…Двести девяносто девятый такт! Как хорошо знакома Тане эта мелодия, которая вдруг отделяется от оркестра. Начиналась каденция: взлеты и падения звуков — буря в тишине над безмолвствующим оркестром. Легкое, как воздух, тронутый трепетным крылом бабочки, звучит арпеджио. И откуда-то издалека голосами множества скрипок долетает из оркестра тревожная мелодия главной темы. Снова поет скрипка Георгия. Теперь вся сила ее перешла в нежность. И снова что-то стремительное, неудержимое, как несущийся с гор поток…
Потом широкое певучее анданте второй части.
Сверкающий виртуозный финал…
Таня хлопала вместе со всеми до острой жгучей боли в ладонях. Захотелось крикнуть Георгию, что она здесь, что слышала его скрипку и что сию минуту придет к нему. Захотелось сейчас же прямо из зала броситься туда, к сцене… Сомкнулся занавес. Зажглись люстры.
Таня кинулась к дверям, но люди выходили из зала медленно, толпились в проходах, у дверей. Таня пыталась пробиться, протиснуться, неосторожно задела кого-то и, встретив строгий взгляд какой-то седой тучной женщины, сконфуженно извинилась. Потом, волнуясь, с трудом протискивалась между людьми, неторопливо спускавшимися по лестнице в фойе, и еще не успела сойти вниз, как раздался первый звонок. Неужели антракт будет короткий? Таня заколебалась: идти ли сейчас за кулисы? «Нет! Пойду все равно!» Таня пробежала гардероб, вестибюль… Второй звонок на секунду задержал ее перед дверью со светящейся надписью «Служебный вход».
— Не успею, — прошептала Таня, нерешительно отворяя дверь.
Навстречу с лестницы спускался знакомый уже администратор.
— После концерта, пожалуйста, — суховато ответил он, выслушав Танину просьбу. — Сейчас начнется второе отделение. — И с неумолимой вежливостью преградил дорогу.
«Может быть, в самом деле так лучше?» — утешала себя Таня, входя последней в уже затемненный зал.
Во втором отделении Георгий играл в сопровождении рояля.
Таня теперь уже немного успокоилась и даже позволила себе разглядеть аккомпаниатора, игра которого даже отдаленно не напоминала мертвую и сухую игру Миши Коринского.
Чтобы увидеть Георгия как можно скорее, Таня решила уйти из зала пораньше; нужно было успеть побыстрее одеться, пока в гардеробе не скопилась очередь.
— Чайковский! «Песня без слов»! — объявил ведущий.
Разве могла теперь Таня уйти! В радостном оцепенении стиснув кулаками пылающие от пронзительного восторга щеки, она стояла, прислонившись плечом к стене, неподвижная, напрягшаяся…
Зал рукоплескал, но Георгий больше не вышел. В гардеробе выстроилась длиннейшая очередь, и Таня нервничала, тискала пальцами жестяной номерок. Ей казалось, что очередь совсем не двигается. Наконец она не вытерпела. Бросила номерок в сумочку и побежала к лестнице, которая вела за кулисы, бежала по ступенькам вверх… Перед Таней были десятки коридоров и множество дверей. Она пробиралась в узких проходах между составленными возле стен декорациями, спрашивала у попадающихся навстречу музыкантов оркестра, тащивших под мышками черные футляры с кларнетами, гобоями, скрипками, где найти Георгия Громова. Ей старательно объясняли. Она шла, бежала дальше, и вдруг оказывалось, что это совсем не здесь, что свернуть нужно было в коридор налево.
Наконец у какого-то маленького человечка с блестящей, как стеклянный абажур, лысиной, Таня узнала, что скрипач Громов только что уехал, и, наверное, в гостиницу, где остановился.
Таня вернулась в гардероб. Там уже никого не было. Оделась, выслушав назидание гардеробщицы, что надо-де вовремя получать одежду. Выбежала из театра.
В гостинице дежурная по этажу, глянув на доску с ключами, сказала:
— Ключ здесь. Может, не приходили еще, а может, в ресторан спустились.
