говорила леди Диана очень мало, как он теперь осознал. Вместо этого она поощряла говорить лорда Рэнда и, казалось, была заворожена рассказами не меньше него самого.
Данное виконтом обязательство жениться и произвести наследников вдруг показалось ему уже не столь тягостным. Высокие белокурые Юноны были редки даже на переполненной лондонской ярмарке невест. Ухаживание за леди Дианой нельзя было счесть наказанием… однако ему не было нужды принимать столь важное решение сию секунду.
Отодвинув на время мысли о долге, лорд Рэнд направился в комнату для карточной игры. Там он удостоился сомнительной чести быть представленным лорду Броуди и с мрачным удовлетворением обнаружил, что эта скотина так же ничтожна, как он себе и представлял. Удовольствие виконта от вечера впоследствии стало ещё более полным, когда он постепенно, несмотря на довольно пустяковые ставки, избавил несостоявшегося жениха от внушительной суммы денег.
Лорд Броуди оказался жалким неудачником. Пусть даже в конце концов ему удалось натянуть на себя маску самодовольной весёлости, он решил, что ему не нравится лорд Рэнд. К тому времени, как очередная партия завершилась и все игроки дружно отправились ужинать, неприятие переросло в ненависть. Барон заметил, как белокурый виконт, доверительно прохаживаясь с графом и графиней Эндовер, отпустил какое-то замечание, заставившее супругов улыбнуться, и предложил руку мисс Пеллистон.
Лорд Броуди ожидал увидеть, как Кэтрин тоскует у стены в обществе прочих клуш. Лицезрение же бывшей невесты, танцующей до упаду весь вечер напролёт, стало для него ещё большим потрясением, нежели её изменившаяся к лучшему внешность.
Он почувствовал, что с ним обошлись несправедливо, подло использовали и обманули, и хотя к самой девушке он испытывал не больше любви, чем прежде, имущество её и приданое барон вспоминал со всеми оттенками нежности. Вспомнил он и все многочисленные отпоры, полученные этим вечером от прочих женщин, горевших, по словам Реджи, желанием стать продолжательницами рода Броуди.
Как бы он хотел стереть пресную улыбочку с её маленькой острой мордашки и поставить на место ухмыляющегося желтоволосого франта! Но сколь ни наслаждался лорд Броуди этой невинной игрой воображения, он всё же не имел ни малейшего понятия о том, как воплотить её в жизнь. И посему решил покинуть скучное мероприятие и предаться обильным возлияниям в более близкой его духу обстановке.
— Видишь, Кэтрин? — говорила леди Эндовер. — Мы даже не солгали лорду Броуди. Моё чутьё подсказывало, что Макс забудет пригласить кого-нибудь из дам составить ему компанию за ужином. И хотя тебе вряд ли лестно это слышать, он, возможно, будет достаточно занимателен, чтобы заставить тебя забыть об этом оскорблении. — Графиня взяла мужа под руку, и они, обойдя Макса и Кэтрин, прошествовали в столовую.
— Забудьте о том, что она сказала, — обратился к своей спутнице Макс. — Просто Броуди чертовски изрядно потрудился, чтобы разрушить надежды всех прочих парней на ваше общество. Из-за него моё собственное отсутствие добродетели было вознаграждено. Разыгрывай я из себя пристойного джентльмена, ужинал бы сейчас с кем-нибудь другим.
Мисс Пеллистон почувствовала, что довольна тем, как разрешился вопрос с ужином, больше, нежели хотела бы показать. Неудовольствие собой придало весьма чопорное выражение её лицу, когда она ответила:
— Поскольку ужин в компании леди едва ли можно счесть нравственным обязательством, ваш довод звучит неубедительно. Во-первых, вы не совершили никакого серьёзного проступка. Во-вторых, здесь присутствует множество леди, чьё общество гораздо больше подпадает под определение «награда». Так что ваше высказывание о том, что якобы порок вознаграждается, совершенно неверно, сэр, — удовлетворённо подытожила она.
