– Но, Мишель, ваш шафер задыхается! В церкви есть врач?
– Это всего лишь брат Гордона. Он так шутит.
– Но он синеет, дорогая!
– Он думает, что это смешно. Святой отец, скажите – я объявляю…
– Я… гм! Я объявляю вас мужем и женой! Можете поцеловать невесту. Врача! Здесь есть врач?!
Врач – ведущий специалист неврологии – развернул испорченную простыню так, чтобы все могли полюбоваться. В палату набилась куча народу: Мишель, Сандра, Тони и разные представители медперсонала, среди них та медсестра, что не терпела дурацких выходок. Игра окончена. Пробил час Мишель: она отомщена.
– Полюбуйтесь, доктор! – злорадствовала она. – Вот как мой деверь представляет себе терапию. Невероятно!
– В самом деле, миссис Стори. Это невероятно!
По ухмылке Мишель я понял, что она мысленно провела жирную красную черту по каждой букве моего имени в списке добровольцев.
– Я даже думаю, – продолжал доктор, – что это самый крупный прорыв в области методики возврата сознания за всю историю нашей больницы. Стимулировать визуальную память и использовать ее, чтобы подключить резервы мозга и ускорить синоптическую регенерацию – это блестящая находка. Художники интуитивно понимают устройство и работу нашего сознания. Нам у них еще учиться и учиться. Вы не позволите нашему персоналу присутствовать на следующих сеансах? – обратился он уже ко мне.
Я кивнул на Мишель:
– Это должна решать моя невестка. Белые халаты разом повернулись к Мишель.
Та сделала хорошую мину при плохой игре:
– Конечно же! Я разрешаю.
ВЖ-Ж-Ж! БАЦ! МОКРОГО МЕСТА НЕ ОСТАЛОСЬ!
11
Джули
Нельзя очистить что-то одно, не испачкав что-то другое.
Я очень надеялась, что больше никогда не увижу Гордона Стори. Однако Шейла стояла насмерть: мне необходимо пройти серию сеансов, и немедленно. Я позвонила по городскому номеру мистера Стори, но нарвалась отнюдь не на психотерапевта. Трубку взяла девушка-иностранка – заспанная и крайне неприветливая. Вероятно, немка.
– Аллё?
– Мистер Стори дома? Меня зовут…
– Время сколько, а? – рявкнули на том конце провода. – Скоро, ja?
– Скоро?
– Отшень скоро, штопы сфонить телефон, ja?
– В смысле – рано?
– Ja, рано. Отшень рано штопы фстафать, да?
– Разве?
– Люди утром спать. А если не спать, они делать разные вещи. Личные вещи. Это не есть фремя сфонить.
И она бросила трубку. Просто бросила. Никакого тебе политеса. Никаких «позвоните посше, ja?» или «вы оставить соопщений, ja?». Швырнула трубку, и все. Любовница, как пить дать.
– Это моя ассистентка Эрика, – заявил Арт не моргнув глазом. – Очень толковая девушка. Редкая умница.
Я набрала номер сразу же, и подошел к телефону Арт.
– Она бросила трубку, – пожаловалась я.
На самом деле я не столько злилась, сколько завидовала. Бывают же такие уверенные в себе женщины! Я вот, например, ни разу в жизни не швырнула трубку. Ни разу не ушла и не хлопнула дверью в разгар ссоры. Да что там! Я даже ни разу не ушла с плохого фильма.
– Да-да, очень извиняюсь, – сказал Арт. – Вообще-то с ней это редко случается. Только по утрам. Эрике тяжело, когда ее беспокоят слишком рано.
– Гордон, уже одиннадцать! Двенадцатый час!
– Э-э… для нас-то уже не рано. То есть для вас и для меня. А для Эрики рано, потому что… она немка.
Повисла пауза. Мистера Стори определенно покинуло вдохновение. Он словно бы впал в длительный ступор, не в силах придумать, каким образом национальность Эрики объясняет ее поведение. Наконец его осенило:
– Она все никак не отойдет от перелета.
Судя по голосу, он был жутко собой доволен. Я так и видела, как он шарит по карманам в поисках курева.
– Она только что из Германии? – Вообще-то… она здесь уже года два, – сказал Гордон. – Или три. Согласен, она что-то долго отходит, но…
В трубке загудело, как будто он спешно сканировал содержимое собственного мозга в поисках лазейки.
– Понимаете, у Эрики очень, очень редкая генетическая хреновина. Она не может приспособиться к смене часовых поясов.
Его голос обрел энергию и аж зазвенел от убедительности.
– Когда у нас одиннадцать, в Дрездене – Эрика из Дрездена – только час ночи. Как ни прискорбно, – с воодушевлением продолжал Гордон, – она все еще живет по дрезденскому времени. Это у нее в хромосомах. Ее организм генетически неспособен перестроиться. Очень печально. Вчера она пришла на работу в ночной рубашке.
И его понесло. Но я не стану пересказывать все его разглагольствования. В конце концов, если мне пришлось их вытерпеть, это еще не значит, что вы тоже должны мучиться, правда?
Я сообщила ему (через силу), что передумала и хочу все же пройти его курс полностью и что меня по- прежнему тревожит его диагноз – супружеский застой.
– Вернемся к этому на ближайшем сеансе, – предложил Арт. – Встретимся в пятницу, идет? Только не в конторе. Там дезинфекция. Может, где-нибудь в кафе? Вы знаете кафе «Pain et Beurre»?
– Я бы хотела поговорить об этом сейчас.
– Сейчас? – переспросил он упавшим голосом. – По телефону?
Я с трудом заставила себя надавить на него. Честно говоря, мне тоже в тот момент меньше всего на свете хотелось работать. Почему-то навалилась усталость. Была еще только среда – точнее, всего лишь утро среды, – а я уже глаз не могла отвести от банкетки в фойе за кабинетом Шейлы. Ее было видно из-за моего стола, и она казалась неотразимо удобной.
– Инкубус горибилиа фокус-покус аут психологус, – с выражением произнес Арт. – Мулюс латина вульгарис, сеанс номер два.
– Простите, что?
Я кое-как заставила себя отвлечься от манящей красной кожи банкетки. И вовремя. Голос Арта на другом конце провода вновь стал рождать членораздельные фразы:
– Я сказал, можно поговорить и сейчас, но это будет уже второй сеанс.
– Вы хотите, чтобы я заплатила за телефонный разговор по полной ставке, как за сеанс?
До чего же меня раздражал этот тип! Жаль, что я не додумалась записать нашу беседу на диктофон. Самое то для Шейлы.
– Но на повестке дня один-единственный вопрос, – напомнила я.
– Зато какой вопрос, солнышко! Супружеский застой – большая проблема. Необъятная! Мы приступаем ко второму сеансу, это уж точно. Что скажете? Согласны?
– Я до сих пор сомневаюсь, что «супружеский застой» – это принятый термин, – буркнула я. – В Интернете ничего такого не нашлось.
– Естественно, солнышко. – В его голосе звучало оскорбленное достоинство. – Оригинальность – одно из
