— Еще что-то вспомнили? — спросил Роман, заметив это.
Лавигне поднял голову, и Роман не поверил своим глазам: механик застенчиво улыбался.
— Извините, — проговорил он, смущенно почесывая в затылке, — вы не могли бы...
— Что вы хотите? — Роман был явно заинтересован.
— ...не могли бы дать мне немножко послушать себя? Я никогда еще не слышал своего голоса на пленке.
Роман со Сьеррой переглянулись и громко расхохотались.
Полчаса спустя они мчались в «фольксвагене» по направлению к Гаване.
— Что вы думаете о нашей беседе? — спросил Сьерра.
Роман ответил, не отрывая глаз от черной мокрой ленты шоссе, бежавшей навстречу машине:
— Я думаю, что она была очень полезной, по-настоящему полезной.
Сьерра хотел было возразить, но в этот момент лейтенант, начав фразу, вдруг умолк, так и не докончив, затормозил и, к величайшему удивлению Сьерры, резко крутанул руль, развернулся и помчался в обратном направлении.
Вскоре они опять въезжали в Бехукаль. Лейтенант остановился у ворот автобазы, поздоровался со стоявшим на посту полицейским и прошел на территорию.
Дул холодный пронизывающий ветер, и Сьерра застегнул до самого верха молнию на своей куртке. На стоянке было семь или восемь грузовиков. Они направились к ближайшему. Роман зашел сбоку и, отыскав ящик с инструментом, без усилий открыл его. Несколько секунд он копался в нем, затем закрыл крышку, подошел к следующему грузовику и тоже порылся в инструментах.
— Ничего, — пробурчал он. — Помоги мне проверить ящики в остальных машинах. Как знать, может, что-нибудь и найдем. На замки не обращай внимания, ломай. Завтра извинимся перед товарищами.
— Что искать, железку? — спросил сержант.
— Железку, — ответил Роман, сдвинув фуражку на затылок. — Приступай.
За пятнадцать минут они тщательно обыскали все ящики, но ничего не нашли. Взламывать замки не пришлось.
Затем направились к воротам, молча прошли мимо постового, сели в машину. Роман включил мотор, и «фольксваген» тронулся с места.
На шоссе ветер усилился. Но они так и ехали с опущенными стеклами. Сьерра глядел на небо, которое теперь немного расчистилось — можно было даже различить кое-какие звезды, — и чувствовал на своем лице обжигающий ветер.
— Видимо, то, что мы ищем, в каком-то другом грузовике, — сказал он, повернувшись к Роману.
— Может быть, — согласился лейтенант. — Я подброшу тебя домой. Поспи немного, а завтра приходи пораньше. Я вздремну в кабинете.
Сьерру подмывало сказать, что Роману тоже стоило бы поехать домой, но он промолчал. И снова высунулся в окно, ощущая дыхание холодной ночи.
Сантьяго был в прекрасном настроении. Начинало светать, а на дне его лодки плескалось восемь или девять довольно крупных рабирубий и два красавца луциана — по правде говоря, он не надеялся наловить столько в такую неподходящую для рыбалки погоду.
Можно было бы удовлетвориться таким уловом, но Сантьяго решил еще разок попытать счастья. Своими толстыми шершавыми пальцами он стал насаживать на крючок приманку — плавник лобана; выцветшие голубые глаза рыбака глядели вдаль, туда, где мерцали огни Санта-Фе.
Море было холодным, неспокойным. Волны с силой били в борта лодки, но Сантьяго как никто чувствовал пульс моря,и знал, что должен подчиниться ему. Поэтому он безропотно отдался во власть качки, пригнувшись, словно тонкое деревце под напором ветра.
Уже рассвело, но солнца не было видно. Лишь слабое сияние просачивалось кое-где сквозь плотную свинцовую завесу и веером расходилось над горизонтом. «Дождя не миновать», — подумал Сантьяго, насадив кусочек полусгнившего мяса вместе с плавником на толстый крючок. Он встал на колени на дно лодки, и крючок с грузилом в его худой, но жилистой руке завращался над головой все быстрей и быстрей. В точно рассчитанный момент он отпустил леску — как выстрелил. Крючок без всплеска погрузился в воду метрах в десяти-двенадцати от лодки.
