дальнейшее решение этого вопроса зависело от воли вашего величества и от согласия принцессы!..
— Ну, о ее согласии не очень-то стали бы заботиться!.. Вот ты попробуй через свою ставленницу подействовать на принцессу. Анна проста в обращении и к своим камер-юнгферам относится как к равным.
— Это распространяется далеко не на всех, ваше величество. Таким доверием и расположением принцессы пользовалась ее камер-медхен датчанка Клара, но ее при дворе уже нет.
При имени Клары по лицу императрицы пробежала тень.
— Я не о мертвых разговариваю с тобой, а о живых! — сердито заметила она герцогу. — Эта твоя ставленница — тоже не русская?
— Она из Риги! — ответил герцог, видимо, недовольный возвращением разговора на ту же тему. — Но если вы, ваше величество, ее имеете в виду, говоря о лицах, могущих иметь какое бы то ни было влияние на принцессу, то я обязан предварить вас, что такая надежда ровно ни на чем не основана. Принцесса не оказывает Регине никакого особого благоволения.
— А напротив, даже прямое неблаговоление показывает по ее адресу. Это мне тоже известно! — сказала императрица.
Бирон покраснел.
— Ваше величество, вы от самой принцессы изволили получить это сведение? — спросил он.
— Да, Анна сама сказала мне, что чувствует очень мало симпатии к рекомендованной ей камеристке!
— Вероятно, главным образом оттого, что эта рекомендация шла от меня? — зло усмехнулся фаворит.
— Этого она не объясняла мне! — спокойно ответила императрица.
— Это и так понять нетрудно! Я тоже не имею счастья пользоваться особыми симпатиями принцессы Анны.
— Ну, с простой камеристкой тебе на одну доску становиться неприлично! — пожала плечами государыня. — То — ты, а то — она!..
— Вообще мне кажется, что разговору о таком ничтожном предмете отведено слишком много времени, — серьезно заметил герцог.
— А что? Разве тебе этот разговор почему-нибудь не по душе? — спросила императрица, пристально взглядывая в глаза Бирону.
— Он просто скучен мне, и потому я беру на себя смелость напомнить вашему величеству, что вы осведомлялись о ходе построек и о вызванных ими расходах.
— О постройках ты уже сказал мне все, что нужно, относительно же расходов я вполне доверяю тебе, ты ведешь всему строгую отчетность. Ведь, кажется, среди воздвигнутых флигелей есть даже один, специально посвященный твоим отчетам и проверкам?
Анна Иоанновна произнесла эти слова совершенно спокойно, но в герцоге они почему-то вызвали смущение, и он спустя несколько минут откланялся, предварительно осведомившись, не нужен ли он будет императрице.
— А что?.. Разве ты отлучиться собираешься? — осведомилась она.
— Сегодня нет, но завтра или послезавтра мне действительно предстоит поездка в Петербург.
— Надолго?
— Нет, на несколько часов… Я в тот же вечер вернусь, но, быть может, уже поздно!..
Императрица не ответила ни слова, но когда спустя два или три часа после его ухода к ней вошла Юшкова, чтобы предупредить ее о том, что Регина Альтан хочет проситься на следующей неделе со двора, то она не высказала ни малейшего удивления, а просто сказала:
— Я знала это!
Юшкова была сильно озадачена. Она думала, что докажет государыне свою полную преданность и вместе с тем даст доказательство замечательной проницательности и полной осведомленности обо всем, что совершается во дворце, а вместо этого новость, сообщенная ею, оказалась уже известной императрице.
Юшкова сразу почуяла какое-то враждебное соперничество, и ее сердце закипело злобой и местью.
— Видимо, не угодна нашей матушке-царице служба верных, преданных рабов ее! — слезливым голосом заговорила она. — Нашелся у меня лихой ворог, который преданнее меня стать хочет, мои заслуги хочет на себя взять!..
— Успокойся, Аграфена! — нетерпеливо ответила императрица. — Никакого «лихого ворога» у тебя нет, и о намерениях немки я узнала совершенно случайно от лица, которое с тобой в соперничество никак не пойдет! Мне сам герцог проговорился об этом!
Лицо Юшковой просветлело.
— Господь внушает всем стать и покориться под нози[2] вашего величества! Сами себя выдавать спешат, чтобы возвеличить вашу силу и славу! — складывая руки, как на молитву, проговорила она.
— Ты только узнай мне точно день и час назначенного свидания. Я твои слова проверю и примерно награжу тебя, если ты действительно мне верную службу сослужишь.
— А если его светлость проведает? — тоном глубокой боязни произнесла камеристка.
— Об этом не беспокойся! За верную службу мне никто еще никогда не отвечал и мои верные слуги не пропадали от роду родов! Такое и приключиться никогда не может. Ступай!.. Я буду ждать твоего уведомления. Немка станет отпрашиваться не то завтра, не то послезавтра; это еще не решено…
— Так, матушка, так! — воскликнула Юшкова, не на шутку пораженная осведомленностью императрицы и неосторожностью проболтавшегося герцога.
Следующий день прошел томительно и скучно; императрице сильно нездоровилось, и герцог, навестивший ее два раза на дню и каждый раз пробывший по часу, казался тоже сильно озабоченным и расстроенным.
Окружавшие императрицу лица приписали это тревоге герцога за здоровье императрицы, но сама она поняла настоящую причину его волнения, и это еще усугубило ее недуг.
Шут Голицын, вошедший при герцоге, предложил императрице попользовать ее иноземными травами, от которых, по его словам, от всякого недуга облегчение получается.
— Оставь, дурак! — нехотя рассмеялась государыня. — Какие там у тебя еще средства выискались? Откуда ты их взял?
— В немецких лесах набрал, матушка Анна Ивановна! — подмигнул шут. — Сам выбирал, сам сушил, сам и нашептывал. Немецкие травы пользительные… не нашим чета!.. С них разом все как рукой снимет!.. И не пикнет никогда тот человек, который ими попользоваться согласится.
— А сам ты эти травы пивал? — обратился к нему герцог, бросив на него гневный взор.
— Нет, батюшка… Куда мне! — замахал руками шут. — Это не про нас, грешных, писано! Не для нас все травы собираются, не на нас они и расходуются. Это — барские травы… сиятельные да владетельные; их только барский желудок принять может.
— Да ведь и ты когда-то барином был. А ежели не ты, так твои предки и родственники, — презрительно бросил ему Бирон.
Шут махнул рукой и со вздохом произнес:
— Мало ли кто чем был, твое герцогское величие! Если бы все свое прошлое помнили да по нем жизнь свою строили, так не то и было бы!.. А у нас, на Руси, как? Сел за стол, и ноги на стол. Был псарем, а тут с царями считаться да брататься стал!.. Нешто может умный человек свое прошлое в счет и рассуждение ставить? Никак этому быть невозможно. Непорядки ты говоришь, а еще светлостью прозываешься! — и, прокричав петухом и трижды перевернувшись пред герцогом, Голицын кубарем выкатился из комнаты.
— Скоро ли вы бросите эту манеру держать при своем дворе шутов? — заметил Бирон по уходе Голицына. — Где, кроме России, можно еще встретить такое унижение человечества?
— Ну, и не так унижаются люди! — заметила в ответ ему императрица. — Это еще куда ни шло! Голицын от голода в шуты пошел… есть захотел… так и стал шутом!..
— Это не извинение! — пожал плечами фаворит. — А впрочем, я так только вам заметил. Я знаю, что
