Кореянка накрыла меня своим телом, потом растеклась белым туманом по убежищу и исчезла. Я встал, шатаясь, и опять выглянул из норы.
В зеленой тайге была осень.
Масло в светильнике выгорело минут за десять.
Проснулся от того, что жена смотрела в упор. Рядом в углу тихо всхлипывала Саша. Я вдруг четко понял, что полностью сошел с ума. 'Ну, вот и приехал! А может, никуда и не ездил!' Меня снова дернули за волосы.
Сергей! — услышал я — Сергей! — Это был голос Юнга.
_ Что? _ Я вскочил, ударившись головой о земляной потолок.
Учитель! — задохнувшись, сказал Юнг.
Выскочив из своего убежища, я в нескольких метрах увидел Няма. Он был таким же. За спиной стояли ученики.
Учитель! — Я бросился и прижался к его ногам — Учитель! — рыдая, кричал я — Простите меня. Учитель. Я обещал приехать раньше, но не смог. Примите, Учитель.
Земля Дальнего Востока жарко дышала мне в лицо.
Учитель! — Слезы душили.
Встань, ученик! — Голос был тихий и ясный.
Я встал, размазывая слезы по лицу.
Ученик! — Ням шагнул ко мне. И вдруг быстрым движением прижал меня к груди — Сынок! — спокойным голосом сказал он—Я не думал, что мы так быстро встретимся. Прошло всего лишь десять лет в ЭТОЙ жизни!
Я снова лицом прижался к земле. Когда поднялся, Няма уже не было. Рядом скрестив ноги сидел Юнг.
Ну что? Разожжем костер?
Я увидел возле входа в землянку небольших размеров котелок.
Давай разожжем! — И, глубоко вздохнув, я сел на землю.
Юнг подошел и ткнул меня кулаком в бок.
Послушай, это слишком, — ответил он. — Через десять лет ты приезжаешь. И, когда у нас проблемы, приезжаешь со своей, никому не нужной дурью. Что были за проблемы у тебя там? Учитель дал тебе знания, и ты придумал массу проблем. Здесь, — он указал рукой на нору, в которой неизвестно сколько времени пробыл я, — здесь, — продолжал Юнг, — жил Учитель Учителя. Неужели там с тобой было что-то сложное? Такие, как ты, приезжают нечасто. Кто приезжает через год кто — через два, кто — через десять, кто — через двадцать, кто не приезжает вообще Ошибки прошлого ранят в самое сердце! Что с твоим сердцем случилось там? Тебя не было долго И если ты приехал, это еще не значит, что нужен
Юнг ударил меня по лицу Я вскочил с земли Он ударил снова
— Чай возле котла. Завари!
Я пошел собирать хворост.
Крыша медленно становилась на место. Но страх не оставлял.
Что-то случилось или в мой приезд, или до приезда!
И тут до меня дошло, что я не просто мальчик, приехавший за помощью. Я приехал туда, где десять лет назад мне дали знания и отпустили. Я приехал не проситься, а помогать, быть дальше и, если нужно, умереть.
Я пил горячий чай с запахами тайги. С каждым глотком вливалась сила. Чувство собственного достоинства медленно укрепляло тело. Я приехал в мир, давший силу, которую растрачивал бездарно вдали.
Горячий чай наполнял энергией, разливавшейся к кончикам пальцев и корням волос.
— Юнг! — закричал я, отбросив от себя пустую деревянную пиалу. — Юнг! — снова закричал я. Его рядом не было.
Наступала темнота вместе с тишиной 'Спать!' — решил я. После чая жесткая подстилка показалась мягче 'Что то случилось!' — снова подумал я. Сон был легкий Тревога ушла, растворившись в сосновых волнах.
ГЛАВА 23
Я хотел вздохнуть, но не смог. Дернувшись, открыл глаза. Тяжелая и жесткая рука лежала на лице, полностью перекрыв дыхание. Попытавшись ударить ногой, я понял, что дыхание перекрыл опытный человек. Нога отпружинила и снова легла на место. Бороться бесполезно, понял я, и страх почему-то сразу отошел.
Тихо! Это я! — шепнул на ухо Юнг. — Тебя долго не было, — продолжал он. — И у нас не меньше проблем, чем там, откуда ты приехал. — Юнг тихонечко засмеялся мне в ухо. — Серый, — прошептал он, — там, у вас, коммерческие киоски, а у нас, — он снова хмыкнул,
Японские кланы!
'Ни фига ж себе!' — подумал я. И сразу настроился на худшее. То, что было за плечами, растворилось, превратившись в ничто. Я забыл о прошлом, о родном городе, обо всем. Юнг начал рассказывать.
Это передать невозможно. Резкие корейские слова были спутаны с дальневосточным жаргоном. Даже сейчас то, что пишу по-русски, заставляет содрогаться. Юнг рассказывал.
Кто его знает, что будет дальше, но потепление в отношениях со всем миром на Дальнем Востоке вылилось в плановый кошмар. А начиналось все с виду невинно. Наше правительство размягчилось и подружилось со всем миром. Свободный мир, не имеющий границ, не был готов к дружбе с дикой державой. Гордая Япония — наверное, самая гордая страна, страна Восходящего Солнца. С ней давно уже никто не хотел спорить. Потому, что кодекс бусидо — один из самых древних сводов законов. Самое древнее — понятнее всего. Но наша страна этот кодекс развалила.
Огромное количество корейцев с поселений Дальнего Востока всегда работало на лесоповале. Освободившись от Железного Занавеса, наши умные правители поняли, что японцы со своим кодексом — самые лучшие, и гораздо выгоднее рубить тайгу с ними.
Как это у нас всегда делается, лесорубов быстренько рассчитали, и японцы стали вырубать лес, снимая все своими умными японскими машинами, конечно, гораздо лучше, чем наши несчастные советские корейцы. Японская техника приводила в восторг. За собой они убирали все, до идеальной чистоты, втыкая на всякий случаи веточку: вдруг прорастет!
Но кушать хочется всем. Бедные корейцы, которые привыкли к угнетению, все же взбунтовались. Действительно, у всех людей есть один недостаток — хочется иметь элементарный достаток. Если даже нет его, то хочется как минимум кушать.
Корейцы страдали, они умеют страдать долго, советуясь друг с другом. Это были обычные труженики, которые привыкли работать как лошади. Они погоревали, потом погоревали еще и в конце концов в коттеджиках, где жили опять же ни в чем не виноватые японские рабочие, случилась драка. Драка была злобная, потому что голодная. У корейцев были семьи, а семьи — это свято для любого народа!
Японцы никогда не жалуются. Страна Восходящего Солнца вообще жаловаться не умеет. Это может подтвердить история.
Следующая партия японских рабочих была особенно загадочной. Рабочие, если поворачивались, то поворачивались, как волки, не шеей, а всем корпусом. Японцы высокого роста — это было непривычно. Но они были высокие, гордые. Любой востоковед удивился бы этим бригадам лесорубов — бригады были больше похожи на знаменитый японский театр Кабуки. И если японец брал палку, эта палка, какая бы она ни была, вращалась и летала из стороны в сторону легко, как самурайский меч.
Это были гордые сыны страны Восходящего Солнца. Японцы не прощают обид, особенно если эти обиды им наносят азиатские братья: китайцы, корейцы и, чтобы было понятно, любые узкоглазые. Проблемы у них не в узких глазах, а в древних культурах, из которых вышли разногласия: дзэн-буддизм, буддизм, даосизм, индуизм, ламаизм плюс всеобщий идиотизм! Это то, в чем пытаются копаться востоковеды Европы,
