племянницу.
Та рассеянно ответила, что довольна Региной настолько, насколько может быть довольна бессловесными услугами привычного и умного человека.
— Но… в общем она нравится тебе? — настаивала государыня.
Такая настойчивость удивила Анну Леопольдовну, и она нехотя ответила:
— Я очень мало знаю ее и еще меньше желаю знать! Я повторяю вам, что одевает и шнурует она меня ловко, свои обязанности исполняет аккуратно, ничего не забывает, ничто при ней не пропало. А больше я от нее ничего не требую и не желаю!
— Но особой привычки или привязанности ты к ней не чувствуешь?
— Мне было еще некогда привыкнуть к Регине: ведь она так недавно при мне! — ответила Анна Леопольдовна, с грустью вспомнив при этом свою погибшую Клару. — А привязанности к ней я, наверное, никогда не буду иметь, если бы она мне даже сто лет прослужила!.. Регина вообще несимпатична мне!..
Тем временем Юшкова, видимо, пользовавшаяся особым вниманием императрицы, зорко следила за всем, что совершалось вокруг, и старалась как можно меньше сталкиваться с герцогом, который, как ей казалось, все недружелюбнее относился к ней.
Это подозрение вполне оправдывалось; Бирон, привыкший никогда не скрывать своих впечатлений, даже заметил раза два императрице, что ему особенно неприятно ее благоволение к старой камеристке.
Анна Иоанновна отнеслась к этому замечанию строже и неприветливее обыкновенного.
— С которых это пор ты вздумал диктовать мне мои симпатии и антипатии и входить в мои личные женские дела? — полушутя и полусердито заметила она озадаченному фавориту. — Мне помнится, этого прежде за тобой не бывало! Дела государства я всецело поручаю тебе, в твои политические распоряжения тоже мало впутываюсь, а уж распоряжения о моих юбках ты предоставь мне! В этих делах
— Я не смею вмешиваться в распоряжения вашего величества, — обиженным тоном ответил фаворит. — Мне только странным показалось…
— А ты перекрестись, чтобы тебе не «казалось»: кажется только привидение, а от креста всякое привидение исчезает!
Тон императрицы, совершенно новый для фаворита, в первую минуту смутил его, но он, властолюбивый и избалованный постоянным попустительством императрицы, выразил свою досаду дерзким окриком.
— Вашему величеству угодно шутить? — заносчиво заметил он, возвышая голос.
— А ты пользуйся тем, что мне угодно «шутить», — пожимая плечами, ответила ему императрица. — Пока я шучу, со мной ладить можно… Не дай Бог, я шутить перестану, тогда куда труднее станет.
Фаворит был окончательно сбит с позиции. Ничего подобного ему с момента поступления ко двору Анны Иоанновны слышать не приходилось.
— Я нахожу, что из-за такого пустяка, как какая-то негодная горничная, спорить и ссориться не стоит! — слегка растерявшись, заметил он.
— Во-первых, ссориться со мной никому не приходится, потому что равных мне в империи нет, — строго заметила императрица, взглядывая Бирону прямо в лицо. — Во-вторых, Юшкова не горничная, потому что при моем личном штате горничных не полагается: у меня есть камер-юнгферы, а не горничные!.. А в- третьих, — и это главное, — ты опять вмешиваешься в мое женское хозяйство, а я уже заметила тебе, что мне это не угодно…
Она даже не сказала, что не желает этого; она, чуть ли не в первый раз в своем интимном разговоре с фаворитом, употребила выражение «не угодно».
— Я считал своим долгом предупредить вас, ваше величество, что в лице прислужницы Юшковой вы имеете далеко не верную и не преданную вам особу!
