинские чтения и тематические вечера проводятся регулярно, читаются лекции, организуются встречи с ветеранами войны, партии и комсомола, одним словом, все идет как надо... А вот сам Бондарев, вернее его участие в общественно-политической работе, вызывало у Смирнова некоторые опасения. И Михаил Иванович задал ему вопрос:
— Вы, Альберт Иванович, когда последний раз выступали перед молодежью?
— Товарищ подполковник, вы извините меня, но когда мне, командиру, в такой серьезной обстановке выступать с лекциями? А политработники на что? Мне надо готовить подразделение к боевому дежурству.
— Странно слышать такое, Альберт Иванович! — удивился Смирнов. — Мне казалось, что в душе вы останетесь моряком. А на флоте, я знаю, офицеры различных рангов — постоянно с личным составом. Одними приказами они никогда не живут.
— Все это так, товарищ подполковник, но где взять время?
И потому, как Бондарев волновался, Смирнов видел, что не убеждать его надо, а помочь. Вот и решил Михаил Иванович остаться еще на несколько дней.
Он сидел в кабинете Бондарева, думая, с чего начать, чем помочь человеку. Телефонный звонок
