– На рожон чичики лезть не будут. Хоть и место вроде удобное. Но и нам оно дает хорошие возможности для маневра. Вечером двенадцатого отправим еще одну бронеколонну по западному краю участка, как раз наперерез возможному выходу ребятишек Гелаева.
– Вы считаете, что он может попытаться высунуться? – прищурился Колдунов.
– Маловероятно, но предусмотреть подобное не мешает. У него сейчас проблемы с Бараевым, все славу поделить не могут. Как стало известно из оперативных источников, со дня на день грядет крупная разборка. Что-то там с деньгами связанное… В принципе, небольшой успех Гелаеву не помешает. Бараев давно уже не проводил активных акций, его авторитет постепенно падает. Удачное нападение поможет Гелаеву выдвинуть претензии на большую долю арабских денег. Но из-за того, что Арби Бараев уже окончательно раздружился с головой, без разборки не обойдется, я уверен…
– Стычка нам на руку, – изрек сидящий в первом ряду майор из особого отдела ФСБ.
– Верно, – подтвердил полковник. – Обе стороны понесут потери…
– Приблизительное время контакта известно? – поинтересовался генерал-лейтенант.
– Пока нет, но сейчас над этим работают.
– Постарайтесь не упустить момент. В идеале следует ударить с воздуха по месту стычки.
– То в идеале, – задумчиво произнес особист.
– Будем надеяться, что разведка на этот раз сработает как надо, – подвел черту Колдунов. – Благодарю вас, садитесь. Михаил Викторович, ваша очередь…
Рокотов облокотился о забор и, вытянув шею, пригляделся к тому, что происходило во дворе через улицу.
Кузьмина, братьев Славиных, Веселовского, Лукашевича и Гречко окружали родственники, преимущественно мужского пола, и что-то тихо втолковывали бойцам ударного отряда. Среди вышедших проститься с уходящими в горы казаками были даже двое милиционеров – старший брат Данилы и двоюродный дядька Анатолия. Все вели себя достаточно спокойно, женщины не ломали руки и не вешались на шею сыновьям, хотя любому было понятно, что исход мероприятия непредсказуем и, возможно, они видятся в последний раз. Тут уж как карта ляжет.
Сто пятьдесят лет противостояния с абреками, воровавшими коней, угонявшими скот, резавшими зазевавшихся землепашцев и нападавшими на одиночных путников, воспитали в казачестве философское отношение к жизни. Станичники твердо усвоили, что абсолютного мира с соседями из горных деревень быть не может, и радовались каждому дню, прошедшему без эксцессов. Так было при царском режиме, так было и при советской власти, так оставалось и в демократизированной России. Небольшую передышку дало послевоенное переселение чеченцев и ингушей в Казахстан, но оно было временным и неполным.
А ярлык на княжение, данный тупоголовыми и вороватыми бюрократами из Кремля генералу Дудаеву, и последовавшие за этим две войны накалили обстановку до крайности; казачеству надо было либо драться, либо сниматься с насиженных мест и уходить куда-нибудь за Волгу, оставляя возделанные земли на разграбление ордам обкуренных чучмеков, как горские народы частенько именовали в документах Российской Империи.
Иной альтернативы федеральная власть своим гражданам не оставила.
При этом даже не всегда было понятно, на чьей стороне выступают чиновники из правительства – то ли на стороне законопослушных казаков, то ли на стороне боевиков, рассылавших по российским городам своих гонцов, дабы те организовывали сбор денег в помощь воюющим отрядам. Судя по действиям федеральных министров, ичкерийские бойцы пользовались в стране большими правами, чем остальные граждане. Их чаще отпускали под залог, чаще прекращали уголовные дела, буде ловили с незарегистрированными стволами или на месте преступления, обменивали осужденных на российских военнопленных, словно все происходило не в современном мире, а в пору расцвета феодализма.
Однако у каждого явления всегда есть оборотная сторона.
И безнаказанность одних выливалась в издевательства над другими. Власть предержащие, неспособные справиться с боевиками в горах или договориться с вменяемыми главами равнинных тейпов, переориентировали удары силовых структур на смуглых и горбоносых жителей городов Центральной России, которых не надо было отлавливать с привлечением воинских подразделений и которые имели совершенно определенные места жительства. Под гребенку пошли все – и чеченцы, и азербайджанцы, и осетины, и кабардинцы, и дагестанцы. Все, чья внешность вызывала раздражение у патрульного милиционера с восемью классами образования, делавшего по полсотни грамматических ошибок на каждом листе протокола и видевшего смысл службы в проверке карманов задержанного. Расчет власти полностью оправдался. Подавляющее большинство населения с удовольствием наблюдало за крутыми парнями в масках, укладывающими на асфальт лиц кавказской национальности, рукоплескало ударам дубинками по почкам этих самых лиц и призывало свежеизбранного Президента закрутить гайки.
Страна постепенно скатывалась в яму местечкового расизма, когда любой некоренной житель априори воспринимается как преступник или, на худой конец, как ненадежный человек. Оставалось сделать всего несколько шагов до введения комендантского часа для всех брюнетов и оснащения муниципальной милиции циркулями для измерения формы черепа…
Влад поправил закрутившийся уголок воротника куртки, отлепился от забора и сорвал вишенку с ближайшей ветки.
Да– с… Если кто-то не вернется, отвечать придется мне лично. Естественно, что никто меня укорять не будет, но в душе проклянут… Вот такая вот петрушка. И ни фига с этим не поделать, -биолог тяжело опустился на врытую у калитки скамью. – Кто-то всегда должен брать на себя ответственность. Как за успех, так и за поражение. И я знаю имя этого человека… У которого много амбиций, но совсем мало мозгов. А что делать? Кто-то ведь должен…
Вишенка оказалась кислой.
Владислав сплюнул косточку, нащупал сигареты в нагрудном кармане и уставился в темнеющее небо.
На место приземления Ми-8 группа прибыла за сорок минут до назначенного времени в кузове МАЗа, принадлежащего семейству Чубаровых. Грузовик сделал короткую остановку у развилки дороги, казаки сгрузили оружие и рюкзаки со снаряжением и двинулись через реденький лесок к оставленному под паром полю.
На черно– синем небе ярко горели крупные звезды.
Руд ометов и Соколов, подхватив мощные фонари, отправились к оговоренной точке приземления вертолета, чтобы подать тому сигнал с земли, а остальные устроились передохнуть.
– Хороший чичик – мертвый чичик, – вполголоса заявил Вася Славин, выщелкивая из пачки сигарету.
– Чтоб я больше этого не слышал, – мгновенно отреагировал Влад, перетягивающий ремни на скатке со специальной формой.
– Да ла-адно…
– Нет, не ладно! – Рокотов повернулся к чиркающему колесиком зажигалки бойцу. – С таким отношением к делу тебе в горах делать нечего. Кстати, еще есть время передумать и остаться…
– Да что я такого сказал? – Вася недоуменно поднял брови.
– Сам знаешь, – Владислав затянул последний ремень и уселся верхом на скатку. – Как говорит один мой бритоголовый друг – Фильтруй базар!. Ибо от твоей фразочки один шажок до дремучего национализма… Я этого не люблю. У нас не зондеркоманда по зачистке лиц кавказской национальности, а боевой отряд. И мне плевать, у кого какая форма черепа и кто на каком языке думает. Одно дело – мочить боевиков, другое – настраивать себя на то, чтобы валить всех направо и налево. Ясно?
– Ясно, – уныло согласился Славин.
– Когда доберемся до аула, одними боевиками не отделаться, – ни к кому не обращаясь, заявил