— А я ведь софист[48], не правда ли? О, не смотрите так удивлённо, — добавил он, когда её ореховые глаза расширились в изумлении. — Полагаю, я знаю философию не хуже всякого другого. Вот почему я сразу понял, что ваши доводы никуда не годятся. Вы ничего не знаете о тех прочих леди, но, однако ж, заявляете, что их общество более достойно зваться наградой. Проведём голосование среди джентльменов, мисс Пеллистон?
— Нет, разумеется, нет. Это был просто милый комплимент. Я бы не стала спорить, если бы вы не использовали его в защиту какой-то безнравственной философии… хотя, вынуждена признать, что в нашем мире добродетель вознаграждается не всегда, в то время как порок — очень даже часто. Но вы же знаете, что просто забывчивы, а вовсе не порочны.
— Так, значит, вы позволите сему милому комплименту остаться в силе?
Кэтрин прикусила губу:
— Полагаю, мне ничего другого не остаётся, потому что вы всё так переиначили… ладно, забудем. Вы просто хотели развлечь меня, как и предвещала её сиятельство, и я не имею никакого права упрекать вас за это.
— Конечно же нет. Уверен, Джека Лэнгдона вы не упрекали. Бог мой, да он не меньше десяти минут пел вам восторженные дифирамбы. Правда, тут же позабыл о них и побрёл куда-то в поисках своей книги. Странно, что её не было при нём во время танца. Обычно он с ней, знаете ли, не расстаётся.
— Да, леди Эндовер упоминала, что он чуточку эксцентричен. Однако, его рассказы о персах и мидянах [49] показались мне крайне увлекательными, хотя, боюсь, я не сильна в истории древних веков.
Наконец они достигли зала с огромным множеством расставленных по нему крошечных столиков, за которыми должны были разместиться проголодавшиеся гости. Лорд Рэнд выдвинул стул для мисс Пеллистон. Только она уселась, как он склонился к её плечу и тихо проговорил:
— Уверен, он был слишком поглощён собственной болтовнёй и видом этих прекрасных глаз, чтобы заметить прорехи в ваших познаниях. А если вдруг всё же заметил, то он куда хладнокровнее, чем следовало бы. Ведь вы похожи на цветущую розу.
Мисс Пеллистон и в самом деле изрядно порозовела. Лорд Рэнд на мгновение уставился на неё невидящим взором, прежде чем вспомнил, где находится, и поспешно занял соседний стул. И зачем он только произнёс эту отвратительную лесть?
Теперь он жалел, что предложил посидеть с ней, пока танцуют вальс. Его время настанет только где-то после ужина, в то время как Максу уже не терпелось сбежать из этого зверинца, пока последние крупицы здравого смысла не угасли под натиском этикета.
А между тем, если он не хочет, чтобы у мисс Пеллистон сложилось превратное впечатление, ему лучше перевести беседу в более обезличенное русло.
— Мисс Пеллистон, ваши манеры просто ужасны, — шутливо побранил он.
— Почему? Что я сделала? Уверена, эта правильная ложка, — отозвалась мисс Пеллистон, с некоторой тревогой разглядывая серебряный прибор.
— Вам полагалось сказать что-нибудь остроумное в ответ на мой комплимент.
— Знаю… но мне в голову не пришло ничего даже самого банального, — с досадой призналась она.
— Давайте подумаем вместе. Наверное, вы должны были пригрозить мне своими шипами.
Кэтрин задумалась.
— Шипами… и правда, это кажется вполне уместным. А что насчёт моих глаз? — спросила она, устремив на виконта сверкающие очи.
Лорд Рэнд едва заметно склонился к ней.
— Да, — вымолвил он, раздумывая, почему у него такое ощущение, словно он ступил на зыбкую почву, — ваши глаза прекрасны.
— Это вы уже говорили, — терпеливо напомнила ему ученица. — А что мне следовало ответить?
Он вновь сосредоточился на содержимом своей тарелки.
— Пожалуй, что они достаточно проницательны, чтобы под медоточивыми речами разглядеть горькую правду.
— Звучит весьма похоже на упрёк.
— Нет, если это говорится с улыбкой, и особенно если ещё умудритесь залиться стыдливым румянцем.
