переубедить вас в этом отношении трудно.
— Да и не в этом одном! — подчеркнула императрица. — Я к старости вообще упряма становлюсь. Вот люди говорят, что я и за тебя-то держусь больше из упрямства!
— Я не считаю это недостатком: я сам упрям, — ответил Бирон.
— То-то мы с тобой в последнее время и стали частенько сталкиваться! — с видом напускного добродушия заметила Анна Иоанновна. — Ну, а насчет отчетов как же мы с тобой порешим? Приготовил ты мне их или нет еще?..
Бирон подозрительно взглянул на государыню и, сдвигая брови, спросил:
— Ваше величество, вы перестали доверять мне?
— Вот вздор какой! Ты сам говорил, что постройка к концу близится, надо же перед концом все счеты свести. Ты эти дни свободен, вот и занялся бы этим на досуге.
— Нет, завтра или послезавтра мне придется непременно отлучиться.
— Да, я и забыла… ты говорил мне. Ну, послезавтра посмотришь, если завтра тебя дома не будет.
— Нет, я скорее завтра займусь этим, а послезавтра и съезжу в Петербург.
— Ну, как знаешь! — проговорила императрица с видом такого невозмутимого спокойствия, который и опытного и осторожного герцога обманул.
«Не замечает старуха!» — непочтительно подумал про себя герцог, откланиваясь своей повелительнице.
«Хитрит предатель!» — пронеслось в уме императрицы, проводившей его подозрительным взглядом.
XVIII
НОЧНОЙ ДОКЛАД
Следующий затем день прошел грустно и тоскливо. Погода выдалась пасмурная, и императрица, под предлогом усилившейся головной боли, вовсе не выходила из своей комнаты.
Немец Фишер, призванный к ней Бироном с утра, по своему обыкновению настаивал на том, что ее величество простудилась и что ей может помочь только усиленный прием хины. Португалец Санхец, которого многие в то время считали колдуном и лечение которого подходило к настоящему занятию гипнотизмом, упорно уверял, что императрица расстроена и что ей следует прежде всего успокоиться, всячески убедив себя, что волноваться и расстраиваться нечем и что то, что беспокоит ее, — вздор и пустяки.
Сама Анна Иоанновна молчала, и из всех лиц, окружавших ее, только одна Юшкова догадывалась, что не кто иной, как она сама, была причиной расстройства императрицы.
Пред вечером принцесса Анна прислала спросить, может ли она навестить тетку, и, придя к ней и оставшись с ней наедине, сказала:
— Вы говорили мне, тетушка, чтобы я предуведомила вас, когда моя новая камеристка со двора попросится. Она заявила мне, что завтра после обеда ей необходимо съездить в Петербург и что она вернется очень поздно, если только вообще вернется.
— Вот как? Стало быть, она и заночевать в гостях собирается? Это что-то совсем новое!
— Но, тетушка, это так далеко! А собирается она только после обеда.
— Ну да, конечно!.. Раньше ей не нужно! — как бы про себя проговорила императрица. — Что ж ты ответила ей на ее просьбу?..
— Я сказала ей, что лично ничего не имею против ее отлучки, но что вы приказали доложить вам об этом.
Императрица сделала жест нетерпения.
— Зачем ты рассказала ей это? — почти крикнула она.
Анна Леопольдовна с удивлением взглянула на нее и спросила:
— Чего же мне это от нее скрывать было?
Во время этого разговора вошел герцог.
Он почтительнее обыкновенного поклонился принцессе, которая ответила ему своим обычным холодным поклоном, и попробовал пошутить:
— О чем у вас тут речь идет?
— Ни о чем! — поспешила ответить императрица, видимо, боясь, чтобы Анна Леопольдовна не проболталась опять.
— У меня отчеты готовы! — сказал Бирон. — Угодно будет вам, ваше величество, сегодня вечером рассмотреть их?
— Ты их в своем этом «проверочном флигеле» просматривал?
Бирон поднял голову. В тоне, каким были сказаны эти слова, ему послышалась особая интонация: как будто императрица хотела этим намекнуть на что-то.
— Да, я всегда в конторе свожу все счета по постройке, — ответил он. — Как мне в кабинет таскать все эти кассовые и иные книги, и далеко, и тяжело, и неспособно. Да и стол они мне весь завалят.
— Как ты оправдываешься! — пожала плечами императрица. — Как будто я тебя упрекаю в чем- нибудь.
— Тон вашего величества с некоторых пор так часто звучит неудовольствием и выговором.
Императрица не ответила ни слова, а только взглянула в сторону герцога, но в этом взгляде был целый разговор. Наконец она произнесла:
— Сегодня я немного устала. Я предпочитаю отложить эту твою проверку до завтра.
— В таком случае рано утром, потому что тотчас после обеда я уеду в Петербург.
— Что у вас там случилось в Петербурге? — насмешливо осведомилась императрица. — Всех туда сразу потянуло.
— Кого же это всех? — спросил Бирон своим высокомерным тоном.
Он был недоволен тоном императрицы, в особенности потому, что свидетельницей разговора была принцесса Анна, все зорко замечавшая.
Императрица как будто не заметила досады, которая звучала в его вопросе, и спокойно сказала:
— Да вот Анна пришла сообщить мне, что ее новая камеристка — та, что ты из Риги выписал, — тоже в Петербург на завтра отпрашивается.
Принцесса с любопытством подняла свой взор на тетку. Она поняла, что та говорила неспроста. Но что мог означать весь этот не понятный для нее разговор?
Бирон, напротив, тотчас же понял намек императрицы, и в его душе шевельнулось тревожное чувство.
— Что же ее высочество нашла интересного в том, что ее камер-медхен со двора собралась? — проговорил Бирон своим обычным пренебрежительным тоном.
— А я разве сказала вам, что это интересно? — подняла на него Анна Леопольдовна спокойный и холодный взор.
Императрица поспешила прервать разговор.
— Ты не видала новых аллей, которые разбиты в парке? — обратилась она к принцессе. — Вот герцог говорит, что они очень красивы!..
— Нет, я на постройке одна, без вас, ни разу не была! — ответила Анна Леопольдовна.
— Это тем более жаль, — обращаясь в ее сторону, заметил герцог, — что вам должны быть интереснее, нежели кому-нибудь, подробности всех возводимых построек.
— Почему именно мне это должно быть так интересно?
— Потому что дворец, по приказанию ее величества, так спешно отстраивается именно ввиду скорой свадьбы вашего высочества!
Анна Леопольдовна ответила Бирону холодным взглядом. Она хорошо понимала, что герцог говорил это ей назло, и не хотела показать ему, что он достиг цели. Разговор был прерван появлением шута, князя
