ГЛАВА 7
Воспоминания не придали особой бодрости. Сон был или не был… Проснувшись, я протер глаза и поплелся на кухню. Хотелось пить. Открыв холодильник, прилип губами к литровой банке знаменитого, воспетого Серафимычем МБК. Стало легче.
Дверь в кухню, скрипнув, отворилась. Судя по физиономии Серафимыча, он уже долго бодрствовал, тем более что зашел не один. С ним был какой-то парень. Сразу стало понятно, что он подчиненный. Со своими поездками в Китай, в Японию и так далее Серафимыч вышел на какую-то начальственную должность в речпорту.
Садись, Серега, — хлопнул он меня по плечу.
Из холодильника появились чьи-то кости, какие-то консервы и большая бутылка водки. Однако чувствовалось: веселья не будет. Парень был расстроен давно и привычно. Святодух тоже для приличия хмурился.
Сынок мой, — кивнул он в мою сторону.
Саша, — вздохнув, произнес молодой человек. Я тоже слегка покивал, прихлебывая чай.
Ну, Сашуня?.. — рявкнул Серафимыч.
Они налили по полстакана. Мне мой отчим даже не предлагал, знал — бесполезно, — давно махнув на меня рукой. Саша что-то хотел сказать, но Серафимыч, оттопырив губы, тряхнул головой.
А, понимаю, — сказал его подчиненный.
'Интересно, что он понимает?' — подумал я. Мне было тошно, но из кухни уходить не хотелось. Нужно, чтобы кто-то был рядом, а они, я понял, не собирались говорить о тайном. Я тихонечко попивал свой священный зеленый чай. Правда, этот китайский чай почему-то был грузинским, но все же нормальным чаем.
Тут я услышал разговор, который встревожил. Опять неприятное ощущение чьей-то беспомощности, когда знаешь — помочь можешь больному человеку, но мешает что-то, глубоко сидящее внутри собственного тела. Как подступиться, как избавиться от дурной извилины в голове?
Уже тогда я знал главную тайну трав. Любая болезнь, говорил Учитель, является болезнью интеллекта. Поэтому ни в коем случае не нужно ставить диагноз, ни в коем случае не сосредоточиваться на приготовлении трав…
Есть такая работа. Сложная, требующая полной концентрации внимания, полной расслабленности тела, потому что только такой человек, влившись в колебания окружающего, может составить сбор. И, конечно же, секрет трав невероятно прост, хотя величием своим равен самому Космосу. Травы, собранные когда луна в полной своей силе тянет соки на себя, вверх. За ними выходят на заре, чтобы через некоторое время на ярком солнце «объявить», выпалить все ненужное, а потом в тени дать им дойти. Какими же чудесными становятся эти правильно собранные травы! С опасной и огромной силой они тянутся к составителю, забирая его энергию, силу, мысль и состояние. Каким же чистым и здоровым должен быть человек… А какое спокойствие должно протекать по его живому телу, наполняя жадно впитывающую жизненные соки траву…
Можно подобрать сбор под человека, для того чтобы вычистить его. Есть травы, способные выбросить из больного то, что он накопил за долгие годы, совершая ошибки. После этого легко разобраться, что с больным. Ведь любой орган, страдающий от накопления грязи, начинает звучать по-своему. Человек просто сам ощущает, где он больше разрушен. Потому что не кто-то иной, а он сам себе говорит об этом, выбрасывая то лавину желчи, то слизи, песка и даже груду черных непонятных камней.
Но все это ничтожно, детский лепет по сравнению с той непостижимой силой, которую нужно приложить, чтобы вымолить у больного эти действия.
Если назвал себя целителем, значит, ты можешь вылечить любую болезнь. Уметь вылечить — это ничто, уметь вылечить — это самое примитивное действие того, кто лечит. Высшее умение — убедить больного делать все, что говорит врач. Чтобы больной не упрощал, не улучшал, не изменял, как ему кажется, в лучшую сторону, а просто выполнял то, что ему говорит лечащий. Какой же силой убеждения нужно обладать, чтобы заставить человека сдвинуться с места! Чтобы он изменил хоть немного свой привычный, монотонный образ жизни. Ведь если заболел, значит, что-то нарушил в этой жизни, перестал быть единым целым. Лечащий — это все, ибо он заставляет открыть глаза. И только тот, кто может взять, вновь возвращается в мир, с которым он уже начал прощаться.
