легче, и быстрей.
Человек от животного отличается тем — запомни, ученик, — Ням назвал меня так впервые и сделал мне легкий поклон, — что только он способен пожертвовать собой во имя кого-то или чего-то! Поэтому человек сложил столько красивых песен и легенд о верности животных. Мать-волчица будет до последнего защищать волчат, но если поймет, что ей грозит смерть, она бросит своих детей. Если погибнет волчица — погибнут и они. Если она будет жить — она родит еще много таких же.
Инстинкт самосохранения, — мудро изрек я.
— Да, — сказал Ням, — они полностью доверились ему. И только человек не содрогается перед смертью, потому что путь открыл ему бесконечность. Но взамен человек обрел еще больший страх.
— Больший? — вырвалось у меня.
Да, — ответил Ням, — страх сделать ближнему больно. Я понял, почему ученики падали перед Учителями на колени. Это не просто почтение к Учителю, это сила истины, идущая от него, сбивала с ног и прижимала к земле.
Не надо, — остановил меня Ням, — слушай. Знаешь, а ведь у любого животного самка выбирает самца — молодого, сильного, красивого. Животным чутьем природы она отдает себя здоровому, чтобы получить здоровое, сильное потомство. И, Создатель! — Ням поднял руки над головой. — Только человеческая женщина может полюбить убогого, слабого и больного, иметь от него детей, зная заранее, что, видимо, всю жизнь будет рыдать над ними. Но она должна помнить законы природы, не делать больно ближним и может за это получить здоровых детей. Ну, в общем, это любовь, мальчик, — и Ням снова тихо и радостно засмеялся.
Было еще очень много разных бесед. Звездные знаки, черное небо. Я учился как мог. Я поглощал законы пути каждой своей клеткой. Мне казалось, что только стоит приехать домой и все объяснить, рассказать — и все сразу поймут меня. Скажу правду, я ждал этого дня. Я сын своей матери и друг круглолицых, бесшабашных, забывших законы природы людей. Я приду и помогу вам. Ведь как же без вас?
Однажды Ням острой палкой начертил круг.
Это Земля.
На нем поставил точку.
Это Знание. Началось здесь. Просто больше было негде. Вот и теперь идет. Проходит Восток. На Востоке задержалось надолго. Запад — нет, слишком никак. Вот вы и возьмете. Это будет вашим единственным спасением. Не нужен будет язык, и наш этикет, и культура. Вам нужно будет знание. Все остальное родится само и у вас.
Это было за год до того, как я попрощался с общиной. Однажды Ням жестом подозвал меня к себе. В его лице было что-то необычное. А рядом лежало дерево, сваленное бурей.
Помнишь те вечера, когда я говорил нараспев непонятным языком, а потом, двигаясь, подражал Дракону, постепенно становясь им?
— Помню, Учитель, — два раза поклонился я. — Только это был не язык. — Я смиренно сложил руки. — То были звуки Космоса. Просто я тогда еще не ощущал все колебания.
Ням одобрительно кивнул.
Повтори это. — И он показал несколько плавных и медленных движений.
Я повторил их, как мне показалось, точно И вдруг меня пронзила жалость к начальнику экспедиции, к тому, с кого все началось. Что же будет ему? Ведь столько лет назад с концами пропал человек.
Ошибки прошлого безжалостны, они ранят в самое сердце, — развел руками Ням. — Вспомнишь еще и не такое. Ведь эти движения дают силу, а значит — страх за людей и любовь. Но этот случай забудь. Там о тебе недолго вспоминали. Разнорабочий…
Списали, значит, — хмыкнул я.
Жаль их, не поняли незлого, неглупого пацана. Ты повторил правильно, — сказал Ням. — Ты приобрел память на движения, а значит, понял законы Космоса, которые вокруг нас
И он снова проделал несколько небыстрых новых движений Я насчитал ровно семь огромных отбитых ветвей. И почему-то вспомнил мать.
— Повтори, — приказал Ням.
Я поклонился два раза и повторил.
Через двенадцать месяцев я попрощался с общиной.
Ненадолго, ненадолго, — не сдерживая рыданий, повторял я — Год, ну, два, и я снова к вам, ведь я знаю, как вас найти
Ням подошел с рюкзаком, в одну руку сунул его, в другую — на цепочке — потускневшего от времени, извивающегося в потоке воздуха маленького золотого дракона.
Я шел не оглядываясь. Потом обернулся и упал на колени, прижавшись лицом к траве
Я скоро вернусь к вам! — крикнул я, вскочив.
Конечно, вернешься, — сказал тихо Ням, кивнув головой — Ведь у тебя только вторая степень мастерства.
ГЛАВА 2
Ox, я и наивный!.. А глупый!.. И самое поразительное, что считал себя мудрым и
ученым.
Мой Учитель, конечно, все это знал. И был бесконечно прав, что бросил меня обратно в бушующий мир.
Скажи он тогда, что будет тяжело, — о, с каким азартом я возражал бы. Обязательно бы доказывал, что выжил в этом суровом и непонятном мире, в котором пробыл три года, а еду туда, где все просто и ясно. Я ощущал себя чуть ли не гением, который спасет цивилизацию.
Так я ехал, гордый и уверенный, с удивительного и понятного курорта по великой Транссибирской магистрали в мир, который перемалывал вместе с костями еще и не таких умников. Самое главное, что писать нечего о том, как добирался. Никто меня не останавливал, никто мной не интересовался. Как будто судьба нежно подталкивала, чтобы все кошмары именно дома грохнулись на голову. Наверное, для того, чтобы четко ощутил, каким я был до и каким стал после.
Я действительно благополучно прибыл прямо домой. До сих пор это кажется мистикой. Как можно проехать в нашей стране такое расстояние без документов? Хотя именно в этой стране — стране крайностей — есть такая возможность. У нас никогда особенно не интересовались полностью опустившимися «бичами» (скатившимися труболетами), а именно таковым внешне я был на первый, второй и третий взгляд.
И вот лифт трещит, своей вибрацией отдаваясь прямо в сердце. Еще несколько этажей и — моя милая, любимая, единственная мама.
В каком-то полувменяемом состоянии тянусь к звонку. Дверь мгновенно открывается… А может быть, так показалось?..
— Мама, мама, мама!.. — бросаюсь я к ней. Щелчок, хлопок, темно в глазах, и подсобный рабочий медленно, скользя спиной по стене, опускается вниз.
Не скажу, что моя мама была слабым человеком. Она, конечно, не раздавала оплеухи налево и направо. Но было бы странно, если бы сейчас этого не случилось. Обросший, худой и грязный «бич» (труболет), видно, до предела возмутил бедную женщину.
Дверь захлопнулась. Я сидел, взявшись за голову, печально усмехаясь невероятно прозаическому началу.
Раньше я не мог понять свою мать. Наши отношения всегда были совершенной загадкой. Она иногда казалась мне странной, но была удивительной женщиной.
Сейчас-то, конечно, легко рассуждать, когда знаешь, что мать по месяцу рождения — «Рыба», а по году — «Дракон». Рыба видит все по-своему сквозь толщу воды. Уж поверьте, сквозь воду — все по- другому, не так, как у остальных. Ну, а Дракон — это сила, стремление и неиссякаемая энергия.
Ох и настрадался я от этого! Моя мать успокоилась бы только тогда (а для нее это было пределом),