Сантьяго привязал веревку, которой кончалась леска, К одной из уключин, вытащил из сумки, валявшейся у него в ногах, бутылку и сделал несколько глотков, допив все, что еще оставалось на донышке. Кофе был горький и холодный: он сварил его в два часа ночи перед самым отплытием. Сунув пустую бутылку обратно в сумку, он достал пачку «Вегерос». Затем снял висевший на корме керосиновый фонарь, приподнял стекло и быстро, чтобы ветер не задул пламя, закурил сигарету, уже слегка отсыревшую в его пальцах. Потом осторожно убрал фонарь в деревянный ящик с ветошью, у которого лежал ночной улов, намотал конец лески на руку и зевнул.
Сигарета почти мгновенно скурилась на сильном ветру. Сантьяго, обжигая пальцы, выбросил в воду тлеющий окурок и для пробы подергал леску, но не встретил сопротивления: очевидно, рыба еще не почуяла приманку.
И тут метрах в пятнадцати от носа лодки Сантьяго увидел темный предмет, который плыл в сторону берега.
В свои пятьдесят лет Сантьяго сохранил острое зрение: у него были зоркие глаза рыбака, способные мгновенно распознать акулу по мелькнувшей вдали спине. Но то, что сейчас видели его маленькие выцветшие глазки, не было акулой.
Леска на его руке начала разматываться и стремительно уходила под воду, но он не замечал этого. Его пересохшие, потрескавшиеся губы мелко подрагивали. Он несколько раз зажмуривался, словно хотел избавиться от видения. Но оно не исчезало: Сантьяго по-прежнему видел плывущий навстречу мешок, из которого что-то торчало.
Это был распухший труп человека.
Роман наклонился над телом, лежавшим на носилках под деревьями, метрах в тридцати от берега. Он вспомнил, что всего сутки назад так же рассматривал труп Эрасмо Суаснабара. Юноша ничем не был похож на сторожа, зато как две капли воды походил на того, кого лейтенант разыскивал последние двадцать четыре часа и кого он недавно видел на фотографиях. Сомневаться не приходилось: перед ним был труп Теодоро Гомеса в рубашке в черно-голубую клетку, синих хлопчатобумажных брюках, но босой. Роман поднял голову и посмотрел на врача.
— Смерть наступила вчера вечером, не очень поздно, — сказал тот, — примерно между восемью и девятью часами. Как видите, у него прострелена теменная кость.
Врач присел на корточки и осторожно повернул голову Тео Гомеса. Роман увидел отверстие диаметром в три-четыре дюйма чуть выше затылка, в ободке запекшейся, почерневшей крови. Сьерра и Кабада придвинулись поближе, чтобы рассмотреть рану.
— Выходного отверстия нет, — сказал врач, — так что пуля должна находиться внутри. По тому, как произведен выстрел, полагаю, что она застряла недалеко от сосцевидного отростка. А кроме того, взгляните сюда, лейтенант. — Врач показал на темя. — Перед тем как убить, ему нанесли удар по голове, — сказал он. — Возможно, когда в него выстрелили, он уже был без сознания.
Роман закурил сигарету и вспомнил о зверском ударе, которым раскроили череп Эрасмо Суаснабару.
— А может, даже мертв? — спросил он.
— Нет, лейтенант, это исключено, — возразил врач. — Обратите внимание: здесь лишь гематома, череп не поврежден. Удар был нанесен палкой или еще чем-то твердым, он не мог привести к смертельному исходу.
Затянувшись, Роман бросил сигарету.
— Когда я смогу получить результаты вскрытия, доктор?
— Часам к двенадцати они будут у вас на столе, — ответил врач, засовывая руки в карманы плаща.
По знаку врача Кабада осмотрел карманы Тео Гомеса и аккуратно уложил их содержимое в
