— Но здесь все же не так сухо, как в других местах. И какие цветы везде…
Мириам обернулась:
— Забыли, какое сейчас время года. Недавно шел дождь. Вы бы пожили тут летом.
Викки подумала, что независимо от времени года ей бы нравилось жить в одном из этих квадратных бело-голубых домиков, среди оригинальных куполов и моря цветов.
Дорога заканчивалась перед домом Мириам. Адам припарковался под шелковицей, и они вышли из машины. Снаружи дом действительно выглядел заброшенным, на обшарпанном розовом фоне окна казались зияющими черными отверстиями. Мириам вынула большой ключ и открыла обитую металлом дверь.
— Отец во внутреннем дворике, — объявила она. — Пожалуйста, подождите тут, я предупрежу его. Он не любит быть застигнутым врасплох незнакомыми людьми.
Мириам заторопилась, и Викки услышала ее голос. Она что-то резко говорила на незнакомом Викки языке. Адам усмехнулся.
— Это по-арамейски, — пояснил он. — Все семейство говорит на этом языке.
— И вы все понимаете? — с уважением спросила Викки.
— Немного, — кивнул Адам. — Арамейский язык довольно близок к арабскому, те же резкие согласные. Мне нравится его слушать.
Викки огляделась. Передняя дверь открывалась в темный коридор, откуда, очевидно, можно было пройти в кухню и в спальню. Другая дверь вела во внутренний дворик. Стены украшали несколько безвкусных олеографий Богородицы с младенцем, но над дверью висела превосходная икона в золотом окладе.
Мириам вернулась почти сразу.
— Отец вас сейчас примет, — объявила она.
В ее голосе Викки послышалось сомнение по поводу предстоящего приема, и ей захотелось поскорее взглянуть, что представляет собой этот человек. Мириам провела их во внутренний дворик, заросший зеленым папортником и вьющимися розами, и подтолкнула к пожилому мужчине, сидевшему на скрипучем плетеном кресле, которое, казалось, едва выдерживало его изрядный вес. По его плечам струились белоснежные волосы, а лицо обрамляла такая же борода. Поверх крючковатого носа пристально смотрели выцветшие глаза. Старик не сделал никакой попытки приподняться и приветствовать их. Впрочем было весьма сомнительно, что они смогли бы успешно усадить его обратно.
— Моя дочь рассказывала о вас, — наконец нарушил он воцарившее молчание. Он говорил по- английски с сильным акцентом, тщательно выговаривая слова, словно долго не пользовался языком.
— Она очень добра ко мне, — улыбнулась Викки. — Я сейчас живу в ее доме.
— А дети вам не надоедают?
— Ну что вы! Я их очень люблю, — горячо возразила Викки.
— Я так поменьше, — проворчал старик. — Шумные создания, только и ждут от тебя с утра до вечера всяких сказок. Нынче дети не могут сами развлекаться, как мы в их возрасте. Хотел бы я посмотреть на своего деда, рассказывающего нам сказки. С большей охотой он задавал нам трепку.
— Отец, — постаралась Мириам отвлечь его от этой темы, — тут и Адам.
— Вижу, дочка. Я не слепой.
Адам пожал старику руку и, подвинув стоящее поодаль кресло, сел рядом. Его запыленное лицо показалось Викки еще более усталым.
— Ну как, сэр, дела в Малюле? — спросил Адам.
— Да как? — ответил старик с раздражением. — Умирает. Посмотрите хоть на наш дом. Он того и гляди рухнет. А что я могу поделать? У меня нет сыновей-наследников. — Он потер подбородок громадной рукой, выглядя почти трагически.
— Но у вас есть дочери! — не мог не напомнить ему Адам.
Старик смачно плюнул, попав точно в центр дворика. Глаза Викки расширились, и старик, должно быть заметив, что гостья шокирована, внезапно разразился смехом.
— Женщины!.. — бросил он презрительно, и Викки поняла, что и она попала в этот черный список.
— А что мужчины? — возразила она, не осмеливаясь поднять глаза. Мириам невольно хихикнула, и отец зыркнул на нее глазами. Но, кажется, его не рассердила реакция Викки. Он поднял огромную руку и величаво упер в девушку палец.
— Вы, кажется, девушка разумная, — произнес он медленно. — Что вас привело в Дамаск?
Викки проглотила застрявший в горле комок. Никто еще не предложил ей сесть, и она чувствовала себя совсем глупо, стоя перед мужчинами, как слуга или забредший с пыльной улицы нищий.
— Работа, — ответила она как можно спокойнее.
— И вас некому содержать? — нахмурился старик. — У вас нет братьев, чтобы заботиться о вас?
Викки улыбнулась: она очень хорошо знала, что подумал бы ее единственный брат о таком предположении. Она кашлянула и сказала:
— У моего брата свои заботы.
Старик обескуражено покачал головой. Он не мог этого понять.
— Вам надо выходить замуж, — сказал он. — Вам не пристало работать в магазине. — Казалось, он всерьез озабочен этой проблемой. — Хуссейн хочет на вас жениться?
— Слава Богу, нет, — изумилась Викки. — С чего бы это вдруг? Это просто смешно.
Старик с облегчением откинулся в кресле.
— Хуссейн не может сделать это. Я хочу быть уверен, что он это помнит, добавил он.
— Хуссейн волен поступать, как пожелает, — возразила Мириам.
Отец прожег ее глазами.
— Как пожелает? — переспросил он насмешливо. — А кто из нас может поступать так, как пожелает? Могу ли я работать как молодой? Или твоя мать все еще здесь и присматривает за мной?
Адам, поняв, что разговор заходит слишком далеко, положил руку на колено старику, как бы утешая его.
— Дорожная пыль так и стоит у меня в горле, — улыбнулся он. — У вас не найдется что-нибудь выпить?
Мириам сумрачно посмотрела на него.
— Сейчас принесу шербет. Пойдемте, Викки. Мне нужно начать готовить, чтобы вы успели поесть. Адам, видно, торопится обратно.
Кухня в доме оказалась более чем скромной. Помимо раковины в углу, газовой плиты и шаткого стола в ней ничего не было. Посуда стояла прямо на полу. Окна прикрывала сетка от мух, вторая, сетчатая дверь служила для той же цели. Стены были выкрашены грязно-зеленой краской.
— Мы это будем есть? — спросила Викки, глядя на пакеты с едой, лежащие на столе и пытаясь не выказать отвращения к ее неаппетитному виду.
— Сегодня хотя бы удалось уговорить в магазине дать продукты в кредит, — проворчала Мириам. — На прошлой неделе отец не заплатил, и они нам отказали.
Чувствовалось, что она до сих пор не может оправиться от унижения. Глядя на нее, Викки ощутила острую жалость. Она видела, как та выбиралась из своей чадры, оставшись в сильно поношенном платье.
— Почему бы вам все-таки не выйти за Хуссейна? — спросила Викки, осознавая, что вмешивается не в свое дело.
Мириам подошла к большому глиняному кувшину, налила четыре стакана фруктового сока, поставила их на поднос, куда уже поместила вазочку засахаренного миндаля, другие восточные сладости и смесь печений, так любимых арабами.
— Вы знаете почему, — ответила она устало. — Я не люблю Хуссейна. Он может вполне устраивать отца, но меня-то никто не спросил. Моя сестра — другое дело. Она вышла замуж за человека, которого любит, и уехала отсюда. И я хочу быть рядом с любимым человеком.
Викки упала духом.
— С Адамом? — спросила она нерешительно. Мириам же заулыбалась:
