Мужчина с яростью сжал ее в пальцах.
— Нас обманули.
— Вместо ключа... — произнес другой и закусил губу. — Да я убью этого гада!
— Спокойно! Не стоит так торопиться. Он наверняка и старика обманул. Давай зарывать могилу, мы не можем терять время, — сказал Фрэнк. — Мы должны немедленно разыскать доктора Мирамара.
— Да, я доктор Анхель Мирамар.
Осорио без особого труда нашел его дом в квартале Суэньо. И сейчас стоял в просторной библиотеке, куда его провела жена врача, перед полноватым мужчиной в очках с темной оправой.
— Не угодно ли вам присесть?
Осорио опустился в удобное, широкое кресло. Минутой раньше, пока дожидался врача, он успел внимательно осмотреть эту комнату: два кресла, обитых кожей, письменный стол черного дерева с массивным стеклом на крышке. За письменным столом, по обе стороны, — стеллажи с книгами, а над стеллажами — черепа животных. И хотя в комнате был установлен кондиционер, в воздухе слегка пахло формалином.
— Жена сказала, что вы из полиции.
Осорио представился. Анхель Мирамар сел за письменный стол, положив на него локти.
— Итак, чем могу служить? — спросил он тем же непринужденным тоном, каким беседовал с пациентами.
Жена бесшумно приблизилась к нему.
— Я могу остаться? — спросила она робко, что вовсе не вязалось с ее роскошным платьем.
Офицер кивнул. И когда он увидел, как женщина тихо и покорно, словно хорошо вымуштрованная собака, садится рядом с мужем, ему пришло в голову, что она либо много страдала, либо состарилась раньше времени. Врач чуть ли не казался ее сыном.
— Вы лечили Хосе Мануэля Трухильо?
Анхель Мирамар моргнул раз-другой, поднес сигарету к губам и протянул руку за спичками, которые держало чучело обезьяны. Осорио только сейчас заметил рядом с собой еще одно чучело обезьяны, немного побольше, которое держало пепельницу.
— Да, Трухильо был моим пациентом, — выпуская дым, ответил врач.
— Чем он болел?
— У него было несколько болезней, но самым серьезным было заболевание печени. Я ему категорически запретил употреблять алкоголь в любом виде, но он меня не слушал.
— Насколько я понял, вы терапевт.
— Да, это моя специальность.
— Однако вы пользуетесь хирургическими перчатками?
Осорио указал на ящик стола, из которого торчала перчатка. Доктор тихо рассмеялся.
— Вы это имеете в виду?
Женщина, будто угадав неотданное приказание, подошла к столу. Доктор открыл ящик: в нем лежала пара перчаток, которые надевали, хотя тальк на них кое-где сохранился, и еще две пары, ни разу не надеванные.
— Вы правы, я пользуюсь хирургическими перчатками. Мне они нужны для работы с этими пациентами — он кивнул на чучела. — Вы, разумеется, не знаете, но я увлекаюсь изготовлением чучел. Это мое хобби.
Широкая улыбка расплылась на его лице, маленькие глазки за стеклами очков совсем исчезли в складках кожи. Осорио взял сигарету, которую ему предложили, и зажег от спички из коробки в руках обезьяны.
— Итак, — продолжал врач, становясь серьезным, — вы спросили меня насчет хирургических перчаток и напомнили, что я терапевт, наверное, чтобы подчеркнуть некоторое логическое несообразие, потом спросили, не лечил ли я Хосе Мануэля Трухильо и чем он болел. Я вежливо отвечал вам на все вопросы, надеясь, что вы объясните причину своего визита, вы же ограничились заявлением, что вы из полиции. Думаю, прежде чем отвечать на дальнейшие ваши вопросы, мне пора узнать, почему вы их задаете. Что случилось?
— Убийство.
Худая жена доктора затрепетала и задрожала так, будто ее ударило током. Ее большие ввалившиеся глаза искали глаза мужа. Врач же, напротив, казался совершенно спокойным. Его лицо не выражало ни малейшего волнения, словно бы он не услышал ничего необычного. Он откинулся на спинку кресла.
— Убийство? — Он выпустил дым изо рта. — А какие отношение оно имеет ко мне?
— Как раз это я и хочу выяснить, доктор, и очень рассчитываю на вашу помощь.
— Располагайте мною, дружище. Что вас интересует?
— Что вы делали сегодня утром?
— Дайте вспомнить. — Он наморщил лоб. — Я встал рано, позавтракал и пошел прогуляться.
— В зоологический сад.
— Правильно, туда, — врач наклонился вперед. — А вы откуда знаете?
— Повидаться с Хайме Сабасом?
Осорио решил ставить вопросы стремительно, не давая Мирамару ни передышки, ни возможности обдумывать ответы, словно надеялся таким образом выведать то, что при нормальном течении допроса врачу удалось бы скрыть.
— Да, повидаться с Хайме Сабасом. — Мирамар казался озабоченным. — Вы следили за мной?
— Нет. Просто некоторые факты, установленные в ходе следствия...
— А разве убили...
Осорио кивнул. Врач раздавил сигарету в пепельнице из черепашьего панциря и снова откинулся на спинку кресла. Его жена старательно погасила еще тлевший окурок.
— Действительно, рано утром я пошел в зоопарк, хотел узнать, работает ли там Хайме Сабас. Он мне поставлял небольших зверьков, грызунов, птиц, которые сдохли и которые не были нужны в университетских лабораториях. Он говорил, что работает в зоопарке, и я верил ему на слово. Сегодня кто-то из соседей сказал, что в зоопарке умер попугай редкой породы. Я очень хотел бы иметь его чучело, вы знаете, какие красивые они бывают, и решил сходить к Хайме, узнать, берет ли попугая университет или департамент естественных наук. Я навел о нем справки в конторе. Мне сказали, что он работает у клеток с птицами. Я его поискал, но не нашел.
— И в котором часу это было?
— В самом начале десятого. Я это знаю точно, потому что торопился вернуться домой. Прием у меня начинается в десять часов.
Женщина пододвинула ему тетрадь. Доктор Анхель Мирамар полистал ее и протянул Осорио.
— Прошу вас, первая консультация началась в пять минут одиннадцатого. Здесь записано имя пациента.
Осорио взял тетрадь. Имена пациентов и время приема их врачом и впрямь были зарегистрированы. Осорио вернул тетрадь врачу.
— И все же этого недостаточно для вашего алиби. Хайме Сабас был убит между восемью и десятью часами утра.
— Я не очень сведущ в юридической терминологий и не знаю, как устанавливается алиби, но, если б я был убийцей, неужели я пошел бы в контору и стал бы расспрашивать служащих о человеке, которого собираюсь убить? Вам не кажется это глупым?
Врач снова улыбнулся, и жена робко последовала его примеру.
— Нет. Я никого не убивал и никогда не замышлял убийства. Я питаю отвращение к насилию и к крови и, возможно, поэтому не стал хирургом. Да и какие мотивы могли быть у меня для убийства Сабаса? Уж скорее я убил бы попугая. Так в чем вы меня обвиняете?
— Пока ни в чем. Но вы один из подозреваемых, и я прошу вас явиться к нам для составления протокола.
— С удовольствием, хотя я и не в восторге от всего этого. Да и кому понравится быть замешанным в