— Ты говоришь это с чужих слов и на этот раз очень ошибаешься. Юшкова — человек, быть может, и не хороший, и не особенно надежный, да где их, надежных, искать-то? По крайней мере она не глупа, свой интерес понимает, а на мой разум — если человек не дурак, так с ним всегда поладить можно!.. Юшковой со мной ссориться не расчет и продавать меня выгоды мало!.. При мне ей во всяком случае житье лучше, нежели без меня будет… Ну, поэтому я только и верю ей. Меня оберегая, она сама себя бережет!.. А себе самому кто же враг?
— Не смею спорить с вашим величеством! — чопорным, официальным тоном ответил фаворит, в то же время наматывая себе на ус перемену в тоне и обращении императрицы.
«Здесь новым воздухом повеяло! — сказал себе опытный царедворец… — А мне нового ничего не нужно: мне по-старому не в пример сподручнее!»
Став настороже своих интересов более, чем когда-нибудь, Бирон в то же время устремил свое пристальное внимание на все, близко подходившее к императрице, с целью разобраться в том, кто являлся новым доверенным лицом у прихотливой царицы. Не то чтобы он боялся за свое личное положение и личный престиж — в то и в другое он глубоко и почтительно верил, но он твердо знал, как шатко положение каждого при дворе и, усердно отстаивая свое положение при Анне Иоанновне, в то же время начинал и на принцессу Анну смотреть с большим вниманием и относиться с большей осторожностью.
Между тем его всегдашняя опытность на этот раз изменила ему, и опасность шла именно с той стороны, с какой он меньше всего ожидал ее.
В тот же вечер, когда между царицей и фаворитом происходил вышеприведенный несколько натянутый разговор, к Анне Иоанновне, тихонько и тайно от всех, был проведен начальник Тайной канцелярии граф Ушаков.
Он как будто ждал такого экстренного вызова и нимало не удивился ему.
Императрица встретила его мрачная и сосредоточенная и, пристально взглянув на него, спросила:
— Скажи мне, могу я вполне надеяться на тебя?
Ушаков низко поклонился и твердо и с достоинством ответил:
— Кажется, я годами службы доказал свою верность вашему величеству!
— Знаю!.. Но на этот раз испытание, которое тебе предстоит, выходит из ряда обыкновенных. Мне нужно, чтобы никто — понимаешь ли ты? — никто, без исключения, не знал о том, что мною будет поручено тебе!.. Понял ли ты меня? — спросила императрица, пристально глядя на Ушакова.
— Я герцогу Бирону в верности не присягал, ваше величество! — ответил Ушаков, прямо приступая к вопросу и явно доказывая государыне, что сразу понял значение ее слов.
— Умный ты человек! — невольно улыбнулась императрица. — С такими и дело делать приятно! Ну, слушай же меня внимательно! В свите моей племянницы, принцессы Анны, есть камер-юнгфера Регина Альтан!..
— Приставленная герцогом Бироном и выписанная его светлостью из Риги, — дополнил Ушаков, пристально глядя на императрицу и словно выжидая, что она дальше скажет.
Ловкий сыщик как будто сомневался в том, все ли известно императрице. Во всяком случае он не хотел идти навстречу никакому серьезному доносу и был вполне готов сослужить верную и серьезную службу только всему,
Императрица сразу поняла это и продолжала:
— Регина Альтан, как мне достоверно известно, была там, на родине, близко знакома с герцогом Бироном.
— И состояла в связи с его светлостью в то время, когда герцог Бирон еще не был облечен никаким титулом и никакой властью! — добавил Ушаков так смело и спокойно, что поразил императрицу.
— Тебе… это… раньше известно было? — произнесла она, почти с испугом взглядывая на столь осведомленного сановника.
— Мне все должно быть известно, ваше величество!.. Моя должность такая! — по-прежнему спокойно и уверенно ответил Ушаков.
— Но… в таком случае… как же ты не предуведомил меня?..
— Доносы не лежат на моей обязанности, государыня! — гордо ответил Ушаков. — Да я и не принял бы такого поручения на свою ответственность!.. В моих руках только исполнительная власть, но и в ней я