…Нет, в ресторане Георгия не было. Таня снова поднялась наверх, попросила позволения подождать у дежурной; ходить взад-вперед по коридору было неудобно. Ждала. Нервничала. Поминутно смотрела на часы. Через сорок минут — последний поезд. «Подведу я Любченку, — подумала она. Но тут же решила: — Все равно дождусь… Отработаю после две смены подряд, и все».
В дежурку заходили люди, брали ключи от номеров. А Георгий все не шел. «Да где ж это он!» — волновалась Таня. Кто-то в черном костюме взял с доски ключ, и дежурная неожиданно сказала:
— Вот. Пришли, — и добавила, обращаясь к постояльцу, — к вам. — И покосилась на Таню.
Лицо человека, удивленно оглядывавшего Таню, показалось знакомым. «Да это же аккомпаниатор Георгия!» — узнала она и сразу нетерпеливо спросила:
— Скажите, где Громов?
— Громов? Он уехал!
— Как уехал? Куда?
— Самым бессовестным образом, — аккомпаниатор улыбнулся, — бросил меня и уехал. Кажется, в Северную Гору.
— В Северную Гору?
Таня даже на стул опустилась от неожиданности. Уехал… Уехал к ней! А она… Она ждет его здесь, прозевала поезд, а он приедет, не застанет ее, и никто ему даже не сможет сказать, куда она девалась. И, конечно, он уедет обратно в Новогорок с первым же поездом. Что делать? Ждать здесь? А если не приедет обратно сразу? Ехать?.. Таня вскочила.
— Что-нибудь передать ему? — спросил аккомпаниатор и оттого, что Таня растерянно молчала, сказал: — Я видел, вы заходили в ресторан: его искали, наверно? Вот видите… А он после концерта сунул мне в руки футляр со скрипкой, попросил утащить в номер, а сам…
— Спасибо, — машинально, не зная за что, поблагодарила Таня и стремительно выбежала из дежурки.
На улице становилось ветрено. С крыш, клубясь, сбегали неспокойные снежные дымки. Было холодно и пусто. Таня потопталась на пустой автобусной остановке и в нетерпении пошла навстречу автобусу. Он показался вскоре. Она подняла руку, но автобус проехал мимо. Задыхаясь, Таня бежала за ним к остановке и едва успела вскочить. Она решила доехать до цементного завода, где начинается тракт. Там недалеко инспекторский пост, и можно уехать на попутной машине…
Таня долго мерзла у шлагбаума. Ежилась от ледяного ветра и прятала лицо в меховой воротник. Ветер усиливался. Он гнал мелкий и колючий снег. По дороге, по сугробам на обочине ползли шипящие струйки поземки. Наконец дежурный старшина остановил грузовую машину и велел шоферу «подбросить по пути девушку до Северогорского поворота». Машина шла не в поселок, но выбора у Тани не было.
Место в кабине оказалось занятым. Сжавшись в комочек, Таня около часа тряслась в кузове на каких-то мешках. Ветер усиливался. Обильнее сыпал снег. Сильнее дымили поземкой убегающее назад сугробы, снежная целина… Шофер гнал «с ветерком», очевидно, поторапливался, пока метель не разгулялась по-настоящему. Машину то заносило, то подбрасывало. Свет фар бросался из стороны в сторону, освещал мутную белесую пелену. Выхватывал из мглы одинокие деревья возле дороги. Голые ветви их бились на ветру и вздрагивали. Если бы не урчание мотора, слышно было бы, как они стеклянно шумят. Больше ни впереди, ни по краям ничего не было видно. Только вдали над городом стоял расплывчатый и неспокойный световой туман.
Тане казалось, что машина еле тащится. А там еще пешком от поворота… Неужели она опоздает? Неужели Георгий уедет, так и не дождавшись?
Машина остановилась.
— Вылезайте, девушка, вам теперь налево, — высунувшись из кабины, сказал шофер и, когда Таня слезла, добавил: — Эх! И неладная же погодка в попутчики вам навязалась!
Таня расплатилась. Поблагодарив, шофер исчез в темноте кабины. Хлопнула дверка. Мотор взревел, и машина унесла прямо по дороге белый колышащийся сноп света.
8