– Вам, Пол, придется сдвинуть и подержать края раны, пока я буду их сшивать, договорились?
– Угу. Вы покажете мне, как?
Алек продемонстрировал, и Пол повторил его движение, вздрогнув, когда тот начал шить.
– Как поживает твоя малышка, Джули? – спросил Алек, не отрывая глаз от своих рук.
– Она уже не малышка, – ответила Джули. – Мы не общались с тобой столько времени, что она успела вырасти. Теперь она настоящая чертовка. Во всем.
Джули рассказывала о маленьком ресторанчике, управляющей которого она была, а Алек – о том, что Клей в следующем месяце собирается в колледж.
Пол прислушивался к их болтовне и чувствовал, как приятно им общаться друг с другом. Несмотря на работу, которой был поглощен Алек, голос его звучал так спокойно, так уверенно, что Пол почти забыл о лошадях по другую сторону дороги.
– Я совсем не была уверена, что стоит тебе звонить, – сказала Джули после короткой паузы. – Я знаю, что последнее время ты не работаешь.
– Я рад, что ты позвонила, – сказал Алек.
– Должна тебе сказать, что я хорошенько подумала, прежде чем сделать это. Но здесь просто больше нет никого, кому бы я доверила этих четвероногих паршивцев.
Алек взглянул на нее с улыбкой.
– Что до этого, то он собирается выкарабкаться, Джули.
В молчании Алек закончил операцию. Пол сдвигал пальцы вдоль раны вслед за иглой Алека. Напряжение отпустило его. Пока Алек был рядом, лошади по другую сторону дороги казались безобидными. Ему показалось, что он наконец понял: не было ничего таинственного в том, что Энни оставила его ради Алека. У нее не было никакого скрытого мотива, никакого тайного замысла. И она не делала уступки своим родителям. Он вполне мог представить себе Алека и Энни, с ее потребностью чувствовать, что ее любят и лелеют, что она защищена и в безопасности. Алек отвечал ее потребностям, не прилагая к этому никаких усилий.
Пульсирующий свет маяка, казалось, замедлялся на несколько секунд, задерживаясь на руках Алека, прежде чем снова раствориться в темноте. Его пальцы вдруг застыли, игла зависла над раной, и Пол, подняв глаза, обнаружил, что Алек пристально смотрит на него.
– С вами все в порядке? – спросил Алек, когда над ними снова взметнулся мягкий белый свет.
– Да, – ответил Пол, опуская глаза на жеребенка. Что такое прочитал Алек на его лице, спрашивал он себя.
«Да, – подумал Пол, – ты победил. Она была твоей, а не моей. Она любила тебя, а не меня. Ты победил, Алек. Честно и по справедливости».
ГЛАВА 24
Было уже почти одиннадцать, когда Алек пожелал Полу спокойной ночи и вошел в дом. Лейси и Клей еще не пришли, и пустота действовала угнетающе. Даже Трипод не соизволил спуститься вниз, чтобы поприветствовать его.
Он налил себе чая со льдом в один из высоких зеленых стаканов ручной работы, которые Джули несколько лет назад подарила Энни на день рождения, и отправился с ним в гостиную, где сел на кушетку и уставился на телефон. Шел уже двенадцатый час.
Звонить Оливии слишком поздно, а это было бы как нельзя кстати. Он стал, пожалуй, слишком зависим от этих телефонных звонков. В любом случае, он увидит ее утром. Она согласилась покататься с ним на виндсерфинге на Рио-Бич.
Он лег, вытянувшись на кушетке, подложив под голову маленькую подушку. Прошло уже много-много времени с тех пор, как он последний раз лечил животное. Это было необыкновенное ощущение – осознавать свое могущество, знать, что ты можешь что-то изменить, как-то восстановить справедливость. Он ожидал обнаружить там мертвую лошадь. Или, что еще хуже, умирающую. Именно поэтому он попросил Пола поехать вместе с ним: чтобы его присутствие помогло ему совладать с расшатанными нервами.
Пол, должно быть, самый мягкий человек из всех, кого он когда-либо встречал. Его глаза затуманились слезами от жалости к жеребенку. Алек представил его с Оливией. Ему представилась невероятная похотливая картина – Оливия и Пол в постели, и он закрыл глаза рукой, пытаясь отгородиться от нее. Это было первое эротическое видение, возникшее перед ним за долгие месяцы, и он даже не был участником.
Боже, как он тосковал по Энни! Спать с ней, просыпаться с ней. Он скучал по тем тайным пятничным «обедам» в комнатах мотелей. В эти два часа она была совершенно другой женщиной. Она никогда не отказывалась от секса, но он знал, что если у него была потребность в сексе как в таковом, в чисто физическом наслаждении, то она не разделяла ее. Ей нужна была другая близость – объятия, слова любви, а не секс ради секса. Каждый из них знал свои особенности и приспосабливался к другому. Но во время тех еженедельных вылазок Энни становилась более страстной и пылкой. Ее тело пылало жаром, когда он прикасался к нему.
Алек допил чай со льдом, жалея, что не налил себе чего-нибудь покрепче, вызывающее легкое отупение. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, погружаясь в сон и позволяя шуму кондиционера убаюкивать его.
Проснувшись, он сначала не мог сориентироваться. Тусклый свет с кухни заливал стену перед его глазами, и он видел десять овальных окошек. Он лежал на кушетке в гостиной, ощущая пульсирующее возбуждение, а его вдохновительница – Энни – больше не существовала. Черт побери!
В ярости он вскочил с кушетки, швырнув подушку на пол. Черт бы побрал этот приют для женщин, подвергшихся насилию! Черт бы побрал этого Захарию Пойнтера! Он схватил с кофейного столика стакан и швырнул его в стену. Черт бы побрал тебя, Энни!
Бокал описал дугу через комнату, и у Алека перехватило дыхание: он попал в одно из десяти овальных окошек, вдребезги расколов цветное стекло витража с женщиной под кружевным зонтиком.