Конечно, кажется, что личная сила целителя должна быть невероятной, магической. Да, это именно так. Только вот в чем беда. Люди ждут не силы и магии, все почему-то ждут абсолютную чушь Магия и сила — среди нас, и гот, кто лечит, владеет обычной человеческой маги ей. Не ждите, от вашего спасителя не повалит дым и огонь, но вслушайтесь, возьмите — и вы увидите настоящую великую силу и спасение. Силы стояли рядом и ждали, когда вы заметите их. Вот это и есть та удивительная загадка травника, которую люди, очевидно, для собственного ложного успокоения и еще большей веры облекли в покровы невероятных тайн. Лечащий заставляет увидеть, он убеждает, что нужно уничтожить звериные инстинкты, глупость. Все соглашаются, но побеждают глупость и зверя единицы. И чем больше сила убеждения у лечащего, тем более сильный он маг.
Но не дай Бог навредить Тогда тысячи исцеленных не будут стоить ничего. Если хотя бы одному стало хуже, тогда он не Мастер и маг, а обычный преступник. Но у Мастера это исключено, хотя у него есть еще больший страх. Он не причиняет вреда, но твердо знает чем меньше он убедил, тем ниже его мастерство.
Я услышал простую и неприятную историю Потом, когда начал лечить и приобрел больше опыта, то именно такое встречалось чаще всего «Оно» съедало человека до самых костей, оставляя измученный дрожащий скелет и безумные, ничего не понимающие глаза. И эта болезнь, как мне кажется, пугала людей больше всего Ее совершенно никто не мог лечить Само же лечение отличалось от понимания мира в обществе, вырастившем меня Далеко не каждый больной соглашался лечиться и делать то, что ему предлагали. Не каждый принимал спасение. Мне казалось, эго не моя вина — сам Создатель хочет, чтобы эти люди в невероятных мучениях оставили Землю
Да поймите же вы, — слушая рассуждения Серафимыча и парня, не выдержав, гаркнул я. — Ведь умрет он скоро. Осталось совсем недолго. Пойми, Саня — легко, очень легко спасти твоего отца. Лишь бы только он слушал да делал то, что я буду говорить.
А кто вы? — выдавил из себя обалдевший парень.
Да никто, — выдохнул я. — Просто неудачник, знающий законы жизни и смерти.
У Серафимыча полезли глаза на лоб. Непонятно, каким чудом из открытого рта не вывалилась куриная нога.
Да кто ты такой? — вдруг взревел он, плюнув этой ногой в меня. — Ты ты ты… — как из автомата, сыпалось из открытого рта. — У человека горе Мы всем портом не знаем, как помочь. Где только не лечили, куда только не возили его отца, — и он грохнул кулаком о стол.
Парень вертел головой, глядя на нас. В широко открытых глазах светилось то, что всегда мне давало силы. Это была вспышка веры, веры в меня.
Кто я? Компрессорщик-разрядник… И еще тот, кто знает многое. По крайней мере о вас. О вашей печени — Я вдруг стал спокойным и даже ехидным. — Все знаю, да. Даже то, как вы один раз в три дня корчитесь на унитазе, кусая себе локти, а потом запихиваете обратно свой вывалившийся геморрой. Знаю, как вы хватаетесь за печень, которая вас толкает изнутри. А еще, — наступал я на него, — знаю, как просыпаетесь по ночам и испуганно стонете оттого, что не чувствуете рук. В них только через час возвращается кровь Что, еще? — не унимался я. — Может быть, то, что вчера вы не могли разогнуться в течение часа, ползая на четвереньках на работе? Вы боитесь, чтобы этого не узнала моя мать. Не бойтесь, она вас не бросит. Она умеет любить. Она хорошая, несмотря на свои вопли. А левый глаз у вас затягивает пленка, которая может держаться и день и два… Но скоро это будет дольше. Ну так что, папа? — вдруг взорвался я. — Что ты мне скажешь теперь? И, кстати, не 'Мочу Больного Корейца' я пью, а пью то, что не дает мне стать таким, как вы, — испуганной развалиной, огромной и волевой, но потерявшей веру в здоровье. Наверное, даже вам становится смешно при виде маленьких белых таблеток. На этикетке
